Суть противостояния «троцкизма» и «ленинизма» для Сталина заключалась прежде всего в отношении к государству и власти.

«Троцкизм», как политико-правовая идеология, олицетворял для Сталина революционеров, сторонников политики разрушения.

«Ленинизм» же, изрядно подкорректированный самим Сталиным — идеологию строительства великого государства, фактически воссоздания Российской империи.

Кстати говоря, подтверждение данного тезиса легко найти и у самого Троцкого. B написанной в 1937 году работе с громким названием «Преступления Сталина» он заявлял: «Формулы марксизма, выражающие интересы масс, все больше стесняли бюрократию, поскольку неизбежно направлялись против ее интересов. C того времени как я встал в оппозицию к бюрократии, ее придворные теоретики стали называть революционную сущность (выделеномной — В.Б.) марксизма — троцкизмом. Одновременно официальное понятие ленинизма менялось из года в год, все более приспосабливаясь к потребностям правящей касты»^{^[451]}. Весьма интересна и следующая оценка Троцкого: «“социализм”, “пролетариат”, “народ”, “международная революция” стали отныне только псевдонимами бюрократической касты»^{^[452]}. Иван Ильин, кстати, определял, что марксистское правосознание характеризуется, в первую очередь, такими чертами как «отрицание духа, духовной личности, духовной культуры, веры, семьи, родины и права как самостоятельных ценностей»^{^[453]}.

Использование же для определения новой империи различных «классовых» прилагательных — «пролетарская», «ленинская» и т.д. для Сталина имело роль ритуальную и мало влияло на его действительные планы и замыслы. Ha мой взгляд, именно с этой точки зрения и следует оценивать стремление Сталина быть самым «верным» из всех «ленинцев». Имя Ленина и его авторитет в большевистской среде выполняли для Сталина роль своеобразного щита от нападок оппозиции и в его устах олицетворяли державное строительство. Таким образом имеющаяся идеология подводилась под нужды практических целей и задач. A все противоречащее «истинному ленинизму» объявлялось «уклонами» различного толка и «оппортунизмом». B этом плане Сталин проявлял максимальную изощренность ума и воли, чтобы добиться поставленных перед собой целей. И именно поэтому он так тщательно штудировал труды классиков — Маркса, Энгельса и Ленина, чтобы путем толкования отдельным положениям ихучений придавать нужный смысл в каждом конкретном случае. Как абсолютно справедливо заметил испанский философ Xoce Ортега-и- Гассет: «Я надеюсь дождаться книги, где сталинский марксизм будет переведен на язык русской истории. Он силен тем, что есть в нем русского, а вовсе не тем, что в нем от коммунизма»^{^[454]}. C аналогичных позиций рассматривал деятельность Сталина и американский политолог Роберт Такер: «Московия, петровская самодержавная Россия и Россия революционная являлись одной и той же Россией. Эта идея стала для Сталина путеводной звездой на всю жизнь»^{^[455]}.

И в своей речи на пленуме Сталин определяет троцкизм, как политико-правовую идеологию, не имеющую ничего общего с ленинизмом^{^[456]}.

Интересно в связи с этим замечание Сталина по поводу того, как сам Троцкий оцениваетсуществующую версию ленинизма: «Троцкий ...рассматривает его, как теорию, содержащую в себе «антиреволю- ционные черты».

...Ho Троцкий не ограничивается этим сердитым отзывом. Он идет дальше, утверждая, что: “Все здание ленинизма в настоящее время построено на лжи и фальсификации”»^{^[457]}. Замечу, что насчет антиреволюционности «ленинизма» Троцкий был не так уж неправ. Ho Сталин, разумеется, не мог прямо это признать.

Сталин выделял следующие черты троцкизма, как политико-правовой идеологии.

Первая — это отстаивание теории «перманентной» революции.

Вторая, как уже указывалось выше, — борьба против монолитности партии.

Как видно, основные претензии Сталина к «троцкизму» связаны опять-таки с опасностью данной идеологии для единства и стабильного, устойчивого развития страны. Основную цель его Сталин видит в том, что «троцкизм по всему своему внутреннему содержанию имеет все шансы стать центром и сборным пунктом непролетарских элементов, стремящихся к ослаблению, к разложению диктатуры пролетариата (выделеномной — В.Б.)»^{^[458]}.

