<<
>>

Кодификация нормативных порядков

как одна из важнейших функ­ций интеллигенции прямо вытекает из ее социальных обязанностей и од­новременно внутренних претензий по «форматированию» для общества актуального «образа истинности». Само наличие способности к формули­рованию и при необходимости редактированию жизненно важного для существования человека «образа истинности» автоматически возлагало на интеллигента обязанность тотального нормирования и одновременно леги­тимации того, что объявлялось нормой.

Бесспорно, что институциализация интеллигенции как социального тела оказывается всего лишь производной от ее занятости по кодификации порядка. Если вспомнить, что под институциализацией в современной со­циологии понимается «процесс, в ходе которого социальные практики ста­новятся достаточно регулярными и долговременными для того, чтобы их можно было описывать в качестве институтов»[46], то в рамках новоевропей­ского общества нет более «регулярной и долговременной практики» неже­ли придание ему хотя бы временных конструкций определенности. В рам­ках таких институтов, как наука, СМИ, искусство, образование, литература («институции по производству символической продукции», по П. Бурдье), интеллигенция так или иначе, в явной или скрытой форме, с разной степе­нью осознанности, занималась легитимацией Порядка. К сожалению, даже в исключительно научно-исследовательском контексте весьма трудно адаптироваться к мысли о функциональной служебности и историчности тех явлений жизни, которые кажутся современному человеку вечными и самосущными. Не умаляя значения социальной инерции и социальных привычек, ученый тем не менее может отдавать им дань только в качестве обычного человека. Радость театрального действа, например, не должна затмевать от нас экспертное понимание того, что по своему социально­историческому генезису и сущности театр в новоевропейской культуре со­стоялся в качестве художественной коммуникации объективно антитради- ционалистского, секулярного характера, и именно эти задачи исторически формализовали его. Впрочем, любой сегмент художественной коммуника­ции представляет собой один из способов организации социальной конфе­ренции по поводу актуальной редакции «образа истинности».

Краткая периодизация истории интеллигенции. Самостоятельная история интеллигенции прямо связана с процессом автономизации инфор­мационного пространства от реальной «гравитации» традиционных соци­альных структур. При этом мы категорически не можем согласиться с по­зицией П. Бурдье, который выражает крайнее сомнение по поводу воз­можности установить начальную фазу данного процесса[47]. Интеллигенция как социальная группа и, соответственно, предмет ее функционирования обязаны своему возникновению, как мы показали выше, эпохе Большого Барокко, впервые в европейской истории оказавшейся эпохой Большой Неопределенности и породившей массовую потребность в ее преодолении. При этом этапы развития инфо-пространства логически совпадают с эта­пами формирования интеллигенции как социального слоя инфо- посредников. В свою очередь, качественные и количественные характери­стики этого слоя (численность, тематизация, область интеллектуальных притязаний, уровень социальной решительности и т. д.) прямо зависели от масштаба адаптации общества к новому «образу истинности».

При всей условности любых периодизаций можно говорить о трех больших и по-своему принципиальных этапах развития интеллигенции и, соответственно, инфо-пространства как коммуникационного стержня но­воевропейского (информационного, инновационного) общества:

1) эпоха генезиса интеллигенции, хронологически совпадающая с эпохой Большого Барокко и дочерней по отношению к ней эпохой Про­свещения (XVI - XVIII вв.). В рамках этого отрезка исторического времени интеллигенция не только генерируется социумом, но и переживает процесс самоидентификации и следующие за ней рост самосознания и самооргани­зации. Кроме того, формируются основные параметры инфо-среды, а в рамках Просвещения влияние интеллигенции на остальное общество при­обретает безусловно активный характер. Главный исторический продукт интеллигентской активности в этот период - ментальная десакрализация и социальная секуляризация как устойчивые общественные тенденции;

2) эпоха социальной экспансии интеллигенции, которая приблизи­тельно (в зависимости от исторических особенностей той или иной стра­ны) может быть датирована XIX - пер. пол. XX в. В рамках этого периода интеллигенция объективно позиционируется как автономная и весьма влиятельная сила, в том числе и инспирированием массовых социальных движений, которые окончательно привели к превращению инфо-среды в безусловное смысло- и структурообразующее начало новоевропейского общества.

