Как оказалось, Соединенные Штаты в XX веке исполнили как оптимистические, так и пессимистические предсказания.

История будущего

125

Господствующая идеология продолжала подчеркивать про­гресс, политическую свободу, равенство возможностей, веру в технологию и миссию Америки просветить и освободить мир. Но социальные факты индустриализации, городские волнения и расширяющиеся классовые противоречия все имеют явное сходство с опасениями, выраженными Мэдисоном и другими.

Тем временем в Британии конца восемнадцатого столетия важные события эпохи революций оживили милленарианские традиции, которые впали в сон начиная с гражданской войны. Воздух был наполнен апокалиптическими ожиданиями: Фран­цузская революция, как в это очень верили, предвещала реша­ющую стадию борьбы против Антихриста. По наблюдениям Джозефа Пристли люди переживали «великие бедствия, каких мир еще никогда не испытывал», и отчаянно нуждались в при­дании смысла тому, что случилось.⁴² «Серьезный подход к изу­чению пророчеств и внимательное наблюдение знаков време­ни, — писал Джеймс Бикено в 1793 году, — произвели в моем уме сильнейшее убеждение, что полное крушение [sic] папства, окончательное ниспровержение деспотизма, реабилитация ев­реев и обновление всех вещей — уже близко; и каждый год уди­вит нас новыми чудесами». Но без водительства пророчеств, заключил он, «все представляется беспорядком».⁴³

В этой атмосфере писания древних пророков были пере­изданы по доступным ценам и вновь истолкованы, уже в свете Французской революции. Всплывают воспоминания о Сете Дар­вине, бродячем проповеднике семнадцатого столетия, который однажды вошел в церковь «обнаженным до пояса» и возмутил конгрегацию «тревожащими речами», не говоря уже о его пуга­ющем внешнем виде. Среди прочего он предсказал большую смуту во Франции «перед закатом следующего столетия». Те­перь, разве что с некоторым опозданием, его пророчества, ка­залось, осуществлялись.

Подобный подход был предпринят к проповедям Пьера Жюрье, гугенотского священника, который в 1685 году пред-

126

Дэвид А. Уилсон

сказал крах католицизма во Франции. Щекотливый факт, что он ожидал это событие в 1710 году, удачно оставили в стороне. Нострадамус был привлечен к этому делу, как и смутные фи­гуры типа «бедняка из Норфолка», который в 1775 году явно предсказал, что «Франция будет истекать кровью и десятки тысяч ее детей будут убиты». Французы обратятся против ду­ховенства, говорил он, и замыслят неудачное вторжение в Ан­глию. Папа бежит из Рима, ислам падет, и путь к тысячелетне­му царству Христову будет чист в 1805 году.⁴⁴

Тем не менее, безусловно, самым влиятельным было про­рочество Роберта Флеминга, чей «Апокалиптический ключ» 1701 года был широко переиздан и воспроизведен в радикаль­ных газетах. Флеминг утверждал, что вся мировая история со­держится в шестнадцатой главе Откровения Иоанна, в которой семи ангелам было приказано: «Идите и излейте семь чаш гнева Божия на землю». Пытаясь найти соответствия исторических событий с излитием чаш, он заключил, что четвертая чаша будет излита «около 1794 года». К этому времени, утверждал Флеминг, «французская монархия, после того как она опалила других, будет сама хиреть, поступая так; ее огонь и то, что яв­ляется топливом, питающим его, незаметно иссякнут; пока не будут окончательно истощены к концу данного столетия».

Эффект был ошеломительным. Когда в январе 1793 года был казнен Людовик XVI, казалось, что Флеминг действитель­но открыл будущее. И когда пять лет спустя французские ар­мии разработали удачный ход, в котором Римский Папа был заключен в тюрьму и Рим стал республикой, казалось, что осу­ществлялось также следующее его предсказание. Лоялисты и ра­дикалы были одинаково поражены силой пророчеств Флемин­га, но выводы из них сделали противоположные. «Друзья поряд­ка» попытались использовать Флеминга в своих собственных це­лях и утверждали, что он предсказал разрушение французской нации. В противоположность им такие радикалы, как Джозеф Ломас Тауэре, соединили «интерпретации пророчеств» с «не-

История будущего

127

которыми политическими истинами», чтобы продемонстриро­вать, что Французская революция разрушит суеверие, ниспро­вергнет повсюду в Европе монархии, распространит истинное христианство и приведет в движение тысячелетнее царство Хри­стово.

Среди прочего Тауэре хотел направить народные верования о гадании и чтении будущего в революционные политические и религиозные каналы. Кажется, что правительство было весьма обеспокоено, чтобы принять жесткие контрмеры. На форзаце одной из немногих оставшихся копий фигурирует надпись: «Эту работу приказано строго запретить по указанию У. Пит-та», премьер-министра.⁴⁶

Многие британские демократы, подобно их американским коллегам, нашли трудным согласовать с практикой свою под-держку принципов Французской революции. «Некоторые, од­нако, возражают, — заметил Бикено, — что прогресс Француз­ской революции был отмечен слишком большим произволом и кровью; и то, что люди участвовали в ней, — слишком сквер­но, чтобы допустить, что это — от Бога». Один из способов об­ращения с этой проблемой состоял в том, чтобы переложить всю вину за революционное насилие на плечи роялистов. Ут­верждали, что, если бы они не выступили против свободы, не было бы вообще никакого кровопролития. Другой способ дол­жен был указать, что Бог часто использовал «недостойные фи­гуры» для своих намерений. Генрих VIII, например, едва ля был образцом достоинства, но именно благодаря ему Британия ста­ла протестантской нацией. Согласно Пристли, «распростра­ненность безбожия» во Франции была реакцией на «антихри­стианские правящие круги» страны. Теперь, писал он, католи­ческая тирания и революционный атеизм уравновешивали друг друга, оставляя открытым путь для «истинного христианства» и Второго пришествия.

Пристли полагал, что тысячелетнее царство Христово не­избежно; Бикено рассчитывал, что Антихрист будет побежден к 1819 году и Христос возвратится в 1864 году; другие вычис­лили, что Второе пришествие произойдет в 2060 году. Но бе­зотносительно к определенным датам озабоченность наступ-

128

Дэвид А. Уилсон

лением тысячелетнего царства Христа побудила людей к раз­мышлениям над его природой. В ходе этого рассмотрения они четко выработали форму религиозного утопизма, который не только показал их надежды на будущее, но бросил также задний свет на проблемы и несправедливости их собственной эпохи.⁴⁷ Этотоптимизм особенно очевиден в милленаристских пред­положениях Джозефа Ломаса Тауэрса. Он с нетерпением ждал мира, в котором медицина вылечит больных, животные будут дружелюбными, люди будут чувствовать себя в безопасности в собственных домах и путешественники будут защищены от раз­бойников и пиратов. В течение тысячелетнего царства Христо­ва, считал Тауэре, не будет больше высшей меры наказания, не будет больше поединков и самоубийств. Горе и боль закончатся и человечество больше не будет знать войн. «Больше не будут, — писал он, — тысячи представителей человеческой расы соби­раться вместе, чтобы убивать друг друга на поле сражения или в глубине души».

Вместе с ниспровержением «плохого правительства и лож­ной религии» будут преобразованы все аспекты жизни. «Не толь­ко война, разногласие и мор в большой степени будут удалены из мира, — предсказывал Тауэре, — но также и то другое зло, ко­торое естественно проистекает из тех же источников — празд­ности и невежества, лицемерия и преследования, суеверия и безбожия, чрезмерной бедности и сурового труда». Этот образ будущего совершенно совпадает со стремлениями популярных радикалов с обеих сторон Атлантики. Тауэре сделал тысячелет­нее царство Христово синонимичным утопическим мечтам о демократическом республиканизме.⁴⁸

Если возобновление интереса к предсказаниям у людей, подобных Флемингу и Жюрье, было частью синдрома «ретрос­пективного пророчества», то милленаристские ожидания Бикено, Пристли и Тауэрса принадлежали новому, порожденному револю­ционерами видению будущего. В это же время апокалиптические секты группировались вокруг харизматических самозваных спа­сителей, таких как Ричард Бразэрс и Джоанна Сауткотт.

Выходец из Ньюфаундленда, Бразэрс родился в 1757 году на Рождество; эту дату он воспринял как признак своей бо-

История будущего

129

жественной судьбы. «Я — пророк, который будет явлен евре­ям, — объявил он в 1794 году, — чтобы организовать их исход из всех стран в землю Израилеву, в их собственную страну, в стиле, подобном Моисею, но с дополнительными полномо­чиями». Битва Армагеддона началась, когда революционная Франция вступила в войну с консервативной Британией. Ге­орг III был одним из «четырех великих животных» в Книге Даниила, а сам Бразэрс был Богом предназначен осуществлять руководство тысячелетним царством Христовым.⁴⁹