ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ

а) ПОНЯТИЕ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ

Эмпирик до того втягивается в привычное ему эмпирическое познание, что воображает себя все еще находящимся в области чувственного познания даже тогда, когда он оперирует абстрак­циями.

Энгельс Ф. Диалектика природы.—

Маркс H., Энгельс Ф. Соч., т. 20, ct 550

б) ОБЪЕКТИВНЫЙ ХАРАКТЕР ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ

Признавая существование объективной реальности, т. e. дви­жущейся материи, независимо от нашего сознания, материализм неизбежно должен признавать также объективную реальность вре­мени и пространства, в отличие, прежде всего, от кантианства, которое в этом вопросе стоит на стороне идеализма, считает время и пространство не объективной реальностью, а формами человече­ского созерцания. Коренное расхождение и в этом вопросе двух основных философских линий вполне отчетливо сознается писате­лями самых различных направлений, сколько-нибудь последова­тельными мыслителями. Начнем с материалистов.

«Пространство и время,— говорит Фейербах,— не простые формы явлений, а коренные условия (Wesensbedingungen)... бы­тия» (Werke, II, 332). Признавая объективной реальностью тот чувственный мир, который мы познаем через ощущения, Фейер­бах естественно отвергает и феноменалистское (как сказал бы Max про себя) или агностическое (как выражается Энгельс) понимание пространства и времени: как вещи или тела — не простые явления, не комплексы ощущений, а объективные реальности, действующие на наши чувства, так и пространство и время — не простые формы явлений, а объективно-реальные формы бытия. B мире нет ничего, кроме движущейся материи, и движущаяся материя не может дви­гаться иначе, как в пространстве и во времени. Человеческие представления о пространстве и времени относительны, но из этих относительных представлений складывается абсолютная истина, эти относительные представления, развиваясь, идут по линии абсо­лютной истины, приближаются к ней.

...Энгельс противопоставляет Дюрингу общепризнанное и само собою разумеющееся для всякого материалиста положение о действительности, т. e. объективной реальности времени, говоря, что от прямого признания или отрицания этого положения не отделаться рассуждениями об изменении понятий времени и про­странства. He в том дело, чтобы Энгельс отвергал и необходимость и научное значение исследований об изменении, о развитии наших понятий о времени и пространстве,— а в том, чтобы мы последо­вательно решали гносеологический Bonpoc₁ т. e. вопрос об источ­нике и значении всякого человеческого знания вообще. Сколько- нибудь толковый философский идеалист — а Энгельс, говоря об идеалистах, имел в виду гениально-последовательных идеалистов классической философии — легко признает развитие наших по­нятий времени и пространства, не переставая быть идеалистом, считая, например, что развивающиеся понятия времени и простран­ства приближаются к абсолютной идее того и другого и т.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—

Полн. собр. соч., т. 18, с. 181—183

Если ощущения времени и пространства могут дать человеку биологически целесообразную ориентировку, то исключительно под тем условием, чтобы эти ощущения отражали объективную реальность вне человека: человек не мог бы биологически приспо­собиться к среде, если бы его ощущения не давали ему объективно- правилышго представления о ней. Учение о пространстве и времени неразрывно связано с решением основного вопроса гносеологии: представляют ли из себя наши ощущения образы тел и вещей, или тела суть комплексы наших ощущений. Max только путается между тем и другим решением.

...Естествознание не задумывается над тем, что вещество, ко­торое им исследуется, существует не иначе, как в пространстве с 3-мя измерениями, а следовательно, и частицы этого вещества, хотя бы они были так мелки, что видеть мы их не можем, «обяза­тельно» существуют в том же пространстве с 3-мя измерениями.

...Материалисты, признавая действительный мир, материю, ощущаемую нами, за объективную реальность, имеют право выво­дить отсюда, что никакие человеческие измышления и ни для ка­ких целей, выходящие за пределы времени и пространства, не действительны. Вы же, господа махисты, отрицаете за «действи­тельностью» объективную реальность, борясь с материализмом, и тайком провозите ее снова, когда надо бороться с идеализмом последовательным, бесстрашным до коица и открытым! Если в относительном, релятивном понятии времени и пространства нет ничего, кроме относительности, если нет объективной (= ни OT человека, ни от человечества не зависящей) реальности, отражае­мой этими относительными понятиями, то почему бы человечеству, почему бы большинству человечества не иметь права на понятие о существах вне времени и пространства? Если Max вправе искать атомов электричества или атомов вообще вне пространства с 3-мя измерениями, то почему большинство человечества не вправѳ ис­кать атомов или основ морали вне пространства с 3-мя измерениями?

