<<

ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕР с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в.

Наука. 1975

Имеется в виду поэма «Остров, или Кристьен и его товарищи».

Vive Liberta и Век Просвещения, 2009

Эта выразительная поэма возвращает нас как бы к исходному пункту круга в развитии идей естественного права и естественного состояния Она начинается с легенды о золотом веке, весьма примитивной и бедной социальным содержанием.

Эта легенда у греческих и римских мыслителей превращается в рационалистическую теорию. B XVIII в. она вырастает в законченную и продуманную философию человеческого общества под пером французских и английских коммунистов и эгалитаристов.

Достигнув своего высшего развития, теория, преломившись через призму художественного воображения великого поэта, вновь принимает Старую форму легенды.

1 «Свиньями» вожди реакции презрительно называли народные массы.

Дополнительно к этой главе: Дж.Рюде. Народные низы в истории, 1730-1848 гг. Англия в 18 в. Переход к промышленному производству. Промышленная Британия

СОЦИАЛЬНЫЕ ИДЕИ В.ГОДВИНА

Вильям Годвин (1756—1836) получил основательное религиозное образование. Его отец был кальвинистским проповедником, и сам он готовился к духовной карьере. После нескольких лет пасторского служения в мировоззрении Годвина — под влиянием просветительной литературы XVIII в., в первую очередь французской — произошел крутой перелом. B начале 80-х годов Годвин порвал с христианской религией. K периоду расцвета своей литературной деятельности он пришел, будучи уже последовательным атеистом, материалистом и детерминистом, хотя следы кальвинистской школы все же и в это время чувствуются у Годвина как в общем логическом стиле рассуждений, так и в характерных для него формулировках моральных принципов, зачастую напоминающих то тексты евангелия, то проповеди «отцов церкви».

Громадное впечатление произвела на Годвина встреченная им с энтузиазмом Великая французская революция. Годы революции — годы расцвета его таланта. Литературное наследие Год-вина весьма обширно. Самое яркое и самое глубокое его произведение — «Рассуждение о политической справедливости» в двух томах1. Вышло оно в свет в момент наивысшего подъема политического радикализма в Англии, в 1793 г., и является одним из своеобразнейших и интереснейших отзвуков французского просвещения и французской революции в английской литературе.

Критическое отношение к существующим социальным и политическим порядкам сложилось у Годвина, несомненно, за много лет до его работы над «Рассуждением о политической справедливости». На дальнейшее развитие его политических идей оказали, по его словам, влияние Свифт, Гольбах, Гельвеций, Руссо. Непосредственным толчком, побудившим Годвина изложить свои взгляды в виде законченной и последовательной системы, послужил, по-видимому, выход в свет в 1790 г. антиреволюционного памфлета Берка «Размышления о Французской революции». После «Рассуждения о политической справедливости» литературная деятельность Годвина продолжалась еще около 40 лет. Его перу принадлежит ряд романов (лучший из них «Калеб Вильямс»), работы публицистического и исторического характера. Но ни одно из его последующих произведений по своему значению не может идти в сравнение с «Рассуждением о политической справедливости».

Основным принципом «Рассуждения о политической справедливости» служит у Годвина идея всемогущества человеческого разума. Учение Годвина можно считать образцом самого последовательного применения рационалистического метода к исследованию проблем социальной и политической жизни.

K деятельности разума сводится у Годвина вся психическая жизнь людей. B сущности для Годвина человек — только мыслящий механизм. Разум определяет все поведение человека. Разум в человеческой природе — суверен. Его власть над человечком такова, что человек не может уклониться от его повелений. Сознание — ряд мыслей. Человек вовсе не является рабом своих страстей. Страсть — понятие неопределенное. То, что люди называют страстью, — только живая и яркая мысль. Желание, говорит Годвин, — это мысль, созревшая для действия2.

Человеческий ум работает в строгом соответствии с законами причинности. Человек имеет две способности: воспринимать впечатления среды и мыслить. Впечатления среды — необходимая пища для мыслительного аппарата. Без них он пуст, а человек — ничто3. Человек не приносит с собой никаких врожденных идей. В умственном отношении он является целиком продуктом среды и обстоятельств4. Только среда делает человека добрым или злым, утверждает

Печатается по тексту вступительной статьи в кн.: В.Годвин. О собственности. M., 1958, стр.5—51. В настоящем издании опущены разделы, характеризующие экономический, социальный и политический строй Англии второй половины XVIII в. Эти вопросы подробно рассматриваются в предыдущей статье — «Социалистические идеи в Англии XVIII в.». Анализ социальных идей Годвина содержится также в статье В.П.Волгина «Годвин, Уильям». — БСЭ, т.17, 1930, стр.374—377.

Годвин, повторяя положение, высказанное до него французскими материалистами XVIII в. Чтобы создать хороших людей, надо создать хорошую среду. Под средой Годвин разумеет в первую очередь среду моральную — учреждения, законы, воспитание; влиянию физической среды (климата и т.п.) Годвин не придает столь существенного значения.

