С одной стороны, власть создана по воле Бога для исполнения нравственного закона принудительными средствами.

С другой стороны, существование власти - следствие греховности людей, не готовых жить под непосредственным руководством Бога. Создание власти Богом - дань людской слабости, их выбора того строя, в котором возможны эгоистические порывы, удерживаемые не только совестью, но и силой государственного закона.

Существование власти по воле Бога возлагает на царство обязанности по духовному воспитанию общества - борьбе со злом, ограждению веры и сохранению ее в неприкосновенности. Вместе с тем, Иван Грозный отрицает возможность смешения государственной и церковной властей. По мысли царя, функции царя и духовенства должны быть строго разделены. Духовенство радеет о спасении души и предается отшельничеству - спасению собственной души, а царство направлено на поддержание порядка и нравственности в обществе, среде других верующих. Принцип непротивления злу силой Иван Грозный ограничивает пределами деятельности ^[174]

духовенства. Государство же должно активно

противостоять злу, бороться с внешним врагом, преступником или изменником. В послание 324Н. Курбскому Иван IV указывает: «Но одно дело - спасать свою душу, а другое дело - заботиться о телах и душах многих людей; одно дело - отшельничество, иное - монашество, иное - священническая власть, иное - царское правление. Отшельничество подобно агнцу беззлобному или птице, которая не сеет, не жнет и не собирает житницы; монахи же хотя и отреклись от мира, но имеют уже заботы, подчиняются уставам и заповедям... царской же власти позволено же действовать страхом и запрещением и обузданием, и строжайше обуздать безумие злейших и коварных людей. Так пойми же разницу между отшельничеством, монашеством, священничеством и царской властью. И разве достойно царя, если его бьют по щеке, подставлять другую?»^[175].

В этой части Иван Грозный близко примыкает к нестяжателям, которые отрицательно относились к смешению царства и священства, проникновению в те ниши, которые для светской и духовной властей изначально закрыты. Конечно, такое разделение не означает возможности взаимодействия церкви и государства, их взаимной поддержки и в мирских и духовных делах по принципу симфонии властей. Но, подмена церкви и государства друг другом недопустима, поскольку тогда либо церковь станет казенной, формальной, государственной и потеряет свое духовное значение, а государство будет безгранично вмешиваться в вопросы веры и духа человека, порабощая человека. Либо церковь, подчинив себе государство, приобретет для себя несвойственные функции государства, став мирским институтом.

Область человеческого духа, веры, убеждений в российской правовой традиции рассматривается как сфера духовной жизни, доступной лишь церкви с ее

ненасильственной формой воздействия на человека. Для государства духовная свобода человека не может быть предметом вмешательства и преследования. В ней государство бессильно что-либо изменить или исправить. Говоря юридическим языком, нестяжатели были активными борцами за недопустимость юридической ответственности за голый умысел, его обнаружение - по принципу «мысли не наказуемы».

С другой стороны, в русской традиции отрицается возможность главенства государства в делах церкви, когда государь подчиняет себе духовною власть и превращает церковь в орган государства.

π ~ 200

Синод, исполнявший волю императоров в церковных делах . Известный специалист по церковному праву дореволюционной России А.С. Павлов писал: «В истории отношений русской церкви к государству довольно резко отличаются три периода. Первый - от начала христианства на Руси до утверждения московского единодержавия в XVI в.: это период наибольшей церковной самостоятельности, когда церковь в духовноиерархическом отношении зависела от константинопольского патриарха, а для мирских прав своих находила поддержку, с одной стороны - в могущественном влиянии духовенства на правительство и общество, с другой - в недостатках удельновечевой системы. Второй период - от начала московского единодержавия и до Петра Великого. В этот период отношения между духовной и мирской властью, с одной стороны, получают большую определенность, с другой - ^[176] характеризуются решительным стремлением правительства подчинить церковь своему определяющему влиянию. Третий период - от Петра Великого или учреждения Святейшего

Синода до настоящего времени. Этот период политического

201

господства государства над церковью» .