B других своих работах Сталин также продолжает критиковать взгляды Троцкого. И прежде всего — теорию «перманентной революции»^{^[459]}.

Суть идеологического спора с Троцким по вопросу о «перманентной революции» и собственный стратегический курс Сталин выразил в одном из писем.

«Самое опасное в нашей политической практике — это попытка рассматривать победившую пролетарскую страну, как нечто пассивное, способное лишь топтаться на месте до момента появления помощи со стороны победивших пролетариев других стран»^{^[460]}. И дальше Сталин задает вопрос: «Допустим, что в течение пяти-десяти лет существования советского строя в России не будет еще революции на Западе; ...думаете ли Вы, что за эти пять-десять лет наша страна будет заниматься толчением воды, а не организацией социалистического хозяйства? Стоит поставить этот вопрос, чтобы понять всю опасность теории отрицания победы социализма в одной стране»^{^[461]}. По мнению Сталина, главная опасность троцкизма в том, что «он старается привить неверие в силы нашей революции, неверие в дело союза рабочих и крестьян, неверие в дело превращения России нэповской в Россию социалистическую»^{^[462]}. Добавлю — в Россию великодержавную.

Полагаю, что анализсущности противостояния Сталина и Троцкого будет неполным, если не предоставить слово самому Троцкому.

Прежде всего, следует отметить, что Троцкий воздавал должное «макиавеллизму» Сталина^{^[463]}.

Троцкий замечал, что власть зачастую откровенно пренебрегает моральными ценностями, чтобы добиться поставленных целей. Так, он писал: «Политика и мораль имеют в высшей степени сложную и противоречивую орбиту. Политика, как и мораль, находится в прямой зависимости от классовой борьбы; как общее правило, можно сказать, что чем острее и напряжение классовая борьба, чем глубже социальный кризис, — тем более напряженный характер получает политика, тем концентрированнее и беспощаднее становится государственная власть и тем откровеннее она сбрасывает с себя покровы морали»^{^[464]}.

Данная мысль, сформулированная Троцким, представляет своеобразный фундамент, на котором держится один из пунктов обвинения, выдвинутого им против Сталина: «Я не думаю, что во всей человеческой истории можно найти что-нибудь, хотя бы в отдаленной степени похожее на ту гигантскую фабрику лжи, которая организована Кремлем под руководством Сталина...»^{^[465]}'¹'.

Блестящий оратор, Троцкий упрекает Кобу (партийная кличка Сталина) в «политическом провинциализме»^{^[466]}, замечая впрочем одну из важных черт сталинского характера: «Если Кобе не хватало исторического кругозора, зато он в избытке был наделен упорством»^{^[467]}.

«Уже в молодости, — вспоминал Троцкий, — Коба искал власти над людьми, которые в большинстве своем казались ему слабее его. Ho сам он не был ни умнее других, ни образованнее, ни красноречивее.

B нем не было ни одного из тех качеств, которые привлекают симпатии. Зато он был богаче других холодной настойчивостью и практической сметкой. Он не повиновался импульсам, а умел подчинять их расчету»^{^[468]}. Замечу, что в стремлении уколоть Сталина Троцкий выразил, пожалуй, главные его качества, необходимыедля эффективного управления государством — расчет и здравый смысл^{^[469]}.

Ha мой взгляд, наиболее показательной в этом смысле является книга Троцкого «Преданная революция», впервые вышедшая на русском языке в 1936 году. Парадоксально, что в волнах мощной и острой критики Сталина, которой наполнены страницы произведения, можно найти и подтверждение правоты действий «красного монарха».

Итак, в чем же обвиняет Троцкий Сталина?

Прежде всего, он извлекает на свет изрядно запылившуюся марксистскую теорию отмирания государства. Троцкий писал: «...если с эксплуатацией «покончено навсегда», если странадействительно находится на пути от социализма, т.е. низшей стадии коммунизма, к его высшей стадии, то обществу не остается ничего другого, как сбросить с себя, наконец, смирительную рубашку государства. Взамен этого — трудно даже обнять мыслью этот контраст! — государство советов приняло тоталитарно-бюрократический характер»^{^[470]}.