Для будущего человечества организация среды имеет первостепенное значение. При несовершенных жизненных условиях человеческий разум пропитан предрассудками и заблуждениями — в здоровой среде человеческий разум, а следовательно, человечество, вообще будет здоровым. Здоровой же можно назвать среду тогда, когда в управлении обществом господствуют принципы разума и морали. B этом и состоит политическая справедливость5. Годвина вдохновляют колоссальные успехи человеческого разума на путях открытия законов физического мира. Человек, восторженно восклицает он, научился предсказывать затмения, взвешивать воздух, объяснять явления природы, не оставляя никакого места чудесам6. Это укрепляет у Годвина надежду на возможность такого же успеха в изучении общественных отношений. Если люди могли получить власть над внешним миром, постигнув его законы, то они, открыв законы социальной среды, могут получить власть и над нею. Справедливый порядок — порядок, соответствующий требованиям разума. Его законы могут быть открыты человеческим разумом, как всякая другая истина.

При всем различии существующих мнений истина вечна и всегда едина. Следовательно, существует только один истинный общественный порядок, естественный для человечества и пригодный для общества всегда, независимо от условий времени и места. Разум, свободный от невежества и ошибок, неизбежно должен прийти к его признанию. Управление вовсе не должно быть приспособляемо к характерам, привычкам и предрассудкам наций7. Разнообразие в формах правления не есть счастливый результат мудрости народов. Оно — результат путаницы в понимании политической истины.

С точки зрения разума высшим принципом деятельности человека является принцип всеобщего благосостояния. Этот закон вытекает из сущности человеческой природы: физическое и интеллектуальное сходство индивидов между собою обусловливает гармонию их интересов. Принцип гармонии личного с общественным затемняется или проясняется в нашем сознании в зависимости от внешних обстоятельств. Цель разумной политики — не противопоставлять интересы людей, а содействовать их сочетанию8. С развитием просвещения понимание этой истины неизбежно растет. Истинный мудрец всегда стремится к благосостоянию целого. Разумный человек должен всегда взвешивать, какой из его актов принесет большее благо наибольшему числу людей. B этом его единственный долг, его единственный интерес.

Различия в поведении людей восходят к различиям в их суждениях; различия в их суждениях определяются, продолжает Годвин, развивая свою мысль о влиянии среды, главным образом различным воздействием, оказываемым на них существующими в обществе учреждениями. Учреждения формируют души людей, говорит Годвин, но они, будучи всесильны для зла, бессильны для добра. Порочные учреждения создавали и создают порочных людей. Сомнительно, полагает Годвин, чтобы заблуждение могло долго держаться и стать страшным, если бы ему не оказывало поддержки правительство. Если история человечества являлась до сих пор историей его пороков и преступлений, то ответственность за это лежит на правительствах и на законах9. Но будущее человеческого общества не безнадежно: если учреждения воздействуют на мнения и нравы людей, то те, в свою очередь, воздействуют на учреждения10. Правительство, извращая естественные склонности ума, учит нас искать совершенство не впереди, а позади, не в новшествах и в улучшениях, а в робком почтении к решениям наших предков, как будто ум не прогрессирует, а деградирует11. Но человеческий ум способен к бесконечному

совершенствованию; способны к совершенствованию и общественные порядки. Естественное стремление человечества — двигаться вперед. Способность к совершенствованию — один из самых характерных признаков человеческого рода12.

Существующая система законов основана на насилии и не соответствует требованиям принципа всеобщего благосостояния. Она не только излишня, но и вредна для общества. Она служит прикрытием для угнетения. Освободите людей от связывающих их оков — предрассудков, нравов, учреждений, законов, предложите им рассуждать и судить — и они станут совершенно другими. Законы основываются на знании прошлого, но жизнь есть движение и новое. Справедливость и прогресс требуют, чтобы к различным действиям применялись различные правила. Этим требованиям может отвечать лишь свободный человеческий разум. Разум — наш единственный законодатель. Его принципы в противоположность писаным законам всегда и везде одни и те же. Так как разум является основой морали и призван руководить человеческими действиями, то никто не вправе издавать в виде закона то, что не признается за закон вечной справедливостью.

B организованном обществе законы представляют официальную истину, которую человек вынужден считать абсолютной. Наличие этой официальной истины усыпляет человеческий разум и мешает ему видеть несправедливость существующего порядка. Если законы воспроизводят

указания разума, они бесполезны; если они противоречат его указаниям, они чудовищны, ибо скрывают от человека естественные законы.

