Парадоксы времени в сновидениях

Многие исследователи сна и сновидений отмечают необыкновенную особенность восприятия и переживания времени во сне. В частности, упоминается такая странная вещь: иногда внешний звук или обстоятельство, будящие человека (т.е.

объективно — прерывающие сновидение своей внезапностью и неожиданностью), в ткани сновидения предстают как заключительный аккорд, финальный акт развернутой цепи событий, причем их появление оказывается замотивировано всем содержанием сновидения, подводящего к логичному появлению исходного звука или обстоятельства, разбудившего человека. Звучит запутанно и не понятно? Проще будет продемонстрировать на примере.

Известный исследователь сновидений А.Мори записал свой сон, где ему привиделось, что он жил в период французской революции, был схвачен, судим, осужден и гильотинирован. В реальности этому соответствовало следующее: прут в изголовье кровати, украшавший ее спинку, отломился, упал и ударил сновидца по шее. Это подтвердила его мать, сидевшая у постели болевшего в то время Мори.

Итак, событие, которое и привело к пробуждению (к прерыванию сна), оказалось не просто встроенным в ткань сновидного повествования и даже не просто логично, замо- тивированно встроенным, но оно оказалось конечным звеном длинной цепи событий в сновидении. Иными словами, то, что в реальности было внезапным и неожиданным происшествием, положившим конец сновидению (прервавшим его), в сновидческой реальности запустило цепочку событий (т.е. стало триггером), где оно же, но только представленное в символической форме (в ткани сновидения), оказалось завершающим звеном. Как такое возможно? При этом в объективной реальности проходит только миг между пробуждающим воздействием и пробуждением — нередко имеются сторонние наблюдатели, подтверждающие, что пробуждение последовало непосредственно вслед за воздействием — как в случае матери Мори.

Вот что об этом еще в XIX в. писал Карл дю Прель: «Это своеобразное явление (скучение представлений, обусловленное трансцендентальным измерением времени — И.Б.) наблюдается в сновидениях, которые отнюдь не представляют собой редкого явления и которые подлежат всегда опыту, т.к. могут быть вызваны даже искусственно. Уже Дарвин—старший в своей «Зоономии» обратил внимание на то, что внешние раздражения, доходя до сознания спящего и будя его, тем не менее, могут служить поводом к возникновению пространного сновидения, которое, значит, имеет место в краткий промежуток времени между восприятием раздражения и пробуждением. Но при этом вызываемое внешними причинами пробуждение получает при посредстве драматически обостряющегося ряда представлений внутреннюю мотивировку. Так, однажды Картезий укусом блохи был разбужен от сновидения, кончившегося дуэлью, в которой он получил сабельный удар в укушенное блохой место»^{^[116]} .

Обратим внимание на интересное замечание: пробуждающее событие^{^[117]} при посредстве цепочки сновидческих образов получает внутреннюю мотивировку. Это перекликается с идеей Р.Лэнгса, что человек всегда стремится предстать максимально рационально мотивированным в глазах окружающих (и в частности, своего психотерапевта): «У личности есть фундаментальное стремление, потребность продуцировать поверхностные послания, которые имеют смысл, звучат разумно, содержат логичное повествование»^{^[118]} .

Как я полагаю, это относится не только к поверхностным посланиям. Иными словами, личность заинтересована не только в том, чтобы перед другими предстать в таком свете, но, что важнее, и внутренне, перед самим собой. На мой взгляд, корни многих самообманов следует искать в такой внутренне инициированной модификации подлинных взаимосвязей. Причем это не обязательно указывает на «злой умысел» обманывающегося. Причина может быть в том, что, не сознавая подлинных мотивов, истинных запросов и побуждений из-за их локализации в бессознательном, человек, ощущая «провалы» смысла, мотивационные ямы, автоматически и непреднамеренно стремится их заполнить аргументацией, которая им самим, внутренне, воспринималась бы как приемлемая, допустимая, делающая его в его собственных глазах разумным и здравомыслящим субъектом. А уже потом — в глазах других.

Помочь в истолковании такого рода событий могут парадоксы времени, регистрируемые в измененных состояниях сознания. В связи с этим история «Султан в изгнании»:

Однажды правитель Египта затеял спор со своими учеными мужами относительно того, возможна ли ситуация, описанная как ночное вознесение Мухаммада. «В предании говорится, что Пророк был вознесен со своего ложа прямо в небесные сферы. Он успел увидеть рай и ад, девяносто тысяч раз беседовал с Богом, пережил еще многое другое и возвратился на землю в то время, когда его постель еще не остыла, а сосуд с водой, перевернувшийся при его вознесении, даже не успел полностью опустеть.

Некоторые считали это возможным благодаря различным изменениям времени. Султан же утверждал, что это совершенно невозможно.

Мудрецы уверяли, что для божественной силы все возможно. Но этот аргумент ничуть не убедил монарха»^{^[119]} .

Чтобы разрешить сомнения, султан пригласил суфийского шейха Шихабеддина. «Я вижу, — сказал шейх, — что обе стороны далеки от истины. Поэтому без всяких предисловий приведу свое доказательство: предание можно объяснить фактами, поддающимися проверке»»^{^[120]} .