Обвинение достаточно серьезное и Сталин специально затронул этот вопрос в отчетном докладе о работе ЦК ВКП(б) на XVIII съезде партии 10 марта 1939 года. Он заявил: «Иногда спрашивают: “Эксплуататорские классы у нас уничтожены, враждебных классов нет больше в стране, подавлять некого, значит, нет больше нужды в государстве, оно должно отмереть, — почему же мы не содействуем отмиранию нашего социалистического государства, почему мы не стараемся покончить с ним, не пора ли выкинуть вон весь этот хлам государственности? ...He пора ли сдать государство в музей древностей?”»^{^[471]}.

Подобные вопросы, по мнению Сталина, являются ярким свидетельством догматического восприятия марксистского учения о государстве. И те, кто задает их, не смогли разобраться в теории марксизма, «не поняли» сути марксистского учения о государстве. A самое главное — не учли современных геополитических реалий.

Именно поэтому, по мнению руководителя советского государства, и возникла «недооценка» роли как самого государства в целом, так и его армии, органов безопасности, а также политической и военной разведки, обеспечивающих защиту страны от возможной внешней агрессии. Сталин подчеркивал, что причина тому — беспечность в отношении к теоретическим проблемам государства и права.

Сталин отмечал, что тезис Энгельса об отмирании государства основан на презумпции победы социализма во всех или во многих странах. Также Сталин подчеркивал, что Энгельс исследовал проблему в общем и именно поэтому упустил такой фактор, как «международные условия, международная обстановка»^{^[472]}.

И дальше Сталин делает точный и необходимый ему вывод о том, что недопустимо общую и абстрактную формулу классика применять в конкретном случае — по отношению к Советскому Союзу. Тем более, что угроза внешнего нападения не исчезла и не исчезнет в ближайшем будущем. Следовательно — необходимы вооруженные силы и органы безопасности. Иными словами — у пролетарского государства сохраняются определенные функции старого, разбитого большевиками «буржуазного» государства^{^[473]}.

Вопрос об отмирании государства получил соответствующую оценку и в советской юридической науке. Так, А.Я. Вышинский писал: «Вопрос о государстве приобретает в условиях пролетарской революции особенно важное значение, ибо это вопрос о власти...»^{^[474]}. И отсюда уже не может быть выведено иной оценки для теории отмирания, кроме следующей. Вышинский не без эмоций подчеркивал, что «верхом извращений марксизма-ленинизма в вопросе о государстве

явилась пропаганда отмирания Советского государства...»^{^[475]}.

Следует подчеркнуть, что аналогичные оценки Вышинский давал и попыткам обосновать «отмирание» права. Так, в докладе на I Совещании по вопросам науки советского государства и права он заявлял, что некоторые юристы, в частности — Е.Б. Пашуканис, «отвергали самую возможность построения советской социалистической теории права. Они отрицали наличие у советского права своих обобщающих понятий, они ориентировались на отмирание категорий права и права в целом, что, естественно, исключало всякую надобность в построении теории права. ...У нас отрицались целесообразность, необходимость, самая возможность создания теории советского социалистического права»^{^[476]}.

Именно отсюда, полагает Вышинский, и возникают различные концепции и теории (в терминологии Вышинского — «извращения»), в которых право сводится «то к экономике, то к политике»^{^[477]}. A подобная точка зрения также приводит к формированию теории «отмирания» права. Так, Вышинский подчеркивал, что «сводя право к экономике, как это делал Стучка, утверждавший, что право совпадает с производственными отношениями, эти господа скатывались в болото экономического материализма. B этом случае право переставало быть активной силой, одним из важнейших факторов борьбы и государственного строительства. Сводя право к политике, эти господа обезличивали право, как совокупность законов, подрывая их устойчивость и авторитетность, внушая ложную мысль, будто в социалистическом государстве применение закона определяется не силой и авторитетом советского закона, а политическими соображениями. ...Болтовня о советском праве, как простой форме политики, провоцирует такое представление о советских законах, о советской юстиции, о деятельности советских судов, при котором сила закона и сила права были бы поставлены в зависимое положение от политических требований государства»^{^[478]}.

