<<
>>

О юридических гарантиях недопустимости политизации конституционного правосудия

Известно, что из трех ветвей власти только судебная формируется и функционирует не на политической, а на профессиональной основе. Автономность, дистанцирование от политики судебной власти обеспечивается механизмами самоорганизации и самоуправления, а также путем конституционного закрепления социальных и материальных гарантий независимости судей, что, в конечном счете, позволяет судебной власти обрести уникальные качества института «правового руководства обществом»1.

Вместе с тем необходимы и специальные гарантии недопустимости [60] политизации судебной власти, в том числе осуществляемой в форме конституционного правосудия.

Во всех государственно-правовых системах — независимо от конкретной модели конституционного правосудия — предусмотрены те или иные юридические гарантии, направленные на создание условий независимости и самостоятельности судебной власти. Хотя такие гарантии весьма разнообразны, и они могут иметь в зависимости от национальной специфики различные формы проявления, в обобщающем, системном виде они могут быть представлены следующим образом.

Во-первых, это компетенционные гарантии, обусловленные тем, что сама компетенция органов конституционно-судебного контроля в принципе не должна провоцировать их на рассмотрение чисто политических по своему характеру вопросов. В этом плане российское законодательство стоит на достаточно жестких позициях конституционно-судебной деполитизации, поскольку оно не только вполне справедливо запрещает Конституционному Суду РФ инициировать рассмотрение дел по своему усмотрению, но и лишает его возможностей решать целый ряд конституционно значимых вопросов политического характера, которые, если судить по зарубежной практике, могут считаться вполне традиционными для конституционного правосудия. Это небесспорный подход, который касается, например, избирательных споров. Так, в некоторых странах проведена идея «совместной компетенции» общих и конституционных судов в области избирательного права (например, Германия, Португалия), в ряде других государств компетенция по избирательным спорам признается в основном за органами конституционного правосудия. Речь идет не только о решении конституционными судами вопросов конституционности нормативных правовых актов, относящихся, в частности, к избирательному законодательству, но о разрешении в рамках конституционного судопроизводства избирательных споров как таковых1.

Во-вторых, статусно-обеспечительные гарантии, благодаря которым создаются условия самостоятельности судей конституционных судов в принятии решений. Это, в первую очередь, закрепление и реализация требования независимости судей конституционных судов, их подчинение только конституции, никому и ничему более. Так, согласно ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»[61] [62] независимость судьи Конституционного Суда РФ обеспечивается его несменяемостью (ст. 14), неприкосновенностью (ст. 15), равенством прав судей (ст. 16), установленным законом порядком приостановления (ст. 17) и прекращения (ст. 18) полномочий судьи, правом на отставку (ст. 19), а также обязательностью установленной процедуры конституционного судопроизводства, запретом какого бы то ни было вмешательства в судебную деятельность, предоставлением судье материального и социального обеспечения, гарантий безопасности, соответствующих его высокому статусу.

В-третьих, статусно-ограничительные гарантии, направленные на недопущение вмешательства судей конституционных судов в политические процессы и исключение возможного конфликта интересов. Здесь следует назвать, в частности: а) обязанность судей при исполнении своих полномочий, а также во внеслужебных отношениях, избегать всего, что могло бы умалить авторитет судебной власти, достоинство судьи или вызвать сомнение в его объективности, справедливости и беспристрастности (п. 2 ст. 3 Закона РФ «О статусе судей в РФ»[63]); б) запрет для судей замещать иные государственные должности, должности государственной службы, муниципальные должности, должности муниципальной службы, быть третейским судьей, арбитром (пп. 1 п. 3 ст. 3 Закона РФ «О статусе судей в РФ», ч. 1 ст. 11 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»); в) запрет для судей принадлежать к политическим партиям и движениям, материально их поддерживать, участвовать в политических акциях, вести политическую пропаганду или агитацию, участвовать в кампаниях по выборам в органы государственной власти и органы местного самоуправления, присутствовать на съездах и конференциях политических партий и движений, заниматься иной политической деятельностью; входить в руководящий состав каких-либо общественных объединений, даже если они и не преследуют политических целей (пп. 2 и 3 п. 3 ст. 3 Закона РФ «О статусе судей в РФ», ч. 3 ст. 11 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»).