Люди, признает Годвин, в настоящее время несовершенны. Их разум затемнен ошибочными мнениями и ложными законами. Но какие бы беды ни происходили от людских ошибок, установление постоянных законов, ограничивающих свободу человеческого разума, не может быть спасительным средством против этих ошибок суждения. Законы, создавая неблагоприятную для деятельности разума среду, сами содействуют искажению и ошибкам разума. Чтобы разум пробудился во всей своей силе, ему необходимо предоставить полную свободу. B связи с этим следует отметить, что в борьбе против всех сил, ограничивающих свободу разума, Годвин восстает не только против общественных учреждений и законов, он восстает даже против таких моральных принципов человеческого поведения, как любовь к семье, благодарность, верность данным обещаниям. Все это принципы, способные исказить строгость и последовательность человеческих суждений. Освобождение разума делает из человека собственного законодателя. Индивид, повинующийся только своему разуму, не может не быть добродетелен и справедлив, ибо разум неизбежно ведет его к цели общественного блага.

Индивид в учении Годвина является в сущности как бы отдельным независимым государством, в котором разум служит одновременно и законодательной, и исполнительной, и судебной властью13. Общество не имеет никаких прав на индивида, исключая те, какие предоставил ему сам индивид. Все то, что не служит благу индивида, должно быть отвергнуто. Права индивида неприкосновенны. Однако он не должен, полагает Годвин, воображать себя принадлежащим только самому себе. Он принадлежит великому целому, он составляет часть единой великой общины — человечества. Для выполнения его долга по отношению к общине, необходимо, чтобы любовь к целому у индивида стала господствующей страстью. Так своеобразно сочетает Годвин в своем учении крайний политический индивидуализм с возвышенным моральным гуманизмом.

При полной свободе развития разума люди скорее поймут, что источник блага каждого — в общем благосостоянии. И поняв это, они неизбежно освободятся от всех тех пороков, которые навязаны им строем искусственных законов. Нет такого извращения суждений, которое могло бы сопротивляться устанавливаемой разумом истине. Единственная задача законодателей и философов — очистить поле для действия разума.

Отметим, что, исходя из принципа полной свободы развития индивидуального разума, Годвин склонен отвергать даже национальную организацию воспитания, как систему, унифицирующую индивидуальные суждения и тем тормозящую развитие человеческого духа. Национальное воспитание — одно из мощных средств в руках политической власти, средств, помогающих ей увековечить свое господство.

C такими рационалистическими посылками подходит Годвин к Критике основных установлений общества — государства и собственности. Государство, по мнению Годвина, есть одно из учреждений, наиболее противоречащих требованиям общего блага, наиболее препятствующих нормальному и свободному развитию разума. Законы чаще всего создаются одним классом и предназначены к тому, чтобы укреплять его господство. Существующая система проникнута «бесстыдным мистицизмом». Ее сторонники уверяют, что она носит священный характер и не подлежит критике. Но на самом деле она служит лишь приспособлением для увековечения неравенства и рабства14, прикрытием для угнетения15. Естественно, что высшие сословия, которые получают пользу от правительства, являются врагами свободы. Государственные учреждения — всегда орудие власти одной части общества над другой16. Они поддерживают политическую несправедливость. Правительство всегда попирает самостоятельное суждение и совесть индивида, какова бы ни была форма правления: монархическая, аристократическая или демократическая. Принуждение же несовместимо никогда с суверенитетом человеческого разума. Демократия, утверждает Годвин, также имеет свои недостатки, развращающие разум и характер людей; но она имеет одно значительное преимущество — предоставляет большую свободу развитию человеческого духа, облегчает человечеству путь к совершенствованию17. Однако подлинный моральный прогресс невозможен, пока существуют правительства. C каким восторгом, восклицает Годвин, всякий друг человечества смотрит вперед, предугадывая период, когда

государство, этот грубый механизм, вечная причина пороков человечества, будет полностью

18

уничтожено .

Не следует, однако, думать, что Годвин вместе с государством подвергает осуждению общество. Общество есть, по его мнению, естественная форма жизни людей, связанная с их потребностью во взаимной помощи и в совместной защите от врагов. «Все, чем человек с его разумом отличается от животного, является результатом жизни в обществе. Все лучшее у человека представляет плод постепенного развития, результат того обстоятельства, что каждая эпоха использует открытия предшествующей эпохи и начинает с того пункта, на котором предшествующая кончила. Без общества человек был бы жалок, испытывая недостаток в побуждениях к совершенствованию. Но что важнее всего — без общества наше

1Q

совершенствование было бы почти бесцельно» . Государство — зло, обусловленное пороками людей, вынуждающими общество организовать механизм принуждения, именуемый

правительством. Правительство и насилие неразрывно связаны. Вызываемое пороками, оно в

20

свою очередь порождает пороки .

Общество, сочувственно цитирует Годвин приведенные нами выше слова Пейна, во всяком государстве является благословением; правительство даже в наилучшем государстве — необходимое зло21. Механизм управления должен быть радикально упрощен22. Государство надо заменить совместной жизнью людей в обществе, подчиняющемся исключительно предписаниям разума и руководствующемся принципом всеобщего благосостояния. Порядок в нем обеспечивается общественным мнением, создаваемым свободным разумом. Годвин

предполагает, что люди первоначально объединялись именно в такие свободные общества. K

- 23

такому порядку первоначальной справедливости и надлежит вернуться .