Идеологически роль государства в делах веры и церкви обосновал архиепископ Феофан Прокопович. Исследователь жизни и трудов Феофана Прокоповича В.Г. Смирнов так раскрывает суть реформ Петра и его сподвижника Феофана: «В первой части Духовного Регламента 1720 г. с обескураживающей откровенностью Феофан объяснял причины замена патриаршества Духовной коллегией: «Дабы у простого народа не возникал соблазн видеть в патриархе некое второе лицо в государстве, почти равное первому, ибо нет царства, которое бы не разорилось бы, будучи в обладании попов». Тут же поминался «русский папа» Никон с его замахами подчинить себе царя. Главный вывод: церковь не

может быть государством в государстве, а должна жить по

202

единому с прочим народом закону» .

Петровские реформы реализовали протестантский принцип взаимоотношений церкви и государства - ^{[177] [178] государственную церковь, в котором чья власть - того и вера. Церковь в таком государстве становится частью государственного механизма, а в жизнь проводится идея свободы совести, за которой скрывается борьба с верой и секуляризация общественной и государственной жизни. Реформы Петра I, сопровождавшиеся гонениями на церковь и секуляризацией церковных земель при Екатерине II, лишали власть внешнего духовного цензора. Вместе с тем, государство практически полностью отказалось от использования исходящих их православного вероучения соборных механизмов управления и разрешения конфликтов. В результате государственная политика российских императоров до XIX в. была антинародной, антитрадиционалистской и нарушавшей разумную меру - в мелочной регламентации общественной жизни, вмешательстве в вопросы духовной жизни, освобождении дворян от службы при сохранении крепостного права, заимствовании европейских правовых институтов, не приживавшихся в российских условиях, формирование не имевшей корней в русской правовой культуре правовой науки и т.п. Государство потеряло живую и органическую связь с народом и почвой, которую ранее обеспечивала церковь и соборные институты - Земские соборы. В таких условиях власть стала строиться по типу абсолютной монархии, потерявшей связь с верой и душой народа и принимавшей решения без опоры на соборное мнение общества. Церковь была лишена патриарха и Поместных Соборов, замененных искусственным подобием соборов - коллегией, а потом и Синодом, возглавляемым светским лицом - обер-прокурором.}

Лишь в XIX - начале XX вв. постепенно отношения церкви и государства стали возвращаться к исконным традициям - раздельности, независимости сфер деятельности (мирской и духовной) и соработничеству духовной и светской властей. По настоянию и авторитетным советам ряда консерваторов, в том числе Л.А. Тихомирова, Николай II принял решение о подготовке предсоборного присутствия, которое должно было решить вопрос о возрождении патриаршества. Однако, смута и разномыслие, политические интриги не позволили состояться такому решению. В результате только в ходе революционных событий Русская Православная Церковь смогла провести Поместный Собор и вернутся к канонической форме управления церковью - патриаршеству.

Преобладание российского государства в вопросах церковной жизни и веры резко осуждалось консерваторами. На их взгляд наиболее совершенен такой порядок, при котором церковь и государство не поглощают друг друга, имеют собственную сферу действия, но в тоже время не отделены непреодолимой пропастью, как в современных светских государствах. По сути дела охранители воспроизводят православную концепцию симфонии государственной и светской властей - идею их взаимодействия и взаимной поддержки. Как писал архиепископ Серафим (Соболев): «В силу симфонии византийские императоры прежде всего действовали, как Божественные стражи и охранители православной веры, оказывая Церкви свое покровительство в ее борьбе с еретиками»^[179].

Идея относительной автономии и существования особых сфер деятельности для церкви и государства была заложена еще в святоотеческой литературе и наиболее ярко прозвучала в идее Августина Блаженно о двух градах - граде Небесном, который на земле олицетворяет церковь и граде земном - государстве. Э.Ю. Баскин, анализирующий идеал власти в святоотеческой литературе, пишет: «В идеях Отцов Церкви содержится и более глубокая мысль, которая носит принципиальный характер для всего человечества: невозможно и недопустимо ни подчинение церкви государству, ни, наоборот, подчинение государства церкви. К сожалению, эта идея на протяжении многих столетий и вплоть до наших дней неоднократно искажалась. И церковные иерархи, и светская власть многократно отступали от нее, но результаты всегда оказывались губительными и для церкви, и для государства. Идея эта, как показало Новое время, является столь же справедливой и в отношении любых других организаций, например политических партий, стремящихся подчинить своей власти государство. Их власть над государством всегда оборачивается трагедией и для них самих, и для государства, и для общества»²⁰⁴.