В-четвертых, институционно-организационные гарантии, призванные обеспечить недопустимость политизации органа конституционного правосудия за счет определенного, демократического порядка его формирования и деятельности. В каждой стране имеются свои особенности законодательного решения этих вопросов, что могло бы стать предметом самостоятельного исследования. A в точечных, но достаточно важных моментах заслуживает внимания, например, зарубежный опыт, касающийся: а) особенностей реализации принципа несменяемости судей, имея в виду, что конституционные судьи (в отличие от судей других юрисдикций, получающих свои полномочия чаще всего пожизненно) практически во всех демократических странах Западной Европы обоснованно имеют строго ограниченный срок полномочий (чаще всего от 6 до 9 лет); б) существовавший до недавнего времени и в нашей стране опыт избрания самими конституционными судьями руководства органов конституционного правосудия, а также реализация принципа их сменяемости, в частности, путем исключения возможности неограниченных по периодичности сроков замещения соответствующих должностей; в) формирование состава конституционных судов с участием органов различных ветвей государственной власти, что призвано исключить сами предположения о возможном приоритетном политическом влиянии на орган конституционного правосудия какой-либо из ветвей власти, и др.

При этом определенные механизмы, средства гарантирования недопустимости политизации конституционного правосудия могут вырабатываться не только законодателем, но, в определенной мере, и самими органами конституционного правосудия. Изучение практики Конституционного Суда РФ дает в этом плане интересные примеры такого рода правовых позиций.

Это, во-первых, обоснование Конституционным Судом РФ принципа разумной сдержанности, в силу которого Конституционный Суд РФ при наличии установленных дефектов конституционно-правового характера в оцениваемом правовом регулировании, тем не менее воздерживается от признания оспариваемых законоположений неконституционными, поскольку устранение таких дефектов требует системного правового регулирования и дисквалификация норм актом Конституционного Суда РФ могла бы причинить больший вред конституционным ценностям, чем сохранение их действия на определенный срок. Речь идет, таким образом, фактически о презумпции конституционности акта, ставшего предметом конституционного нормоконтроля.

Во-вторых, недопустимость для Конституционного Суда РФ осуществлять проверку конституционности нормативных правовых актов или давать толкование Конституции РФ, если имеет место законодательный процесс по законопроекту, которым непосредственно затрагивается вопрос, поставленный заявителем, поскольку иное означало бы недопустимое с точки зрения принципа разделения властей вмешательство Конституционного Суда РФ в законодательную деятельность, а также по существу предварительный конституционный контроль, что не относится к его компетенции1. В этом же русле может оцениваться и правовая позиция Конституционного Суда РФ о недопустимости оценки конституционности норм избирательного законодательства в условиях избирательного процесса[64] [65].

В-третьих, недопустимость проверки Конституционным Судом РФ норм Основного Закона на их конституционность, т. е. на соответствие, в частности, требованиям основ конституционного строя (глава 1), которым не могут противоречить никакие другие положения Конституции РФ (ст. 16). Данная правовая позиция была сформулирована Конституционным Судом в связи с запросом в 1995 г. Государственной Думы о соответствии части 2 статьи 95 Конституции РФ (о порядке формирования Совета Федерации) требованиям конституционного принципа разделения властей (ст. 10). Рассмотрев данное дело, Суд решил, что в его компетенцию, установленную статьей 3 ФКЗ о Конституционном Суде, «не входит проверка конституционности конституционных положений, признание их недействующими, утратившими силу»[66]. В последующем к этому выводу (о неприемлемости использования конституционного судопроизводства как средства разрешения коллизий между положениями Конституции РФ), причем даже в более мягком варианте, нежели прямое признание конституционного установления неконституционным, впоследствии пришел и федеральный законодатель. В частности, государственная дума постановлением №65-IV от 11 февраля 2004 г. отклонила проект ФКЗ №308923-3 «О внесении изменений и дополнений в ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации», в соответствии с которым предлагалось, что в случае, если Конституционный Суд в установленном порядке признает, что отдельные положения Конституции РФ не соответствуют основам конституционного строя российской Федерации, заключение Конституционного Суда по этому вопросу является основанием для подготовки соответствующих изменений в Конституции РФ в соответствии с положениями главы 9 Конституции1.

Тем важнее обратить внимание на сформулированную в Определении Конституционного Суда РФ от 17 июля 2014 г. по запросу группы депутатов государственной думы о проверке конституционности ряда положений закона РФ о поправке к Конституции РФ «О Верховном Суде РФ и Прокуратуре РФ»[67] [68] правовую позицию, касающуюся, в частности, полномочий Конституционного Суда РФ по проверке такого специфичного, обладающего особой юридической природой нормативного правового акта, как Закон РФ о поправке к Конституции РФ. В зарубежной практике существуют различные подходы к решению вопроса о пределах полномочий органов конституционного контроля по проверке конституционности поправок к конституции[69]. Наш конституционно-судебный орган решил данный вопрос на основе принципа конституционной сдержанности, отметив, в частности, что проверка вступившего в силу закона о поправке к Конституции РФ была бы «фактически проверкой положений Конституции РФ, что не входит в компетенцию конституционного Суда рФ, установленную статьей 125 конституции рФ и статьей 3 Фкз «о конституционном Суде рФ» (абз. 2 п. 2 мотив. части указанного Определения). Этим, однако, вывод Конституционного Суда не ограничивается. Ведь, как следует из статей 15 (ч. 1), 16 (ч. 2) и 134-136 Конституции рФ в их взаимосвязи, закон российской Федерации о поправке к конституции рФ в части, вносящей изменения в главы 3-8 Конституции Российской Федерации, не может противоречить положениям ее глав 1, 2 и 9 как по содержанию, так и по порядку принятия. Возникающие же по этому поводу споры носят конституционный характер, а потому они подлежат разрешению именно в порядке конституционного судопроизводства, что соответствует предназначению судебного конституционного контроля; в противном случае нарушались бы закрепленные конституцией РФ, ее статьями 18, 47 (ч. 1), 118 (ч. 2), 125 и 126, принципы, лежащие в основе организации и осуществления правосудия, разграничения видов судебной юрисдикции, обеспечения правосудием прав и свобод граждан. Тем самым не исключается, сделал вывод Конституционный Суд, внесение как в конституцию рФ, так и в Фкз «о Конституционном Суде Российской Федерации» изменений, касающихся возможности проверки Конституционным Судом рФ закона российской Федерации о поправке к Конституции РФ с точки зрения соответствия положениям глав 1, 2 и 9 Конституции РФ, но до его вступления в силу, т. е. до того момента, с которого внесенные им в Конституцию РФ поправки становятся ее неотъемлемой составной частью1.

Таким образом, Конституционный Суд РФ, во-первых, исходит из принципиальной возможности осуществления [70]

предварительного конституционного нормоконтроля по отношению к поправкам к конституции и, во-вторых, этот вопрос может и должен решаться исключительно конституционным законодателем — путем внесения изменений в статью 125 Конституции РФ либо в статью 3 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ». Если иметь в виду, что внесение поправок в Конституцию практически всегда сопряжено с необходимостью решения, в том числе, вопросов политической целесообразности, такой, достаточно осторожный подход Конституционного Суда вполне оправдан.

В-четвертых, самоограничение Конституционного Суда РФ в отношении оценки на конституционность пробелов в законодательном регулировании. Конституционный Суд исходит из того, что пробел в законодательном регулировании не может быть предметом конституционного контроля, за исключением случаев, когда это служит непреодолимым препятствием для реализации вытекающих из Конституции РФ прав и законных интересов граждан, в связи с чем может оказаться необходимым выявление конституционного смысла действующего права1. очевидно, что такое самоограничение Конституционного Суда РФ также может рассматриваться как своеобразная гарантия дистанцирования Суда от тех вопросов, которые должны решаться, прежде всего, на политическом, в том числе законотворческом, уровне.