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—

Поли. собр. соч., т. 18, с. 185, 187—189

Оторвать учение Энгельса об объективной реальности времени и пространства от его учения о превращении «вещей в себе» в «вещи для нас», от его признания объективной и абсолютной ие- тины, именно: объективной реальности, данной нам в ощущении,— от его признания объективной закономерности, причинности, необходимости природы,— это значит превратить целостную фи­лософию в окрошку. Базаров, как и все махисты, сбился на том, что смешал изменяемость человеческих понятий о времени и пространстве, их исключительно относительный характер, с не­изменностью того факта, что человек и природа существуют только во времени и пространстве, существа же вне времени и простран­ства, созданные поповщиной и поддерживаемые воображением невежественной и забитой массы человечества, суть больная фан­тазия, выверты философского идеализма, негодный продукт не­годного общественного строя. Может устареть и стареет e каждым днем учение науки о строении вещества, о химическом составѳ пищи, o& атоме и электроне, но не может устареть истина, что че­ловек не может питаться мыслями и рожать детей при одной только платонической любви. A философия, отрицающая объективную реальность времени и пространства, так же нелеиа, внутренне гнида и фальшива, как отрицание этих последних истин. Ухищре­ния идеалистов и агностиков так же, в общем и целом* лицемерны* как проповедь платонической любви фарисеями!

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—.

Полн. собр. соч., т. 18, с. 192—193

Одно дело вопрос о том, как именно при помощи различных органов чувств человек воспринимает пространство и как, путем долгого исторического развития, вырабатываются из этих воспри­ятий абстрактные понятия пространства,— совсем другое дело вопрос о том, соответствует ли этим восприятиям и этим понятиям человечества объективная реальность, независимая от человече­ства. Этого последнего вопроса, хотя он есть единственно философ­ский вопрос, Богданов «не заметил» под грудой детальных иссле­дований, касающихся первого вопроса, и потому не сумел ясно противопоставить материализм Энгельса путанице Маха.

Время, как и пространство, «есть форма социального согласо­вания опыта различных людей» (там же, стр. 34)* их «объектив­ность» есть «общезначимость» (там же).

Это — сплошная фальшь. Общезначима и религия, выражаю­щая социальное согласование опыта большей части человечества. Ho учению религии, например, о прошлом земли и о сотворении мира не соответствует никакой объективной реальности. Учению науки о том, что земля существовала до всякой социальности, до человечества, до органической материи, существовала в течение определенного времени, в определенном по отношению к другим планетам пространстве,— этому учению (хотя оно так же относи­тельно на каждой ступени развития науки, как относительна и каждая стадия развития религии) соответствует объективная реальность. У Богданова выходит, что к опыту людей и к их по­знавательной способности приспособляются разные формы прост­ранства и времени. Ha самом деле как раз наоборот: наш «опыт» и наше познание все более приспособляются к объективному пространству и времени, все правильнее и глубже их отражая.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—

Полн. собр. соч., т. 18, с. 194—195

в) БЕСКОНЕЧНОСТЬ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ

Вечность во времени, бесконечность в пространстве,— как это ясно с первого же взгляда и соответствует прямому смыслу этих слов,— состоят в том, что тут нет конца ни e какую сторону,— ни вперед, ни назад, ни вверх, ни вниз, ни вправо, ни влево. Эта бесконечность совершенно иная, чем та, которая присуща беско­нечному ряду, ибо последний всегда начинается прямо с единицы, с первого члена ряда. Неприменимость этого представления о ряде к нашему предмету обнаруживается тотчас же, как только мы про­буем применить его к пространству. Бесконечный ряд в примене­нии к пространству — это линия, которая из определенной точки в определенном направлении проводится в бесконечность. Выра­жается ли этим хотя бы в отдаленной степени бесконечность про­странства? Отнюдь нет: требуется, напротив, шесть линий, про­веденных из одной точки в трояко противоположных направлени- ях, чтобы дать представление об измерениях пространства; я этих измерений у нас было бы, следовательно, шесть. Кант настолько хорошо понимал это, что только косвенно, обходным путем пере­носил свой числовой ряд на простр&нственность мира. Г-н Дюринг, напротив, заставляет нас принять шесть измерений в пространстве- и тотчас же вслед за этим не находит достаточно слов для выражения своего негодования по поводу математического мистицизма Гаусса, который не хотел довольствоваться тремя обычными измерениями пространства.