Чем крупнее общество, тем легче, по мнению Годвина, может в нем образоваться государственная организация. В крупных обществах всегда возникают споры, народные волнения, которые создают кажущуюся потребность в организации правительственной власти. В мелких общинах нет мотивов для внутренних столкновений, граждане лучше знают друг друга и легче могут приспособиться к свободной жизни без государства, в них слабее честолюбие, нет стремления к завоеваниям. Мелкие общины должны по возможности самостоятельно удовлетворять свои потребности, взаимоотношения между общинами всегда вызывают необходимость создания некоторых постоянных законов.

Отвергая государственную власть в принципе, Годвин признает все же необходимость сохранения в течение определенного переходного периода «рудиментов» государственной организации, некоторых, хотя и ослабленных, форм «насилия». Переходный период необходим, чтобы человечество освободилось от своекорыстия и пороков, чтобы очистилось поле для свободной деятельности разума. В переходный период для разрешения споров между гражданами в тех случаях, когда они не могут прийти к добровольному соглашению, необходимо, утверждает Годвин, временно сохранить судебные учреждения. Может также потребоваться какая-то организация для обороны от вражеских нападений. Суд в будущем обществе Годвин представляет себе в форме суда присяжных, которые решают споры не по какому-либо закону, а по разуму. Годвин при этом предполагает, что суд только в первое время станет выносить решения, обязательные для сторон. Это будет необходимо, пока люди не привыкнут к новой системе. В дальнейшем суд сможет перейти к простым советам, не имеющим обязательной силы. Но граждане, свыкшиеся с той мыслью, что постановления суда всегда диктуются соображениями высшего блага, будут добровольно этим советам подчиняться24. Наконец, в будущем человеческий разум настолько разовьется, человечество настолько усовершенствуется, что оно сможет обходиться без судебной организации, ибо больше не будет никаких поводов для судебного разбирательства. Преступления — плод ошибок суждения. Пока они существуют, общество обязано обеспечить защиту граждан. Но с ростом просвещения под моральным воздействием общества преступления исчезнут, а следовательно, исчезнет и надобность в суде25.

В целях предупреждения возможных внешних нападений на ту или иную общину и для совместной борьбы с преступлениями Годвин сохраняет общие собрания членов каждой общины и собрания представителей разных общин. Но такие собрания должны быть созываемы по возможности реже, чтобы не превратиться в постоянные органы власти. В спокойные времена их созыв совершенно не нужен. Их функции сводятся к тому, чтобы в случае опасности обратиться к гражданам заинтересованных общин с призывом вступить в ряды ополченцев для совместной обороны. Никакой постоянной организации военной обороны, даже договора по вопросу о совместной обороне, Годвин не предполагает26.

Само особой разумеется, что в изображаемой Годвином переходной системе нет места для каких бы то ни было форм воздействия общества на разум и мнения индивидов. В ней предполагается полная свобода мысли и слова, полный нейтралитет существующих правительств. Это, по мнению Годвина, будет очень короткий период, охватывающий приблизительно годы жизни одного поколения27. Годвин верит, что раскрытие истины в течение нескольких лет приведет человечество к торжеству принципов свободы и равенства.

Такое более отдаленное будущее, когда исчезнут последние остатки организации принудительной власти, Годвин именует новой эрой человечества. Новый человек во всех своих действиях будет руководствоваться исключительно велениями собственного разума; мысль и деятельность каждого направляются на общее благо. Из всех форм зависимости между людьми сохранится лишь моральная зависимость. Никакой внешней регламентации, никакого принудительного единообразия, стесняющего развитие человеческого духа, не будет. Сохранится лишь свободное воздействие людей друг на друга в форме общественной оценки поведения индивидов. Общество станет влиять на человека, но не грубой силой, а доводами разума28.

C установлением этого разумного общественного порядка насилию нет места ни в отношениях между отдельными членами общины, ни в отношениях между общинами. Все народы одинаково заинтересованы в общем благополучии и в мире. По существу, никаких политических граней между отдельными общинами не будет. В этом смысле Годвин говорит иногда о мире как о единой республике29. Противопоставляя «новый» порядок порядку существующему, Годвин

характеризует его, в отличие от современной сложной формы общества, как форму простую.

* * *

Рационалистический индивидуализм, характерный для буржуазной идеологии XVIII в., доведен в учении Годвина до крайних пределов. «Рассуждение о политической справедливости» можно считать одним из самых ярких литературных памятников индивидуалистической революционной мысли. Но наряду с критикой государства, права и законов, мы находим у Годвина весьма резкий протест против господствующих социальных отношений, против общественного строя, основанного на частной собственности, — критику, явно отражающую идейное брожение, вызванное аграрной и промышленной революцией, пролетаризацией широких масс английского населения. Мы находим у него попытку построения идеальной общественной системы без права собственности.