Митрополит Иоанн, относивший к столпам русской государственности самодержавие, соборные институты и симфонию государственно-церковных отношений, указывает: «Церковь, как власть духовная, наряду с властью светской служит одной из опор национальной государственности: не смешиваясь, впрочем, и не подчиняясь ей. Исторический опыт свидетельствует, что такое взаимное разделение и гармоничное сочетание властей есть непременная черта богоугодного

205

государственного устройства» . ^{[180] [181]}

Симфония церковной и государственной власти стала формироваться в Византии, где получила легальное закрепление в государственно-церковном законодательстве. Впервые принцип симфонии прозвучал в преамбуле к 6 новелле Императора Юстиниана: «Величайшие блага, дарованные людям высшей благостью Божией, суть священство и царство, из которых первое (священство, церкованя власть) заботится о божественных делах, а второе (царство, государственная власть) руководит и заботится о человеческих делах, а обо, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничего не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу. И если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие между ними во всем, что служит на пользу и благо человеческого рода. Поэтому мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства, надеясь получить чрез это великие блага

T- 206

от Бога и крепко держать те, которые имеем» . ^[182]

Приведенная характеристика симфонических отношений государства и церкви заложила общий принцип государственно-церковных отношений, не предопределяя формально-определенных границ во взаимоотношений двух институтов, поскольку природа симфонии вряд ли может получить адекватное нормативное закрепление. Еще более аллегорических и абстрактным является формулировка симфонии в Эпаногоге, памятнике византийского права IX в.: «Мирская власть и священство относятся между собой, как тело и душа в живом человеке. В связи и согласии их состоит благоденствие государства».

Поскольку русское право восприняло источники византийского государственно-церковного законодательства, постольку принцип симфонии церкви и государства стал официально признаваемым в России, в особенности после утверждения концепции «Москва - Третий Рим». Юридическое выражение и государственное признание в России симфония церковной и государственной властей нашла приговоре Большого Московского Собора 1666 - 1667 гг.: «Да будет признано заключение, что Царь имеет преимущество в делах гражданских, а Патриарх - церковных, дабы таким образом

сохранилась целой и непоколебимой во век стройность

207

церковного учреждения» .

Симфония презюмирует, что государство и церковь обладают относительной автономией по отношению друг к другу, самостоятельными сферами деятельности, тем самым ограждая общество от двух крайностей - превращения церкви в институт навязывания веры силой и вмешательства государства в духовные дела. Симфония гарантирует общество от тоталитарных тенденций и посягательства на свободу совести.

Нужно признать правоту Р.В. Насырова, который сформулировал общую закономерность: «разделение и сосуществование двух властей - духовной и государственной - гарантия от излишней этатизации общественной жизни, а смешение этих властей, как известно, является признаком тоталитарного государства. Одной из причин известных трагических фактов и периодов российской истории (вплоть до XX века включительно) можно считать проявление этой закономерности»^{[183] [184]. Ослабление духовной власти, отделение государства от церкви приводит к расширению сферы функционирования государственной власти, вплоть до духовного мира личности и подавлению свободы нравственного выбора человека.}

Симфония духовной и государственной властей как принцип и политико-правовая практика не может быть объяснена с рациональных позиций. Симфония, созвучие, гармония властей определяется иррациональностью сознания верующих и реалиями политической практики. Поэтому заранее определить меру, границу взаимоотношения церкви и государства невозможно. Симфония церковной и светской властей допускает соработничество и взаимопроникновение церкви и государства в дела веры и земной жизни общества. Сферы действия церкви и государства постоянно пересекаются, поскольку жизнь человека протекает одновременно в двух измерениях - духовной и материальной. Мера взаимного соприкосновения определяется ситуативно, соизмерением решения и действия властей с совестью как гласом Божиим. С одной стороны, идея симфонии властей накладывает ряд обязанностей на церковь в сфере власти:

1)