«Стокгольмский синдром» и антитеррористическая деятельность

С тактической точки зрения, с точки зрения решения задач по освобождению заложников субъектами, непосредственно осущест- вляющими борьбу с терроризмом, в частности в случае осуществления силовой операции, «стокгольмский синдром» содержит в себе и по- ложительные, и отрицательные стороны, что должно обязательно

¹ Пуховский Н.Н.

² Пуховский Н.Н. Психотравматические последствия чрезвычайных ситуаций. М.: Академический проект, 2000. С. 83–88; 87.

³ Тарабрина Н.В. Психологические последствия террористических актов // Миро- вое сообщество против глобализации преступности и терроризма. М.: Экономика, 2004. С. 212.

⁴ Кипучая «религиозно-психотерапевтическая» деятельность г-на Грабового со товарищи – лишнее тому подтверждение (Власть. 13 сентября 2004 г., № 36 (589).

С. 24; 44–46).

учитываться при ведении переговоров с террористами (оценка реаль- ности угроз заложникам), при оценке юридически значимой инфор- мации, получаемой от уже освобожденных заложников, и т.д.

Так, его положительная сторона состоит в том, что чем явствен- нее, сильнее «стокгольмский синдром», тем менее вероятно причи- нение террористами какого-либо вреда заложникам. Как правило, сначала террористы угрожают убийством захваченных ими людей в случае невыполнения властями своих требований, но впоследствии не осуществляют эти угрозы, утрачивая тактическую инициативу¹. Вероятно, потому, что исподволь начинает «работать» «стокгольмский синдром»: действительно, в значительном большинстве подобных слу- чаев основное число жертв приходится как на моменты осуществления захвата заложников, так и на моменты их силового освобождения².

С другой стороны, оперативно и процессуально значимая, чрез- вычайно важная информация, исходящая от уже освобожденных (от- пущенных террористами) заложников, вполне может оказаться иска- женной, даже сознательно-недостоверной (потерпевшие могут активно противодействовать правоохранительным структурам, непосредственно занимающимся этим конкретным случаем терроризма)³.

¹ Так, поведение «стокгольмских» налетчиков в 1973 г. по отношению к захваченным ими заложникам оказалось диаметрально противоположным ожидаемому (они оба были профессиональными преступниками и характеризовались как особо жестокие, агрессивные, импульсивные индивиды, а один из них непосредственно перед нале- том на банк убил двух сотрудников полиции) (Bejerot N. Op. cit. P. 486).

² Например: 1972 г., г. Мюнхен (ФРГ), бандгруппа «Black September» – из 11 убитых заложников 2 – при захвате и 9 – при штурме; 1976 г., г. Энтеббе (Уганда) – из 90 за- ложников 3 убито при их освобождении; 1983 г., г. Тбилиси, бандгруппа А. Церете- ли – 4 убитых, 2 раненых при захвате самолета террористами, при удержании и при штурме жертв не было; 1989 г., г. Минеральные Воды (Ставропольский край), банд- группа П. Якшиянца – длительное удержание, жертв нет; декабрь 1993 г., гг.

³ Clutterbuck R. Negotiating tactics // Terrorism and personel protection. Boston etc., 1985. P. 252–255; Oots K.L. Bargaining with terrorists: organizational considerations // Terrorism... N.Y. etc., 1990. Vol. 13. N 2. P. 145–158.

Особо следует учитывать, что от воздействия данного синдрома не застрахованы и те представители власти, которые в той или иной форме контактируют с захватчиками, в том числе и ведут с ними очные переговоры («переговорщики»). Так, 23 декабря 1993 г. в г. Ростове-на- Дону бандгруппой «Казака» был захвачен автобус со школьниками. По версии СМИ, одна из сотрудниц областной администрации, которая какое-то время вела переговоры с захватчиками, не только подпала под действие этого синдрома, но и, проникшись к террористам излишни- ми чувствами, прямо предупредила их о том, что оперативным штабом планируется специальная (силовая) операция по освобождению за- ложников, и тем самым поставила ее под удар¹.

Известные события в г. Буденновске Ставропольского края летом 1995 г. в массовом масштабе подтвердили основные формы проявле- ния «стокгольмского синдрома», от воздействия которого не «уберег- лись» не только заложники (и в какой-то степени их родственники) и журналисты, работающие «внутри» (под контролем террористов), но и сами террористы.

Следует учитывать, что механизм формирования этого синдрома может существенно искажаться в случае сильных деформаций в оценоч- но-ориентационных сферах конкретных террористов. В частности, если захват заложников осуществили психически больные лица или индиви- ды в крайней степени наркотического (алкогольного) опьянения, на- деяться на формирование и положительное влияние синдрома или его активизацию не имеет смысла. Кроме того, террористические реалии современной России показывают: как средство устрашения общества захват террористами заложников может осуществляться с их заплани- рованным уничтожением (г. Беслан, сентябрь 2004 г.) – это, на фоне изначально низкого авторитета власти в глазах населения как по стране в целом, так и по Республике Северная Осетия – Алания², не может не усиливать негативных тенденций во взаимоотношениях власти и обще- ства, в том числе вызванных воздействием «стокгольмского синдрома».

¹ В итоге бандгруппа «Казака» так и не была задержана и скрылась с частью полу- ченного выкупа на неконтролируемой федеральными властями территории Чечен- ской Республики Ичкерия (Огонек. 1994. № 46/47. С. 24).

² По данным социологических опросов, в сентябре 2004 г. Президент Республики Северная Осетия – Алания пользовался доверием 27% населения республики, Правительство – 0,5%, суд, прокуратура – 0,7%, МВД – 3%, ФСБ – 2,7% (Социо- логические исследования. 2004. № 4. С. 130).