Главным историческим продуктом деятельности интеллигенции на этом этапе становится рационализация культурно-социального, т. е. суже­ние бытия человека до его сенсорно-эмпирической (по существу - эскапи­стской) версии;

3) эпоха, которую можно назвать эпохой доминирования интелли­генции (втор пол. ХХ - нач. XXI в.). Характерной чертой современного этапа истории интеллигенции является ее безусловное господство в соци­альном пространстве за счет того, что ни один общественный класс, слой, группа не обладают автономностью, которая позволяла бы им не учиты­вать для себя в качестве директивных интересы, идеологию и просто соци­альную волю интеллигенции (информационное общество и идеология по­стмодерна). Более того, контролируя СМИ, интеллигенция может сделать в прямом смысле слова немыми как отдельных людей, так и целые социаль­ные группы[48]. В целом развитие инфо-среды дает ей возможность расщеп­лять, оцифровывать и в конечном счете симулировать действительность. Главным историческим продуктом деятельности интеллигенции на этом этапе, воплощающимся на наших глазах, является попытка отменить кон­троль самой реальности, какой бы фантастической она ни казалась на пер­вый взгляд.

Социально-антропологический портрет интеллигенции: функ­ции и социальные интересы. Надо сказать, что уже на этапе генезиса ин­теллигенции у социума не было сомнений по поводу ее нормативных функций в рамках новой, неопределенностной по своему характеру дейст­вительности.

Складывание «культа интеллигенции» ощущали на себе и непосред­ственно сами представители нарождающегося весьма влиятельного соци­ального слоя. Ф. Филельфо писал об успехе своих лекций во Флоренции и отношении к себе лично со стороны флорентийцев следующее: «.Весь город расположен ко мне. Все меня уважают и почитают. Все возносят до небес высочайшие похвалы. Мое имя на устах у всех. Когда я иду по горо­ду, не только первые граждане, но и благороднейшие женщины в знак

уважения уступают мне дорогу, и так превозносят, что мне неловко за та-

2

кой культ» .

Я. Буркхардт весьма проницателен, когда раскрывает причину заин­тересованности ренессансных государей в услугах интеллигенции: «Нели- гитимность, сопровождаемая постоянными опасностями, окружает власти­теля; самый нерушимый союз, который он только может заключить с кем- либо - это союз с высочайшим образом духовно одаренными людьми, без оглядки на их происхождение. Поэт или ученый служат ему новой опо­рой, он почти ощущает новую легитимность»[49]. Справедливости ради надо сказать, что «новую легитимность» ощущают не только государи, но и представители практических всех социальных групп нарождающегося но­воевропейского общества. Другое дело, что необходимость «новой леги­тимности» в первую очередь начинает ощущать именно управленческая соционесущая элита. В свою очередь содействие элите в преодолении ког­нитивного диссонанса соответственно повышало общественный статус са­мой интеллигенции, облегчало ей задачу расширения собственного влия­ния на социум.

Важно отметить, что институциализация интеллигенции, связанная с формированием инфо-среды как специфически организованной коммуни­кации, не может быть объективно осмыслена без учета феномена так назы­ваемого общественного мнения. Наиболее распространенное определение общественного мнения как совокупности мнений членов общества по тем или иным вопросам, проблемам, поводам и т. д. явно выглядит уязвимым и недостаточным. И прежде всего в силу недооценки такой важной характе­ристики «совокупности мнений», как ее организованный, оформленный характер. Иными словами, «общественное мнение» трудно представить се­бе всерьез как историко-социологическое понятие без таких его компонен­тов, как:

а) канал (т. е. пространство, в рамках которого оно себя реально про­являет);

б) тема (т. е. содержание «заявления», в том числе его пространст­венно-временные и другие, более частные спецификации);

в) носитель (т. е. индивидуумы или группы, овеществляющие своей активностью данное «заявление» для социума).

Все указанные компоненты общественного мнения так или иначе яв­ляются связаны и с интеллигенцией, и с ее социальной активностью, а также с обстоятельствами, в которых эта активность проявляется. Каналы выражения общественного мнения прямо совпадают с инфо-средой, пред­ставляющей, как мы уже говорили, институциализацию социальных функ­ций интеллигенции. В свою очередь содержательная сторона обществен­ного мнения не может быть сколько-нибудь серьезно выстроена, сформу­лирована вне редактируемого интеллигенцией «образа истинности» и про­истекающей из него кодификации нормативных порядков. Более того, то, что именно интеллигенция составляет основу «армии» идеологов и рядо­вых «проводников» идей, является безусловной тривиальностью. Это не было секретом даже в XVIII в., когда формировалось само явление обще­ственного мнения, а также представления о нем.

Ощущение своей «инаковости», «избранности», сдобренное определенной долей презрения к прозаическому, «недалекому» социаль­ному окружению, было свойственно интеллигенции на всем протяжении ее исторического пути. Даже у Лукреция мы можем найти строки, свидетель­ствующие о сходных настроениях в кругу тех, кого можно отнести только лишь к протоинтеллигенции.

Сладко, когда на просторах людских разыграются ветры,

С твердой земли наблюдать за бедою, постигшей другого,

Не потому, что для нас будут чьи-либо муки приятны,

Но потому, что себя вне опасности чувствовать сладко,

Сладко смотреть на войска на поле сраженья в жестокой Битве, когда самому не грозит никакая опасность.

Но ничего нет отраднее, чем занимать безмятежно Смелые выси, умом мудрецов укрепленные прочно:

Можешь оттуда взирать на людей ты и видеть повсюду,

Как они бродят и путь, заблуждаяся, жизненный ищут[50]. Социальная уверенность (в чем-то даже самоуверенность) интелли­генции прямо пропорциональна росту потребности современных социумов в ее услугах и обратно пропорциональна процессу маргинализации реаль­ных носителей традиционного, религиоцентристского «образа истинно­сти». Эпоха доминирования интеллигенции в социально-политическом формате информационного общества, которую мы переживаем в настоя­щий момент, превратила интеллектуала в производителя реальности в са­мом прямом смысле слова (вместо «идеолога» он превращается в «имаго-

2

лога», по терминологии М. Кундеры ). Власть интеллигенции становится поистине безграничной, превзойдя самые смелые мечтания деятелей эпохи Просвещения. Инфо-среда, созданная интеллигенцией, содержит в себе качество двойственного, асимметричного пространства, аналогичного по своей сущности паутине. С одной стороны, современный человек, вы­нужденный существовать в системе тотальной неопределенности, ощуща­ет необходимость в сведениях, делающих мир хоть сколько-нибудь более определенным, тем самым порождая инфо-среду, приобретающую закон­ченный характер в системе информационного общества. С другой - инфо­среда объективно складывается как искусственно сконструированное про­странство, где человек оказывается крайне уязвим для контроля, управле­ния и различных форм социального использования, вплоть до прямой ути­лизации со стороны интеллигенции. Прежде всего это связано с тем, что интеллектуал волен изменять в весьма широких пределах параметры смысла, норм, ценностей, регулярное потребление которых является необ­ходимостью для человека современного общества. Человек зависим от ин- фо-среды, в рамках которой, напротив, интеллигент чувствует себя весьма свободно. Кроме того, востребующий инфо-услуги человек воспринимает инфо-среду как естественное, симметричное пространство потребления информации, нейтральное по отношению ко всем участникам коммуника­ции. Сила информационного посредника как раз и заключается в вырабо­танном и закрепленном в общественном сознании именно таком представ­лении о природе инфо-пространства, которое на самом деле является соче­танием плюсов инфо-посредника и минусов потребителя информации. Возвращаясь к аналогии инфо-среды с паутиной, можно сказать, что инфо- посредник социально могущественен только лишь в условиях сконструи­рованного им искусственного пространства, являющегося настолько же разнокачественным, насколько разнокачественным оказывается паутина для паука и мухи, находящихся в ней

Надо отметить, что кроме формальной, внешне проявленной инсти- туциализации интеллигенции, можно выделить ее скрытую форму, связан­ную с ростом внутреннего самосознания и корпоративного сплачивания[51]. Идеи единства интеллектуалов звучат уже в эпоху Возрождения (наиболее ярко в Эразмовой «республике ученых»), а первое, почти открытое цехо­вое обращение интеллигенции к европейскому обществу с предложением своих социальных услуг было осуществлено в истории с так называемыми розенкрейцеровскими манифестами, предлагающими наставничество тра­диционной элите и прельщающих новым знанием и определенностью ши­рокие массы[52].

Именно к XVII в. относится и возникновение протомасонских Неви­димой философской коллегии и Королевского общества естественных на-

3

ук в Англии . Именно масонские сообщества станут наиболее адекватной формой социально-политической активности интеллигенции, так как их программные устремления были направлены на демонтаж основных сис­темообразующих принципов традиционного социума (церковь, сословные отношения, мировоззренческая цензура и т. д.) и социальное утверждение наиболее важных параметров информационного общества (терпимость, либерализм, плюрализм и т. д.).

Проблема скрытой институциализации заставляет нас сделать еще одно весьма важное уточнение. При безусловной корневой общности функций интеллигенция не является абсолютно монолитной социальной группой. Ведущую роль в ней, в том числе и в производстве общественно­го мнения, играет слой, который можно определить термином актуали- тет. Конфигурация актуалитета подвижна, способ функционирования и воспроизводства предельно устойчив. Выполнение посреднических, ме­диативных функций является общеинтеллигентским признаком, а ключе­вой - это способность и возможность задавать и при необходимости ме­нять правила социального взаимодействия. Кроме того, актуалитет факти­чески монополизирует функцию смысловых интерпретаций, оставляя об­ществу и большинству «ординарной» интеллигенции роль пассивного по­требителя. Интересно, что принадлежность к актуалитету может носить только личный характер, через систему известности, которая позволяет делать взносы в общий «банк» социального влияния ассоциированным общественным мнением. Отсутствие кавычек в словосочетании общест­венное мнение объясняется тем, что кооптация в члены актуалитета воз­можна только лишь в случае реального контроля претендентом сознания значительного числа людей (своеобразный электорат, делающий того или иного инфо-посредника «властителем дум»).

<< | >>
Источник: Аркадий Соколов. Диалоги об интеллигенции, коммуни­кации и информации. 2011

Еще по теме Кодификация нормативных порядков:

  1. Статья 16.14. Нарушение порядка помещения товаров на хранение, порядка их хранения либо порядка совершения с ними операций Комментарий к статье 16.14
  2. Основа чинності нормативного порядку: засаднича норма а) Суть питання про основу чинності
  3. 2.Кодификация законодательства
  4. § 4. Кодификация
  5. Идея кодификации.
  6. § 3. Теоретическое и историческое в проблемах кодификации
  7. Кодификация и обновление права
  8. § 5. Кодификация римского права
  9. 66.1. Кодификации уголовного права и судопроизводства
  10. Для каких нормативных регуляторов характерны общеобязательная нормативность и формальная определенность?
  11. Список использованной литературы Нормативно-правовые и локальные нормативные акты
  12. НОРМАТИВНЫЙ ПРАВОВОЙ АКТ КАК ОСНОВНОЙ ИСТОЧНИК РОССИЙСКОГО ПРАВА. КЛАССИФИКАЦИЯ НОРМАТИВНЫХ ПРАВОВЫХ АКТОВ
  13. Чем отличается инкорпорация от кодификации?
  14. § 3. Сбор и кодификация обычных норм, действующих среди коренного населения
  15. I.5. Кодификация императора Юстиниана (Corpus juris civilis)
  16. РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА ПО ОСНОВНЫМ ПРОБЛЕМАМ КОДИФИКАЦИИ ПРАВА В РОССИИ В XVIII в.
  17. Статья 15.1. Нарушение порядка работы с денежной наличностью и порядка ведения кассовых операций, а также нарушение требований об использовании специальных банковских счетов Комментарий к статье 15.1
  18. ПРОБЛЕМЫ КОДИФИКАЦИИ РОССИЙСКОГО ПРАВА