Таким образом, Конституционный Суд, будучи «больше, чем судом», может многое, но, надо признать, далеко не все, особенно, если это касается политической сферы. В этих условиях особое значение приобретает способность как к процессуальной экономии в своей деятельности, так и к компетенционному самоограничению. Как тут не вспомнить слова бывшего Председателя Верховного Суда США Ренквиста, который, отвечая на комплименты по [71] поводу его позиции по известному делу «Моника-гейт» (об импичменте президента клинтона), сказал: «я ничего особенного (по этому вопросу. — прим. авт.) не сделал, но сделал это очень хорошо». у конституционного Суда также нередко возникают ситуации, когда имеется возможность (и необходимость) «очень хорошо» самоограничиться, удовлетвориться кажущейся, не всегда популярной недосказанностью. В особой степени это касается компетенционных взаимоотношений конституционного Суда как с законодательной, исполнительной властью, так и с судами иных юрисдикций. Но это уже другая проблема, имеющая не только правовую, но и политическую составляющие, и решение таких вопросов в особой степени требует от конституционного Суда прохождения между Сциллой и Харибдой, руководствуясь при этом, естественно, исключительно требованиями конституции.

В заключение представляется уместным отметить, что анализ проблем соотношения конституционного правосудия, конституционной модернизации в соотношении с политикой позволяет сделать вывод, что вряд ли возможно создать как на доктринальном, так и тем более на практическом уровне стерильно чистую модель конституционного правосудия, «очищенную» от политико-идеологических начал. конечно, достижение такой цели могло бы показаться весьма привлекательным с точки зрения стремления к «деполитизации» конституционного правосудия. но нельзя не учитывать, что тесное сочетание правовых и политических факторов в конституционном правосудии — объективная реальность, в ней находят отражение глубинные сущностные характеристики современного конституционализма и процессов конституционной модернизации во всем их многообразии и противоречивости.

Это находит свое практическое воплощение в конкретных направлениях деятельности конституционного Суда РФ и, соответственно, в его решениях, отражающих правовые позиции Суда по широкому спектру проблем организации и функционирования публичной власти, формирования и развития рыночной экономики, обеспечения прав и свобод человека и гражданина. Одним словом, речь идет о чрезвычайно большом многообразии проблем и сфер их проявления, которые находят обобщенные (конституционно-правовые) характеристики посредством категории российской государственности.


3.

<< | >>
Источник: Бондарь Н.С.. Конституционная модернизация российской государственности: в свете практики конституционного правосудия. 2014

Еще по теме О юридических гарантиях недопустимости политизации конституционного правосудия:

  1. 2.2. КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВОСУДИЕ МЕЖДУ ПРАВОМ И ПОЛИТИКОЙ: ВОЗМОЖНА ЛИ КОНСТИТУЦИОННАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ... БЕЗ ПОЛИТИЗАЦИИ?
  2. Конституционное правосудие является важным гарантом «преобразовательно-динамической» стабильности Конституции России
  3. Юридические гарантии как форма нейтрализации нормативных юридических препятствий в реализации конституционных прав граждан РФ
  4. § 1. Юридическая помощь населению в системе конституционных гарантий прав личности
  5. Конституционное правосудие - относительно новый для России институт защиты прав и свобод граждан и юридических лиц, а также рассмотрения спорных вопросов жизни государства.
  6. Бондарь Н.С.. Конституционная модернизация российской государственности: в свете практики конституционного правосудия. 2014, 2014
  7. Конституционные гарантии прав и свобод
  8. § 7.6. Конституционные основы правосудия и судебной системы РФ
  9. § 4.4. Гарантии и защита конституционных прав и свобод
  10. Конституционное правосудие как фактор институционализации многопартийности в России
  11. Сущность конституционного права на жилище и его гарантии
  12. КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВОСУДИЕ КАК ИНСТРУМЕНТ СОЦИОИСТОРИЧЕСКОй МОДЕРНИЗАЦИИ КОНСТИТУЦИИ, гЕНЕРАТОР «живого» Конституционализма
  13. Система юридических гарантий, обеспечивающих осуществление инвестиционной деятельности
  14. Законодательное определение гарантий избирательных прав содержится в пункте 11 статьи 2 ФЗ «О гарантиях»
  15. Глава 1. Конституционно-правовые основы информирования избирателей как гарантии реализации активного избирательного права граждан в Российской Федерации
  16. Электронное правосудие и принципы осуществления правосудия
  17. Понятие конституционно-правового статуса как юридической категории сопряжено также с понятием конституционного и правового статуса.