Следует признать, что в данном случае Вышинский выступает как апологет законности. Ho не «буржуазной», а «советской». Это весьма точно подметил австрийский правовед Ганс Кельзен. Теоретические положения Вышинского он оценивал следующим образом: «Эти утверждения также замечательно могли быть сделаны буржуазным правоведом, который описывает право, рассматривая его не как способ осуществления политической власти, а с единственной целью — понять его собственное влияние (авторитет) и, следовательно, пытается отделить науку права от политики. Ho сейчас Советское правительство — точно также, как правительство любого капиталистического государства — хочет внушить своим гражданам идеал законности. Отсюда логически следует, что советские правоведы не должны сужать право до политики. Советская правовая теория должна положить начало “советской законности” или “законности в социалистическом обществе”»^{^[479]}.

Анализируя критические замечания Вышинского в адрес других юристов, Кельзен с удивлением отмечал, что «Вышинский зашел так далеко, что отвергал даже ту часть их теорий (имеются в виду П.И. Стучка u Е.Б. Пашуканис — В.Б.), которая была результатом наиболее ортодоксального следования постулатам марксизма, например, экономическая интерпретация права, сведение права к экономике»^{^[480]}.

И вновь перейду к рассмотрению взглядов Троцкого. B своем «обвинительном акте» он выдвинул против Сталина и немало других претензий.

Вот, например, Троцкий приводит пример неравенства в СССР: «Реальная заработная плата стахановцев превосходит нередко в 20-30 раз заработок рабочих низших категорий. Что касается особо удачливых специалистов, то их жалованьем можно во многих случаях оплатить работу 80-100 чернорабочих. По размаху неравенства в оплате труда CCCP не только догнал, но и далеко перегнал капиталистические страны»^{^[481]}.

И дальше Троцкий говорит о том, как должно быть на самом деле. Фактически он представляет свой собственный взгляд на социализм.

«...Действительное утверждение социалистического общества может и будет совершаться не теми унизительными мерами отсталого капитализма, к каким прибегает советское правительство, а приемами, более достойными освобожденного человека, и прежде всего не из-под бюрократической палки. Ибо сама эта палка есть наиболее отвратительное наследие старого мира. Она должна быть сломана на куски и сожжена на публичном костре, прежде чем можно будет без краски стыда говорить о социализме!»^{^[482]}.

Авотчто по этомуже вопросу заявлял Сталин в речи на первом всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 года: «Стахановское движение ... ломает старые взгляды на технику, ломает старые технические нормы...»^{^[483]}. A главную цель стахановского движения Сталин формулирует вполне прагматично, хотя она и украшена ритуальными фразами о борьбе социализма и капитализма — поднять производительность труда до уровня передовых государств и создать изобилие продуктов и предметов потребления, чтобы обеспечить «зажиточную» жизнь граждан.

Следующий пункт «обвинительного акта» Троцкого — ... восстановление семьи.

Так, Троцкий писал: «Торжественная реабилитация семьи, происходящая одновременно — какое провиденциальное совпадение! — с реабилитацией рубля, порождена материальной и культурной несостоятельностью государства. Вместо того чтобы открыто сказать: мы оказались еще слишком нищи и невежественны для создания социалистических отношений между людьми, эту задачу осуществят наши дети и внуки, — вожди заставляют не только склеивать заново черепки разбитой семьи, но и считать ее, под страхом лишения огня и воды, священной ячейкой победоносного социализма. ...Все и вся втянуты в новый курс: законодатель и беллетрист, суд и милиция, газета и школьная кафедра. Когда наивный и честный комсомолец отваживается написать в свою газету: “Вы лучше занялись бы разрешением задачи: как выйти женщине из тисков семьи”, он получает в ответ пару увесистых тумаков и — умолкает. Азбука коммунизма объявлена “левацким загибом”. Тупые и черствые предрассудки малокультурного мещанства возрождены под именем новой морали. ...Открыт поход против слишком частых и легких разводов»^{^[484]}.

Bce это, убежден Троцкий, есть прямое предательство революционных идеалов. И он продолжает: «...брачно-семейное законодательство Октябрьской революции, некогда предмет ее законной гордости, переделывается и калечится путем широких заимствований из законодательной сокровищницы буржуазных стран. Как бы для того, чтобы запечатлеть измену издевательством, те самые доводы, какие приводились раньше в пользу безусловной свободы разводов и абортов — «освобождение женщины», «защита прав личности», «охрана материнства», — повторяются ныне в пользу их ограничения или полного запрета. ...Самым повелительным мотивом нынешнего культа семьи является, несомненно, потребность бюрократии в устойчивой иерархии отношений и в дисциплинировании молодежи посредством 40 миллионов опорных пунктов авторитета и власти»^{^[485]}.

