О сходстве сновидения с бредом писал Альфред Мори.

Он вслед за Ламетри полагал, что сновидения возникают из-за того, что определенная часть головного мозга и чувствующего аппарата остаются даже и во сне в состоянии бодрствования. Альфред Мори обращал особое внимание на влияние внешних факторов на содержание сновидений.

К примеру, звук затачиваемых ножниц рядом со спящим в эксперименте приводил к тому, что человеку снился перезвон колоколов. Особенно интересно то, что Мори говорил относительно высокой скорости протекания событий в сновидно измененном сознании. В частности, он отмечал, что сложные сновидения разворачиваются за очень короткие промежутки времени, тогда как по сюжету сновидения прошло довольно много времени.

Примером является сновидение самого Мори, пережившего во сне свою казнь на гильотине. Мори болел, у его кровати сидела мать, которая и подтвердила то, что происходило на самом деле со спящим. Сновидцу грезилось, что он живет во Франции во время Великой революции. Во сне он был схвачен, обвинен судом в измене и приговорен к гильотинированию. И в тот момент, когда нож гильотины обрушился ему на шею, Мори проснулся. Оказалось, что это совпало с тем моментом, когда у спинки кровати отломилась спица и ударила спящего Мори по затылку.

Жюль Бейарже полагал, что сновидение родственно психозу, поскольку и то и другое представляют собой проявление непроизвольной автоматической работы мозга. Идея родства сновидений и психоза утвердилась в психиатрии и вылилась в учение об онейрическом бреде.

К.Бинц рассматривал сновидения как процесс совершенно бесполезный и даже болезненный. Сновидение, по его мнению, представляет собой низшую ступень галлюцинации, а галлюцинация — это высокоразвитое сновидение.

Вильгельм Бризингер квалифицировал психозы как сновидные состояния. Одна из форм расстройств сна — это удлинение периода переходного состояния между сном и бодрствованием. Бризингер считал, что это переходное состояние ничем не отличается от некоторых форм психического расстройства. Острый психический бред, на его взгляд, состоит из сновидений в состоянии полубодрствования.

Моро де Тур вообще отождествлял сновидение с помешательством. Он полагал помешательство состоянием, в котором смешаны сон и бодрствование, и считал, что оно проистекает от вмешательства явлений или психических фактов, относящихся ко сну, в состояние бодрствования. Он утверждал, что те же органические условия, которые дают повод к развитию сновидений, предрасполагают к бреду. Сновидение и бред, на его взгляд, имеют общее происхождение.

Эмиль Крепелин отмечал, что во сне имеет место та же речевая спутанность, что и при шизофрении: и здесь и там можно наблюдать уклонение мысли от смыслового стержня, соскальзывание в сторону, расстройство словесного расчленения и выражения мыслей, склонность к изобретению новых слов, часто — в причудливой форме.

Английский физиолог Дэвид Хартли пришел к выводу, что сны — это отражение впечатлений и событий, которые человек вобрал в себя в дневном бодрственном состоянии. Хартли пытался ставить диагнозы на основе сновидений и тем самым подготовил почву для создателя теории психоанализа Зигмунда Фрейда.

В 1861 году К.А.Шернер предположил, что объекты реального мира или эмоции могут находить образное отражение в сновидениях.

Так, легкие можно видеть во сне как надувные шары, а гнев как бушующее пламя.

Штрюмпель исходил из того, что сны обусловлены стремлением избежать переживания реальности. Он сформулировал ассоциативный закон, который впоследствии лег в основу фрейдовской теории мыслительных ассоциаций.

Анри Бергсон считал воспоминания истинным творцом сновидений. Именно они сообщают материалу дневных впечатлений ту форму, которая впоследствии и проявляется во сне. Бергсон выводил сновидение из утраты интереса к действительности, что, в свою очередь, вызывает ослабление душевного напряжения. Во время бодрствования переживание текущего момента оттесняет в глубины психики те воспоминания, которые не имеют к нему непосредственного отношения. Но вот наступает время сна, и воспоминания-призраки, имеющие ассоциативное сродство с мерцающими фигурами зрительного поля, с раздражениями, притекающими извне и изнутри организма, с общим чувственным тоном данного момента, обретают образ и цвет, превращаясь в сновидение.

Обращает на себя внимание интересная и важная идея Анри Бергсона о том, что «Я», которое грезит, — это «Я» с ослабленным психическим напряжением. И воспоминания, собираемые им, — это воспоминания рассеянного внимания, лишенные усилия. Сознание, по Бергсону, может существовать в различных планах. На одном конце этой шкалы будут, так сказать, чистые воспоминания, на другом, противоположном ему, — воспоминания, соединяющиеся с восприятием для перехода в действие, которое осуществляется телом. В результате получается, что одно и то же явление душевной жизни может одновременно затрагивать сразу несколько различных планов сознания, где каждый представляет собой разные промежуточные стадии перехода от грёз к действию.

Вашид возвращается к старой картезианской и кантианской идее о том, что сна без сновидения не бывает. При внезапном пробуждении спящего всегда можно убедиться в том, что ему в данный конкретный момент что-то снилось. Он полагает, что запоминающиеся сновидения связаны с моментами засыпания и пробуждения. Те же сновидения, которые помнятся хуже, относятся к стадии глубокого сна и влияют на подсознательную основу эмотивности. Еще одна важная идея: образы сновидений и воспоминаний нередко смешиваются. Вашид полагает, что именно интенсивная эмотивность обусловливает те особенности сновидения, которые отличают его от бодрствования.

Санте де Санктис при рассмотрении сновидений особое внимание уделяет соотношению сознания бодрствующего и сновидного. Последнее, по его мнению, подвержено колебаниям в плане различной степени его глубины. Уровень сновидного сознания можно представить в виде волнообразной линии, подъемы которой будут приводить к сближению с кривой бодрствующего сознания, а спуски, наоборот, к отдалению от него. В сновидениях, на его взгляд, в известной мере сохраняются логика, критика и воля. Особенно ярко это проявляется при сближении кривых обоих видов сознания. То, чего недостает сновидному сознанию — это психическая непрерывность, поэтому в сновидении нет автономного «Я».

Санте де Санктис пытается объяснить природу тех затруднений, которые связаны с попытками припоминания сновидений. Он связывает их с тем, что значительная часть материала никогда не облекается в форму — ни словесную, ни зрительную. Это, так сказать, «утренняя заря» мысли, интуиции, которые, возможно, никогда не будут реализованы. Другая часть опыта, хотя и облечена в пригодную для выражения форму, но подверглась в подсознании различного рода трансформациям. Это — износ, пополнение, искажение, диссоциация. И, наконец, имеется еще одна часть опыта, которая, хотя и обрела вполне выразимую форму, тем не менее не может быть представлена на уровне сознания из-за изменившейся психической констелляции на момент ее всплывания. Всплывающий подсознательный материал, чтобы проявиться в сознании, должен приспособиться к непривычному окружению. По крайней мере, замаскироваться, используя в качестве символов заимствуемые с помощью ассоциаций образы.

1.2.

<< | >>

↑

Источник: Бескова И.А.. Природа сновидений (эпистемологический анализ). 2005

Еще по теме О сходстве сновидения с бредом писал Альфред Мори.:

- История философии - Логика - Онтология научного познания - Основы философии - Политическая философия - Современные философские исследования - Учение про ноосферу - Философия науки - Философия религии и религиозная философия - Этика -