Вторая осада Рима. 409 г.
В то время как император и его двор наслаждались с упорным высокомерием безопасностью, которую доставляли им равеннские болота и укрепления, они оставляли Рим почти совершенно беззащитным перед разгневанным Аларихом.
Однако он все еще обнаруживал такую искреннюю или притворную умеренность, что, в то время как подвигался со своей армией по Фламиниевой дороге, посылал одного вслед за другим епископов с новыми мирными предложениями и умолял императора спасти столицу от огня и меча варваров. Впрочем, это неминуемое общественное бедствие было предотвращено не мудростью Гонория, а благоразумием или человеколюбием готского царя, который прибегнул к более мягкому, хотя и одинаково успешному способу завоевания. Вместо того чтобы нападать на столицу, он направил свои усилия на пристань Остию, которая была одним из самых смелых и самых удивительных произведений римского великолепия. Случайности, от которых постоянно зависело ничем не обеспеченное продовольствие столицы во время зимней навигации, внушили гению первого Цезаря полезную мысль, которая была приведена в исполнение в царствование Клавдия. Искусственные молы, образуя узкий вход в гавань, выдвигались далеко в море и отталкивали яростно набегавшие волны, между тем как самые большие корабли безопасно стояли на якоре внутри глубокого и обширного бассейна, в который вливался северный рукав Тибра почти в двух милях от древней колонии Остии. Римский порт постепенно разросся до размеров епископской столицы, где африканский зерновой хлеб складывался в обширные магазины для прокормления столичного населения. Лишь только Аларих овладел этим важным пунктом, он потребовал от столицы безусловной сдачи и подкрепил свое требование положительным заявлением, что в случае отказа или даже замедления немедленно будут уничтожены запасы, от которых зависит жизнь римского населения. Гордость сенаторов должна была смириться перед воплями этого населения и перед страхом голода; они без сопротивления согласились на предложение посадить нового императора на престол недостойного Гонория, а выбор готского завоевателя облек в порфиру городского префекта Аттала. Признательный монарх немедленно назначил своего покровителя главным начальником западных армий; Адольфу, возведенному в звание графа дворцовой прислуги, было поручено охранять особу Аттала, и два враждебных народа, по-видимому, соединились самыми тесными узами дружбы и союзничества.Городские ворота отворились, и новый римский император, окруженный со всех сторон отрядом готов, направился с шумною торжественностью во дворец Августа и Траяна. Распределив между своими любимцами и приверженцами гражданские и военные должности, Аттал созвал сенат и объявил ему в пышной и цветистой речи о своей решимости восстановить величие республики и снова присоединить к империи Египет и восточные провинции, когда-то признававшие над собою верховную власть Рима. Эти нелепые обещания внушали всякому благоразумному гражданину основательное презрение к личности узурпатора, который не обнаружил никаких воинских дарований и возвышение которого было самой глубокой и самой позорной раной, какую когда-либо наносила республике дерзость варваров. Но чернь со своим обычным легкомыслием радовалась перемене повелителя.
Общее неудовольствие было благоприятно для Гонориева соперника, и те сектанты, которые были угнетены притеснительными императорскими эдиктами, ожидали некоторой поддержки или, по меньшей мере, терпимости со стороны такого монарха, который был воспитан на своей родине, в Ионии, в языческих суевериях и впоследствии получил таинство крещения из рук арианского епископа. Первые дни царствования Аттала были ясны и счастливы. Доверенное лицо было послано с незначительным отрядом войск в Африку, чтобы увериться в покорности этой провинции; большая часть Италии преклонилась из страха перед могуществом готов, и если Болонья оказала энергическое и успешное сопротивление, зато миланское население, быть может недовольное отсутствием Гонория, громко одобрило выбор римского сената. Аларих во главе сильной армии довел своего царственного пленника почти до самых ворот Равенны, и торжественное посольство, в состав которого входили главные министры — преторианский префект Иовий, начальник кавалерии и пехоты Валент, квестор Потамий и главный нотариус Юлиан, — было допущено с воинственной пышностью внутрь готского лагеря. От имени своего государя эти послы соглашались признать законность избрания его соперника и разделить как италийские, так и западные провинции между двумя императорами. Их предложения были отвергнуты с презрением, и к этому отказу присоединилось оскорбительное милосердие Аттала, соблаговолившего обещать, что, если Гонорий немедленно сложит с себя порфиру, ему будет дозволено провести остальную жизнь в спокойной ссылке на каком-нибудь отдаленном острове. Действительно, таково было отчаянное положение Феодосиева сына в глазах тех, кому всего лучше были знакомы его силы и ресурсы, что его министр Иовий и его генерал Валент не оправдали возложенного на них доверия, бесчестно покинули знамя своего несчастного благодетеля и посвятили свою изменническую преданность служению его более счастливому сопернику. Пораженный известием о такой домашней измене, Гонорий стал дрожать от страха при приближении каждого слуги и при приезде каждого гонца. Он опасался, чтобы какие-нибудь тайные враги не скрывались в его столице, в его дворце и даже в его спальне, и в равеннской гавани были заготовлены суда для перевозки уволенного от должности императора во владения царствовавшего на востоке его малолетнего племянника.Но есть Провидение (по крайней мере так думает историк Прокопий), которое печется о простаках и безумцах, а за Гонорием, конечно, нельзя бы было не признать особых прав на его покровительство. В то время как он, по неспособности принять какое-либо благоразумное и отважное решение, готовился с отчаяния к постыдному бегству, в равеннскую гавань неожиданно прибыло подкрепление из четырех тысяч ветеранов. Император поручил охрану городских стен и ворот этим храбрым чужеземцам, преданность которых не была поколеблена придворными интригами, и с той минуты его сон уже не прерывался тревожными мыслями об опасности, которой угрожали ему внутренние враги. Полученные из Африки благоприятные известия произвели внезапный переворот и в общественном мнении, и в положении дел. Войска, посланные в эту провинцию Атталом, были разбиты; их начальники были умерщвлены, а деятельное усердие Гераклиана доказало и его собственную преданность императору, и преданность населения. Он прислал значительную сумму денег, с помощью которой была упрочена привязанность императорской гвардии, а благодаря предусмотрительности, с которою он прекратил вывоз зернового хлеба и оливкового масла, среди римского населения стал чувствоваться голод, возникли волнения и обнаружилось общее неудовольствие. Неудачный исход африканской экспедиции сделался источником взаимных жалоб и пререканий между приверженцами Аттала, и его покровитель постепенно охладел к интересам такого монарха, у которого не было ни умения повелевать, ни готовности повиноваться. Самые неблагоразумные меры принимались без ведома Алариха или наперекор его указаниям, а упорный отказ сената допустить участие хотя бы только пятисот готов в морской экспедиции обнаружил такую подозрительность и такое недоверие, которые были и неблагодарны, и неблагоразумны. Неудовольствие готского царя было усилено коварными происками Иовия, который был возведен в звание патриция и впоследствии оправдывал свою двойную измену бесстыдным заявлением, что он притворным образом покинул Гонория только для того, чтобы вернее погубить узурпатора. На обширной равнине подле Римини в присутствии бесчисленного сборища римлян и варваров с недостойного Аттала были публично сняты диадема и порфира, и Аларих отослал эти царские отличия к сыну Феодосия как залог мира и дружбы. Возвратившиеся к своему долгу офицеры были восстановлены в своих должностях, и даже самое позднее раскаяние милостиво награждалось, а разжалованный римский император, заботившийся не столько о своем достоинстве, сколько о сохранении своей жизни, вымолил позволение следовать за готским лагерем в свите высокомерного и своенравного варвара.
Еще по теме Вторая осада Рима. 409 г.:
- Осада Рима готами
- Третья осада и разграбление Рима готами. 410 г.
- По статусу гражданства свободное население Рима делилось на граждан Рима и иностранцев (перегринов).
- Статья 409. Отказ от апелляционных жалобы, протеста и их отзыв
- Осада Дамиетты 1217-1220 гг.
- Вильгельм Тирский ОСАДА И ВЗЯТИЕ ИЕРУСАЛИМА.
- Яков Витрийский ОСАДА ДАМИЕТТЫ КРЕСТОНОСЦАМИ.
- Аббон ОСАДА ПАРИЖСКОЙ БАШНИ ШАТЕЛЕ НОРМАННАМИ.
- Мишо ОСАДА ДАМАСКА И ОКОНЧАНИЕ ВТОРОГО КРЕСТОВОГО ПОХОДА.
- Боаэддин ОСАДА АКРЫ ХРИСТИАНАМИ. 1189-1191 гг. (до 1235 г.)
- Никита Хониат ОСАДА И ВЗЯТИЕ КОНСТАНТИНОПОЛЯ ЛАТИНАМИ. 1204 г. (в 1218 г.)
- 2.1. Основание Рима
- Первый захват Рима
- Основание Рима
- ЮРИСПРУДЕНЦИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
- Разрушение Рима
- Унижение Рима и сената
- 1.1. Коллегии адвокатов Древнего Рима