Вопросу о собственности Годвин посвящает особый, заключающий книгу раздел30. C точки зрения Годвина, собственность есть система распределения благ, основанная на праве31. Но, как мы знаем, Годвин считает не соответствующей требованиям разума самую идею права. Давать человеку права — значит делать его эгоистом. Имущество человека, как и его личность, принадлежит человечеству. Как всякое правовое установление, собственность есть зло. Более того, собственность — одно из самых вопиющих зол, одно из зол, наиболее противоречащих общественному благу. Режим частной собственности разделяет общество на богатых и бедных, ведет к неравенству. Годвин признает, что некоторое физическое неравенство присуще человеку по природе. Среди индивидов одного рода не существует двух совершенно подобных, но это физическое неравенство возрастает до значительных размеров лишь под влиянием общественных установлений. Оно ни в коем случае не должно скрывать от нас морального чувства и способности, удовольствия и страдания, говорит Годвин, все мы одинаково одарены разумом, всем нам одинаково нужны независимость и свобода, известные условия, обеспечивающие наше благосостояние32.

Собственность нарушает все требования морального равенства. Собственность распределяет блага самым неравномерным и самым произвольным способом, какой только можно придумать. Собственность — издевательство над требованиями человеческой природы. Ее последствия вреднее правительств, духовенства и судов33. Случайность рождения предоставляет одному человеку не только возможность жить в богатстве, но и возможность эксплуатировать чужой труд. Наследственное богатство — премия за безделье34. A другой человек, как бы он ни был деятелен и способен, вынужден, если он не обладает этими случайными преимуществами рождения, трудиться свыше сил, чтобы только не умереть голодной смертью35.

То, что неправильно именуется богатством, есть лишь принадлежащая некоторым индивидам власть принуждать других при помощи социальных учреждений работать на пользу богатых 36. Бедные, чтобы жить, нуждаются в поддержке богатых, которые захватили средства производства, и в частности землю; предоставляя бедным возможность работать, они будто бы оказывают им благодеяние. В действительности богатый вовсе не оплачивает бедного, так как нет другого богатства, кроме труда.

Следуя за Руссо, Годвин считает возможным прийти к тому выводу, что первый, кто воспользовался слабостью своих соседей, чтобы обеспечить себе монопольное владение, является виновником всех бед человечества. Уничтожение частной собственности поразит древо зла в корне. Вместе с ней падут правительства, трибуналы и законы. Неравномерность распределения благ противоречит основным принципам социальной справедливости. Предполагать, что человек имеет абсолютное право пользоваться своими богатствами, равносильно утверждению, что он имеет право замкнуться навеки в клеточке, не думая о ближних. Скупец, накопляющий без всякого разума богатства, более широкое распространение которых могло бы обеспечить благосостояние тысяч человек, бездельник, купающийся в удовольствиях и равнодушно смотрящий на многочисленные семьи, погибающие вокруг него в нищете, никогда не упустят случая заявить нам о своих правах, напоминая, что они обладают имуществом по закону37.

Неравномерность распределения мешает совершенствованию человека, тормозит его умственное развитие. В обществе, где богатство и труд распределены неравномерно, люди, которых бедность и тирания богатых заставляют трудиться целые дни, не имеют ни досуга, ни возможности читать и размышлять. В таком обществе и разумное воспитание, и литературная пропаганда встречают на своем пути неодолимое препятствие38. Если воспитание и внушает людям разумные истины, жизненные впечатления быстро разрушают в них то, что создано воспитанием.

Неравномерное распределение богатств ведет к бесконечным насилиям, столь распространенным даже в самых цивилизованных странах. Оно более всего прочего мешает человечеству освободиться от тягостных условий его существования. Право собственности погашает искру гения, топит большинство в низких заботах, порождает тщеславие, хитрость, зависть и злобу. Бедность, естественно, толкает людей к преступлениям, особенно когда они видят роскошь, излишества, самоуправство и бесстыдство богатых. «Насилие давно было бы уже побеждено разумом и просвещением, но накопление богатств упрочивает его царство»39.

Бедный неизбежно смотрит на то общество, в котором он живет, как на организацию, созданную не для того, чтобы защищать права и средства существования всех граждан, но для того, чтобы обеспечить небольшому меньшинству все преимущества, а большинству — нужду, зависимость и нищету40. И действительно, законы как бы предназначены к тому, чтобы защищать благосостояние и власть богатых. Налоги в большинстве случаев падают только на бедных. Уголовные законы карают бедных за покушение на собственность, покушение, совершать которое у богатых нет никакого соблазна. Судьи — богатые, и судят они в интересах богатых. Судебные процедуры дорого стоят и обычно недоступны для бедных. Государство охотно допускает объединения богатых и препятствует объединениям бедных41. Совершенно бесспорно, что все политические учреждения поддерживают социальную несправедливость.