B применении ко времени бесконечная в обе стороны линия, или бесконечный в обе стороны ряд единиц, имеет известный образ­ный смысл. Ho если мы представляем себе время как ряд, начи- пающийся с единицы, или как линию, выходящую из определенной точки, то мы тем самым уже заранее говорим, что время имеет начало; мы предполагаем как раз то, что должны доказать. Мы придаем бесконечности времени односторонний, половинчатый ха­рактер; но односторонняя, разделенная пополам бесконечность есть также противоречие в себе, есть прямая противоположность «бесконечности, мыслимой без противоречий». Избежать такого противоречия можно лишь приняв, что единицей, с которой MbI начинаем считать ряд, точкой, отправляясь от которой мы произ­водим измерение линии, может быть любая единица в ряде, любая точка на линии и что для линии или ряда безразлично, где мы по­местим эту единицу или эту точку.

Ho как быть с противоречием «сосчитанного бесконечного чис­лового ряда»? Ero мы сможем исследовать ближе в том случае, если г-н Дюринг покажет нам кунштюк, как сосчитать этот бес­конечный ряд. Когда он справится с таким делом, как счет от — оо (минус бесконечность) до нуля, тогда пусть он явится к нам. Ведь ясно, что откуда бы он ни начал свой счет, он оставит за со­бой бесконечный ряд, а вместе с ним и ту задачу, которую ему надо решить. Пусть он обернет свой собственный бесконечный ряд l+2+3+4... и попытается вновь считать от бесконечного конца обратно до единицы; совершенно очевидно, что это попытка чело­века, который совсем не видит, о чем здесь идет речь. Более того. Если г-н Дюринг утверждает, что бесконечный ряд протекшего времени сосчитан, то он тем самым утверждает, что время имеет начало, ибо иначе он вовсе не мог бы начать «сосчитывать». Он, стало быть, опять подсовывает в виде предпосылки то, что должеп доказать. Таким образом, представление о сосчитанном бесконеч­ном ряде, другими словами, мирообъемлющий дюринговский закон определенности каждого данного числа есть contradictio in adjecto^[18], содержит в себе самом противоречие, и притом абсурдное противо­речие.

Ясно следующее: бесконечность, имеющая конец, но не имею­щая начала, не более и не менее бесконечна, чем та, которая имеет начало, но не имеет конца. Малейшая диалектическая проницатель­ность должна была бы подсказать г-ну Дюрингу, что начало и ко­нец необходимо связаны друг с другом, как северный и южный полюсы, и что когда отбрасывают конец, то начало становится концом, тем единственным концом, который имеется у ряда,— и на­оборот. Вся иллюзия была бы невозможна без математической привычки оперировать бесконечными рядами. Так как в матема­тике мы, в силу необходимости, исходим из определенного, конеч­ного, чтобы прийти к неопределенному, не имеющему конца, TO все математические ряды, положительные или отрицательные, дол­жны начинаться с единицы, иначе никакие выкладки тут невозмож­ны. Ho идеальная потребность математика весьма далека от того, чтобы быть принудительным законом для реального мира.

Кроме того, г-ну Дюрингу никогда не удастся представить себе действительную бесконечность лишенной противоречий. Бес­конечность естъ противоречие, и она полна противоречий. Проти­воречием является уже то, что бесконечность должна слагаться из одних только конечных величин, а между тем это именно так. Ограниченность материального мира приводит к не меньшим про­тиворечиям, чем его безграничность, и всякая попытка устранить эти противоречия ведет, как мы видели, к новым и худшим про­тиворечиям. Именно потому, что бесконечность есть противоречие, она представляет собой бесконечный, без конца развертывающийся во времени и пространстве процесс. Уничтожение этого противо­речия было бы концом бесконечности. Это уже совершенно пра­вильно понял Гегель, почему он и отзывается с заслуженным пре­зрением о господах, мудрствующих по поводу этого противоречия.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг.— Маркс K., Энгельс Ф,

Соч., т. 20, с. 49—51