Полагаю, здесь уместно привести мнение И.А. Ильина по поводу той роли, которую семья играет в обществе: «История показала и подтвердила ...с достаточной наглядностью: великие крушения и исчезновения народов возникают из духовно-религиозных кризисов, которые выражаются прежде всего в разложении семьи»^{^[486]}. Главное призвание которой, по мнению блестящего русского философа, заключается в том, чтобы «воспринимать, поддерживать и передавать из поколения в поколение некую духовно-религиозную, национальную и отечественную традицию»^ш. Следовательно, писал Ильин, «там, где царит здоровая семья, там творчество будет всегда достаточно консервативным для того, чтобы не выродиться в беспочвенную революционность»^{^[487]} ^{^[488]}.

Один из исследователей деятельности Сталина отмечал также, что он, «став во главе страны, на корню задавил феминистское движение, широко развернувшееся в первые годы революции»^{^[489]}.

Троцкий также точно подметил еще одну особенность Советского государства. Власть поощряла экономический индивидуализм, одновременно жестко противодействуя индивидуализму, а следовательно — свободе мнений в сфере политической. Известно, что именно отсюда и начинались все революционные потрясения. Троцкий писал по этому поводу: «...носительницей крайнего, подчас разнузданного буржуазного индивидуализма стала сама бюрократия. Допуская и поощряя развитие экономического индивидуализма (сдельщина, приусадебные участки, премии, ордена), она жестоко подавляет в то же время прогрессивные стороны индивидуализма в сфере духовной культуры (критический взгляд, выработка своего мнения, воспитание личного достоинства)»^{^[490]}.

A одно из самых громких обвинений, выдвигаемых Троцким в адрес Сталина, касается возрождения мощных вооруженных сил в государстве. Так, Троцкий с возмущением писал: «Восстановление казачьих лампасов и чубов есть, несомненно, одно из самых ярких выражений Термидора!»^{^[491]}. Здесь, кстати, Троцкий даже Ленину противоречит. Тот писал о необходимости терпимого отношения к привычным казачеству атрибутам — лампасы и т.д. и т.п. ^{^[492]}.

Троцкий подчеркивал, что «еще более оглушительный удар нанесен принципам Октябрьской революции декретом, восстанавливающим офицерский корпус во всем его буржуазном великолепии»^{^[493]}. Троцкий с неподдельным возмущением замечает, что «организаторы Красной Армии (к коим, он, несомненно, относит себя в первую очередь — В.Б.) ...считали нужным подготовлять такую меру, как выборность командного состава. ...В сентябре 1935 г. цивилизованноечеловечес- тво, друзья, как и враги, не без изумления узнало, что Красная Армия будетувенчиваться ныне офицерской иерархией, которая начинается лейтенантом и кончается маршалом»^{^[494]}.

Аналогичные упреки в «предательстве» Троцкий высказывал и в отношении новой советской конституции: «В области политической отличием новой конституции от старой является возвращение от советской системы выборов, по классовым и производственным группировкам, к системе буржуазной демократии, базирующейся на так называемом «всеобщем, равном и прямом» голосовании атомизиро- ванного населения. Дело идет, короче говоря, о юридической ликвидации диктатуры пролетариата»^{^[495]}. Замечу, что фактически Троцкий критикует не сужение, а расширение демократии и гражданских прав.

Выступая с докладом «О проекте Конституции Союза ССР» на чрезвычайном VIII всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 года, Сталин высказался по поводу поправки к 135-й статье проекта конституции, согласно которой предлагалось лишить избирательных прав бывшихучастников Белогодвижения, священнослужителейидругих лиц. Сталин прямо заявил, что такую поправку следует безоговорочно отвергнуть: «Советская власть лишила избирательных прав нетрудовые и эксплуататорские элементы не на веки вечные, а временно... Говорят, что это опасно, так как могут пролезть в верховные органы страны враждебные Советской власти элементы, кое-кто из бывших белогвардейцев, кулаков, попов и т.д. Ho чего тут собственно бояться? Волков бояться, в лес не ХОДИТЬ»^{^[496]}.

Собственную позицию Сталин аргументирует в своем излюбленном стиле — стиле «верного ленинца». Так, он заявил: «Ленин еще в 1919 году говорил, что недалеко то время, когда Советская власть сочтет полезным ввести всеобщее избирательное право без всяких ограничений. Обратите внимание: без всяких ограничений. ...С тех пор прошло уже 17 лет. He пора ли, товарищи, выполнить указание Ленина?»^{^[497]}. Ha примере данной цитаты довольно рельефно видно, как мастерски Сталин пользуется ленинскими словами для аргументации собственных идей. И после подобного заявления довольно сложно убедить рядовых партийцев в отступлении Сталина от ортодоксального марксизма-ленинизма, отреволюционныхидей, как это пытался сделать Троцкий в своих работах. Вот что он писал о новой советской конституции: «Представляя собою огромный шаг назад, от социалистических принципов к буржуазным, новая конституция, скроенная и сшитая по мерке правящего слоя, идет по той же исторической линии, что отказ от мировой революции в пользу Лиги Наций, реставрация мелкобуржуазной семьи, замена милиции казарменной армией, восстановление чинов и орденов и рост неравенства»^{^[498]}.

Полагаю, настало время ответить на главный вопрос — предавал ли Сталин революцию? K неудовольствию ортодоксальных поклонников генералиссимуса, на него следует ответить положительно. Сталин действительно предал революционные идеалы, сознательно отвергнув их как хлам, абсолютно непригодный для перспективных задач государственного строительства, воссоздания великой империи в новой форме — Советского Союза^{^[499]}. Как уже указывалось выше, Сталин подчинил имевшуюся идеологию именно этой практической задаче. И все то, что в идеологии не соответствовало поставленной Сталиным цели, безжалостно выкорчевывалось, а различного типа «уклонисты» от генеральной линии жестко преследовались — в том числе и с помощью НКВД.

Так что следует признать, что Троцкий в своих обличениях советского режима был абсолютно прав. Он действительно мастерски вычленил те точки, наблюдая за которыми, можно безошибочно определить «предателей революции». Другой видный революционер^{^[500]} — Каменев также подметил это и намекнул на «перерождение» Сталина. Причина — последнего хвалили «сменовеховцы»...

Сталину вновь пришлось защищаться.

Вот что он заявлял на VII расширенном пленуме исполкома Коминтерна в 1926 году: «Для чего сослался Каменев на Устрялова? Может быть для того, чтобы показать, что партия у нас переродилась, и Устрялов из-за этого и хвалит Сталина, или нашу партию вообще? ...Ho Каменев забыл сказать, что этот самый Устрялов еще больше хвалил Ленина. Статьи Устрялова с похвалой по адресуЛенина известны всей нашей партии»^{^[501]}.

Замечу, что впрямую признать собственное «перерождение» Сталин, конечно же, не мог. Именно поэтому основным требованием к оппонентам в 1927 году стало следующее: «оппозиция должна отказаться решительно и бесповоротно от «термидорианской» бол-

ТОВНИ»^{^[502]}.

И следует отметить еще один момент. Увлекшись обличениями Сталина в формальном отходе от «правоверного» марксизма и революционных идей, Троцкий, как говорится, вместе с водой выплеснул и ребенка. Революция у него — самоцель и всегда — благо. И с этим, конечно, с точки зрения юридической науки согласиться просто невозможно. Вот что писал по этому поводу юрист Анатолий Кучерена.

«Во времена революций или контрреволюций (оба термина условны) старые законы уже никто не соблюдает, а новые еще не укоренились ни в массовом сознании, ни в правоохранительной и судебной практике. Переходные эпохи, подобные той, что мы сравнительно недавно пережили, никогда не сопровождаются торжеством права. Разумеется, ни адвокатам, ни простым гражданам от этого не легче. Кажется, еще Конфуцию принадлежали слова: “Не дай нам Бог жить в эпоху перемен”. A ведь произнес он их в VI-V веках до нашей эры»^{^[503]}.

Ортега-и-Гассет характеризовал революционные потрясения с аналогичных позиций: «Революции, безоглядные в своей нетерпеливой спешке, лицемерно щедрые на обещания всевозможных прав, попирают первейшее право человека, настолько первейшее, что оно определяет человеческую сущность, — право на непрерывность, на преемственность. Единственное коренное отличие “естественной истории” от человеческой в том, что последняя не может начинаться заново»^{^[504]}.

A одну из причин русских революций, полагаю, достаточно точно назвал Иван Ильин. Так, в одной из своих статей он писал: «Не следует закрывать себе глаза на людскую вражду, да еще в исторически-ми- ровом масштабе. He умно ждать от неприятелей — доброжелательства. Им нужна слабая Россия, изнемогающая в смутах, в революциях, в гражданских войнах и в расчленении. Им нужна Россия с убывающим народонаселением... Им нужна Россия расчлененная, по наивному “свободолюбию” согласная на расчленение и воображающая, что ее “благо” — в распадении. ...Единая Россия им не нужна»^50ь.

Сталин же вместо бесконечной, «перманентной» революции избрал путь строительства мощного государства и отстаивания национальных интересов. Что неизбежно привело и к выработке «особого» путиразвитияРоссии, какнациональногогосударства. Кстати, известные русские мыслители предупреждали о том, что наивно и вредно пытаться слепо переносить западные образцы на российскую почву и думать, что они там приживутся. Так, Иван Ильин писал: «Каждому народу причитается ... своя, особая, индивидуальная государственная форма и конституция, соответствующая ему и только ему. Нет одинаковых народов, и не должно быть одинаковых форм и конституций. Слепое заимствование и подражание нелепо, опасно и может стать гибельным»^{^[505]} ^{^[506]}.

A вот мнение известнейшего дореволюционного юриста-госу- дарствоведа Б.Н. Чичерина. B предисловии к первому изданию своей работы «О народном представительстве» он писал: «Русскому человеку невозможно становиться на точку зрения западных либералов, которые дают свободе абсолютное значение и выставляют ее непременным условием всякого гражданского развития. Признать это, — значило бы отречься от всего своего прошедшего, отвергнуть очевидный и всеобъемлющий факт нашей истории, которая доказывает яснее дня, что самодержавие может вести народ громадными шагами на пути гражданственности и просвещения. ...Русская история не мешает нам любить свободу, к которой, как к высшему идеалу, стремится всякая благородная душа»^{^[507]}.

Кстати, современные авторы признают, что игнорирование национальных особенностей и опыта русской истории привело современных либералов к политическому поражению. Вот что писал известный журналист Максим Соколов: «В либеральной речи ...стершимся — и при этом неразменным — пятаком является выражение “тысячелетнее рабство и тоталитаризм”. ...Ho тогда закономерно плачевное состояние либеральной идеи в России. Когда вся великая, горькая, славная и мучительная история страны — не более чем беспросветная тьма рабства, странно дивиться тому, что у людей, думающих так, нормальный разговор со своей страной невозможен»^{^[508]}.

Об этом же кстати, писал и Михаил Ходорковский в статье «Кризис либерализма в России»: «Те, кому судьбой и историей было доверено стать хранителями либеральных ценностей в нашей стране, со своей задачей не справились. Ныне мы должны признать это со всей откровенностью. ...Русский либерализм потерпел поражение потому, что пытался игнорировать, во-первых, некоторые важные национальноисторические особенности развития России, во-вторых, жизненно важные интересы подавляющего большинства российского народа»^{^[509]}.

<< | >>

↑

Источник: ВЛАДИМИР БЕРЕЗКО. ЛЕНИН И СТАЛИН: ТАЙНЫЕ ПРУЖИНЫ ВЛАСТИ. 2007

Еще по теме Суть противостояния «троцкизма» и «ленинизма» для Сталина заключалась прежде всего в отношении к государству и власти.:

- Административное право зарубежных стран - Административное право Р. Узбекистан - Гражданский процесс Р.Казахстан - Гражданское право Р. Таджикистан - Зарубежная адвокатура - Избирательное право зарубежных стран - История государства и права Р. Беларусь - История государства и права зарубежных стран - История политических и правовых учений - Криминалистика - Криминология - Международное право - Основы государства и права - Римское право - Социальное право Р.Беларусь - Теория государства и права Р. Беларусь - Теория государства и права Р. Казахстан - Философия права - Юридическая психология -