Сущность господствующего права собственности состоит в том, что известные классы общества получают право пользоваться продуктами труда других классов, — получают право на нетрудовой доход. По мнению Годвина, неправильно говорить о собственности, будто бы оставленной предками. Собственность создается повседневным трудом тех, кто живет в настоящее время. Предки оставляют лишь пожелтевший пергамент, которым потомки пользуются, чтобы присвоить себе продукт чужого труда. Богатство — это синекура. Вопреки распространенному мнению, не богатые платят, жалованье работникам, а работники платят жалованье собственникам, которые расточают его в роскоши и праздности42.

Для иллюстрации своей теории эксплуатации Годвин производит любопытные статистические выкладки. Они весьма априорны, далеки от реальности, но для характеристики концепции Годвина интересны. Годвин утверждает, что в Англии сельским хозяйством занимается лишь 1/20 общего числа жителей и труда этой 1/20 достаточно, чтобы удовлетворить все жизненные потребности всего населения. Из этого неправдоподобного утверждения Годвин делает неожиданный, еще менее правдоподобный вывод: - при общем труде, если бы работали все 2020 английского населения, достаточно было бы каждому заниматься физической работой в течение получаса43. Это умозаключение Год-вина является ярким примером характерной для него манеры рассуждения. Вопрос, требующий тщательного анализа эмпирических данных, характеризующих состав населения Англии, технический уровень отдельных отраслей производства и т.п., разрешается Годвином путем элементарного логического построения, связанного с действительностью всего лишь одним и то очень сомнительным положением.

Очень интересно рассуждение Годвина о существующей системе распределения и о системе распределения в будущем. Ныне существующая форма распределения, говорит Годвин, — это распределение на основе права собственности. Оно явно противоречит человеческому разуму и требованиям всеобщего благосостояния. Многие согласны с тем, что такое распределение несправедливо. Но была бы несправедливой и такая система распределения, при которой каждый получал бы весь продукт своего труда. Годвину этот принцип — каждому продукт его труда — также не представляется соответствующим требованиям политической справедливости. Человек может быть очень трудоспособен, но потребности его не становятся от этого неограниченными. Рядом с ним стоит другой человек, который может меньше выработать, но потребности его от этого не становятся меньше44. Справедливо ли, чтобы первый потреблял произведенные им, но не отвечающие его потребностям излишки, а второй в силу причин, от него не зависящих, страдал от недостатка в чем-либо необходимом? Нет, утверждает Годвин, это не отвечает ни справедливости, ни принципу общего блага.

Годвин исходит из понимания труда индивида как общественной функции. Каждый человек собственным трудом служит общественному благу в соответствии со своими способностями.

Выполнение общественно полезного труда является добродетелью и источником счастья человека45. Элементарная справедливость требует, чтобы продукт общественного труда распределялся равномерно среди членов общины. Для решения вопроса о том, чью собственность составляет хлеб или одежда, незачем исследовать, кто молол муку или прял нитку. Хлеб и платье должны бесспорно достаться тому, кто более голоден, и тому, у кого наиболее ветхое платье. Единственным справедливым принципом распределения является принцип распределения по потребностям. Всяким благом должен обладать тот, кто может им воспользоваться наилучшим образом, кому пользование этим благом принесет возможно более полное удовлетворение его потребностей46.

Таким образом, все предметы потребления составляют как бы общее достояние, на которое никто не может претендовать исключительно и из которого каждый может черпать то, что ему необходимо для удовлетворения его потребностей47. Апостолы, вспоминает Годвин, внушали богатым, что они лишь хранители принадлежащего им имущества48. B разумном обществе не должно быть никаких ограничений хозяйственной деятельности индивида, даже возможного накопления продуктов. Но если у кого-либо в результате его труда образовался излишек, этим излишком имеет право пользоваться любой нуждающийся в данном продукте. При таких условиях обмана не может быть, а накопление как самоцель будет представляться умопомешательством49.

Признавая принцип распределения по потребностям, Годвин приближается тем самым к теориям современного ему утопического коммунизма. Он сочувственно ссылается как на своих предшественников на Платона, Мора, Мабли, Уоллеса50. И тем не менее Годвин не может быть назван коммунистом. Он решительно высказывается против общественной организации потребления и еще решительнее — против общественной организации труда. B его обществе нет ни общественных трапез, ни общественных складов51. B сущности он враг всякой кооперации с присущими ей разделением труда и «четкостью часового механизма». Он считает, что объединение больших групп рабочих вокруг машин есть зло, хотя пока и неизбежное. Он резко осуждает рост мануфактур, видя в них лишь средства, закрепляющие рабство трудящихся. Он мечтает о таком развитии техники, которое позволило бы этим объединенным в настоящее время в коллективы рабочим вновь разойтись по отдельным производственным ячейкам, вернувшись, таким образом, к мелкому индивидуальному производству.