Далее шейх дал султану возможность сквозь четыре открытых на разные стороны окна познакомиться с четырьмя миражами, три из которых его сильно напугали, т.к. были видениями наступавшей вражеской армии, пожара и наводнения. Распахивая окна вторично, шейх давал возможность султану убедиться в том, что все это лишь миражи. Наконец, он предложил ему окунуть голову в сосуд с водой. И в тот момент, как шах это сделал, он оказался в незнакомом месте на пустынном берегу.

Далее с султаном происходят всякие события: он сначала бедствует, потом женится на прекрасной и богатой женщине, живет с ней семь лет, заводит семерых сыновей, затем снова попадает в сети нищеты, вынуждающей его тяжело и безуспешно трудиться. В момент отчаяния он возвращается к тому месту на берегу, где оказался после того, как опустил лицо в сосуд с водой, и начинает истово молиться. Совершая омовение, он окунает голову в воду и снова оказывается в своем прежнем дворце, рядом с шейхом и придворными. «Перед ним стоял сосуд с водой. — Семь лет в изгнании, о злодей! — заорал султан. — Семья, необходимость быть носильщиком! И как ты не побоялся Бога всемогущего!

— Но ведь это длилось только одно мгновение.

Придворные подтвердили слова шейха, но султан не мог заставить себя поверить в это»^{^[121]} .

В ярости повелитель хотел казнить шейха, но тот, воспользовавшись тайным умением, мгновенно перенесся в другое место, на много дней пути от столицы Египта. Оттуда он прислал султану письмо:

«Семь лет прошло для тебя, как ты уже понял, в течение одного мига, пока твоя голова была в воде, — это всего лишь проявление определенных способностей, и твое переживание не имело особого значения — оно было иллюстрацией того, что может случиться.

Ты спросил о том, могла ли постель не остыть, а сосуд не опустеть, как об этом говорится в предании о Пророке.

Не то важно, может что-либо произойти или не может, — все может произойти. Важно значение происходящего. Переживание Пророка имело глубокое значение, тогда как происшедшее с тобой не имело никакой ценности»^{^[122]} .

Итак, обратим внимание, в качестве средства аргументации суфийский учитель говорит о доказательстве, которое состоит в том, что доказываемое обретает для субъекта качество абсолютной очевидости, будучи пережито в собственном опыте. То же качество очевидности, как следствие проживания в собственном опыте, присутствует и в сновидениях.

Здесь вспоминается другая суфийская история. Человек жалуется друзьям в чайхане: я дал такому-то серебряную монету, но у меня нет свидетелей, и я опасаюсь, что он не захочет отдавать мне долг. Сидящий по соседству суфий советует: «Пригласи его сюда и упомяни в разговоре в присутствии всех этих людей, что ты одолжил ему двадцать золотых монет. — Но я ведь одолжил ему только одну серебряную монету! — Именно это, — сказал суфий, — он и выкрикнет, и каждый услышит его. Тебе ведь нужны свидетели, не так ли?»

Подобным же образом и в истории с приключениями султана, очевидность внутренне пережитого необычного опыта становится бесспорной для окружающих благодаря импульсивной реакции правителя. Для него же самого этот опыт был убедителен настолько, что он хотел отрубить голову шейху. Подобная убедительность — атрибут важного отличия такого способа аргументирования: неоспоримая достоверность собственного переживания (хотя его реальность — это вопрос, недаром шейх в письме отмечает, что «это всего лишь проявление определенных способностей»).

Так же и в сновидении: для спящего достоверность переживаемого не подлежит сомнению, а вот его реальность — это отдельный вопрос. Если мы будем исходить из теории идеальных миров, то тогда все, представленное в наших фантазиях, обладает некоторой степенью реальности. И в частности, реальности идеального конструкта. Минделл так характеризует реальность сновидений: персонажи и ситуации сновидений нелокальны и вневременны. Они как бы размазаны по пространству-времени подобно объектам микромира до наступления момента наблюдения. И именно ситуация истолкования образов сновидений локализует их в пространстве-времени, делая привязанными к той конкретной ситуации, где и когда реализуется понимание данным сновидцем образов его сна. Конкретным же проявлением акта локализации становится осознание того, какие именно аспекты, какие части личности сновидца обретают звучание- представленность в данных образах.

Вернемся к прерванным сновидениям. Главное здесь то, что человек находится одновременно как бы в двух реальностях или на границе двух реальностей: объективной и сновидческой. Будящее воздействие из внешнего мира выдергивает его в объективную реальность. Еще длящееся сновидение удерживает его в сновидной реальности. И здесь, как мне кажется, вступает в силу принцип двунаправленности причинно-следственных зависимостей в пограничных между разными мирами сферах. Иными словами, то, что выступает причиной в цепи событий, рассматриваемых из сферы одного мира, оказывается следствием, конечным звеном цепи событий, рассматриваемых из другого мира. Допустим, пробуждающее воздействие — громкий звук, укус блохи, удар прута. Увиденное из мира объективной реальности, это событие выступает заключительным звеном сновидения. Оно же, увиденное из мира сна — начальное звено сновидения, т.к. запускает цепочку событий. И оно же — заключительное событие в цепочке сновидных образов, если смотреть из сновидной реальности.

7.3.

<< | >>

↑

Источник: Бескова И.А.. Природа сновидений (эпистемологический анализ). 2005

Еще по теме Парадоксы времени в сновидениях:

- История философии - Логика - Онтология научного познания - Основы философии - Политическая философия - Современные философские исследования - Учение про ноосферу - Философия науки - Философия религии и религиозная философия - Этика -