Продукт труда граждан рассматривается Годвином как общественное достояние лишь в том смысле, что произведшие этот продукт имеют на него не больше прав, чем все прочие граждане. B идеале притязания граждан на те или иные предметы потребления осуществляются и регулируются в порядке свободного и разумного согласования. Но в переходный период как перераспределение собственности вообще, так, по-видимому, и распределение предметов потребления составляет у Годвина задачу сохраняемых им для этого времени судов. Суд, обсуждая вопрос о передаче тому или иному лицу участка земли или определенного имущества (в случае смерти их владельца), руководствуется, конечно, отнюдь не писаными законами: ссылки на право собственности или на право наследования суд отвергнет. Он станет руководствоваться исключительно соображениями разума и общественного благосостояния. Исходя из того принципа, что каждый имеет право на существование, что каждый является равноправным членом общества, целью которого служит общее благосостояние, судьи оценят притязания каждого по существу. Они примут во внимание состояние каждого претендента, его способности, размеры его семьи — и в результате такого обследования определят, кому следует по справедливости передать данное имущество. B результате систематически производимого судами

перераспределения имущества должно образоваться общество приблизительно равных самостоятельных хозяев. Цель прогресса — вернуть людей к естественному равенству52.

B будущем обществе с исчезновением богатства и бедности исчезнут или станут более

умеренными многие потребности человека. Годвин приветствует это сокращение потребностей и

призывает к возможному упрощению жизни . При таком упрощении для удовлетворения потребностей будет достаточно непродолжительного и неутомительного труда граждан54. Легкий труд люди воспримут как развлечение и моцион55, заявляет Годвин, предвосхищая рассуждение Фурье. Никакой регламентации труда не потребуется. Bсякий, естественно, будет выполнять тот труд, к которому он наиболее приспособлен. Досуг предоставит людям широкую возможность для усовершенствования их умственных способностей. Стремление к почету, утверждает Годвин, полемизируя со сторонниками частной собственности, окажется совершенно достаточным стимулом к труду и полностью заменит личную материальную заинтересованность. Свободный доступ к земле значительно повысит ее производительность. B дальнейшем развитие науки и техники, мечтает Годвин, приведет к тому, что человек не будет непосредственно нести на себе тяготы производства и полностью освободится от бремени физического труда56.

Осуждая общественный порядок, основанный на частной собственности, Годвин осуждает также существующую форму брака, основанную, по его словам, на собственности, притом на худшем ее виде. Годвин полагает, что в будущем человечество расстанется с этой системой брака-монополии, заменив ее разумными и свободными отношениями между полами. Семьи как постоянной связи между мужчиной, женщиной и их детьми не будет существовать; дети зачастую могут, по его мнению, и не знать своих отцов; Годвин считает даже нежелательным совместное жительство мужчины и женщины, находящихся в половом общении. Общественной организации воспитания детей Годвин, как мы знаем, боится, считая ее опасной для самостоятельного развития разума. Образование, в его представлении, является в сущности самообразованием, осуществляемым при свободном содействии старших и более знающих57.

Из возможных возражений против его системы наиболее существенной Годвин считает мысль о неизбежности чрезмерного роста населения, который превзойдет рост необходимых средств существования. Эту опасность Годвин считает весьма отдаленной. По его расчетам, 34 земли остаются еще необработанными, а производительность обрабатываемой части может без конца прогрессировать. Доступность земли при новом порядке может обеспечить неограниченную возможность роста продуктов потребления, а следовательно, и населения. C другой стороны, рост умственных способностей человека сделает его более равнодушным к чувственным наслаждениям и приведет неизбежно к сокращению деторождения. B течение мириадов веков, говорит Годвин, миллионы поколений будут иметь достаточно времени, чтобы размышлять над этой проблемой и, конечно, найдут ее решение58.

* * *

Анализ утопии Годвина дает достаточные основания, чтобы отнести его к числу крайних представителей уравнительной школы. Идеал Годвина — общество мелких, независимых друг от друга производителей — «культурных крестьян», по выражению одного историка59. Но наряду с этими явно мелкобуржуазными чертами в теории Годвина имеются положения, несомненно способствовавшие развитию социалистических идей в Англии конца III и начала XIX в. B частности, Годвин оказал несомненное влияние на формирование социальных идей великого английского утописта Роберта Оуэна. Мы находим у Годвина весьма своеобразное для XVIII в. учение о труде «ныне живущих поколений» как о единственном источнике всякого дохода и основывающуюся на этом учении критику собственности как права на нетрудовой доход. Мы находим у него — хотя и нечетко выраженную — идею примата общественного начала в хозяйственной жизни коллектива, подчинения имущественных прав личности общественному интересу, понимание труда индивида как общественной функции, защиту принципа распределения по потребностям. Наконец, некоторые страницы трудов Годвина дают нам яркие образцы критики общественного порядка, основанного на частной собственности. Эти элементы системы Годвина выводят его мысль за пределы вульгарной мелкобуржуазной утопии60 и дают ему несомненное право на внимание со стороны историков социализма. Именно они дали Энгельсу основание утверждать, что Годвин в своей системе «граничит» с коммунизмом61.

По мнению Годвина, блага проповедуемого им порядка столь велики, что ради их достижения можно идти даже на насильственную революцию со всеми ее страданиями62. Момент ужаса и отчаяния, связанный с революцией, искупается грядущими веками счастья. Годвин горячо сочувствует французской революции, несмотря на ее насильственный характер. Он признает безусловное право народа сопротивляться «злонамеренной» власти. Индивид обязан, утверждает Годвин, сопротивляться обществу, когда его индивидуальный разум признает то или иное действие общества несправедливым. Сопротивление угнетению — наиболее бесспорный долг индивида.

Но эти ноты сочувствия революционному насилию плохо гармонируют с общей рационалистической концепцией Годвина. Насилие и революция в сущности не укладываются в ее рамки. Годвин — против внезапных и неподготовленных преобразований. «Не надо спешить с осуществлением сегодня того, что завтра распространением истины станет неизбежным»63. K протестам возмущениям трудящихся масс Годвин относится отрицательно, полагая, что они лишь наносят удар тому делу, в успехе которого они глубочайшим образом заинтересованы. И наоборот, он читает возможным привлечение на сторону равенства богатых знатных, которые поймут непрочность и опасность своего положения и откажутся от защиты существующего строя. «Мы споим с вами, — обращается он к богатым, — в ваших же интересах и во имя чести человечества»64. B конце концов все страдают от неравенства — и богатые, и бедные.

Представления Годвина о путях, ведущих к общественному идеалу, проникнуты светлым упованием, верой в силу верховного владыки — разума65. Зло — заблуждение, истина — благо. Она едина, и ум человека, пробужденный от сна невежества и заблуждений, предоставленный своему собственному рассуждению, должен ее открыть Освобождение человечества может и должно быть достигнуто путем «разумного доказательства» Слово и убеждение — наилучшие способы борьбы с несправедливостью существующего порядка. Узнать правду и говорить правду — вот в сущности все, что требуется. Когда люди познают правду, исчезнут сами собой право, государство и собственность, исчезнет эксплуатация рабочих, исчезнет доход предпринимателей66. Водворится новый, разумный и свободный порядок.

Magna est ventas et praevalebit67 Фаланга доводов неотразима. Если истина иногда и вызывает борьбу, то это происходит, по мнению Годвина, только потому, что она недостаточно распространена. Недостаточность успехов разума — такова причина насилий, сопровождавших английскую и французскую революции Революция будущего — всеобщее торжество просвещения. Никто не сможет устоять перед перспективой всеобщего счастья, если его показать во всей его полноте. Когда придет решительный час, заявляет Годвин, нам не придется обнажать меч, нам не придется ударить пальцем о палец.

Борьба за высокие цели освобождения человеческого разума и преобразования человеческого общества на началах справедливости — вдохновляющая идея всего рассуждения Годвина Последовательный рационалист, Годвин отнюдь не является в своем труде сухим, бесстрастным теоретиком. Его книга проникнута глубоким пафосом гуманизма. Дух без благожелательства, утверждает он, бессилен и холоден68. Не столько логическая стройность умозаключений «Рассуждения о политической справедливости», сколько ее политический пафос обеспечил успех и влияние этого замечательного документа английской общественной мысли XVIII в.

<< |
Источник: Вячеслав Петрович ВОЛГИН. ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в.. 1975

Еще по теме ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕР с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в.:

  1. Вячеслав Петрович ВОЛГИН.. ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в., 1975
  2. ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕИ с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в.
  3. ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в.
  4. ОЧЕРКИ ИСТОРИИм СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ. с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в.
  5. ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕИ с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в.
  6. ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в.
  7. ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в.
  8. ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в.
  9. В. П. ВОЛГИН ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХИДЕЙ с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в.
  10. Глава 3. Франция во второй половине XVII-XVIII вв. Франция до конца XVIII в.
  11. Французская революция конца XVIII в.
  12. СОБЫТИЯ B АНГЛИИ КОНЦА XVIII BEKA
  13. ВЕЛИКОБРИТАНИЯ ЛИТЕРАТУРА КОНЦА XVIII — НАЧАЛА XDC в.
  14. § 40. Французская революция конца XVIII в.
  15. ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО КОНЦА XVIII — XIX вв.
  16. Реформы конца XVIII в. Разделы Польши и восстание Костюшко.
  17. Тема № 8. Психологические идеи немецкой классической философии конца XVIII – первой половины XIX вв.
  18. ЯПОНИЯ КОНЦА XVIII — ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в. РЕВОЛЮЦИЯ 1868 г.
  19. Глава 16 Политические и правовые учения в Германии конца XVIII — начала XIX вв.
  20. ГЛАВА 8. НЕМЕЦКАЯ ФИЛОСОФИЯ КОНЦА XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКОВ