Кодификация нормативных порядков
как одна из важнейших функций интеллигенции прямо вытекает из ее социальных обязанностей и одновременно внутренних претензий по «форматированию» для общества актуального «образа истинности». Само наличие способности к формулированию и при необходимости редактированию жизненно важного для существования человека «образа истинности» автоматически возлагало на интеллигента обязанность тотального нормирования и одновременно легитимации того, что объявлялось нормой.
Бесспорно, что институциализация интеллигенции как социального тела оказывается всего лишь производной от ее занятости по кодификации порядка. Если вспомнить, что под институциализацией в современной социологии понимается «процесс, в ходе которого социальные практики становятся достаточно регулярными и долговременными для того, чтобы их можно было описывать в качестве институтов»[46], то в рамках новоевропейского общества нет более «регулярной и долговременной практики» нежели придание ему хотя бы временных конструкций определенности. В рамках таких институтов, как наука, СМИ, искусство, образование, литература («институции по производству символической продукции», по П. Бурдье), интеллигенция так или иначе, в явной или скрытой форме, с разной степенью осознанности, занималась легитимацией Порядка. К сожалению, даже в исключительно научно-исследовательском контексте весьма трудно адаптироваться к мысли о функциональной служебности и историчности тех явлений жизни, которые кажутся современному человеку вечными и самосущными. Не умаляя значения социальной инерции и социальных привычек, ученый тем не менее может отдавать им дань только в качестве обычного человека. Радость театрального действа, например, не должна затмевать от нас экспертное понимание того, что по своему социальноисторическому генезису и сущности театр в новоевропейской культуре состоялся в качестве художественной коммуникации объективно антитради- ционалистского, секулярного характера, и именно эти задачи исторически формализовали его. Впрочем, любой сегмент художественной коммуникации представляет собой один из способов организации социальной конференции по поводу актуальной редакции «образа истинности».
Краткая периодизация истории интеллигенции. Самостоятельная история интеллигенции прямо связана с процессом автономизации информационного пространства от реальной «гравитации» традиционных социальных структур. При этом мы категорически не можем согласиться с позицией П. Бурдье, который выражает крайнее сомнение по поводу возможности установить начальную фазу данного процесса[47]. Интеллигенция как социальная группа и, соответственно, предмет ее функционирования обязаны своему возникновению, как мы показали выше, эпохе Большого Барокко, впервые в европейской истории оказавшейся эпохой Большой Неопределенности и породившей массовую потребность в ее преодолении. При этом этапы развития инфо-пространства логически совпадают с этапами формирования интеллигенции как социального слоя инфо- посредников. В свою очередь, качественные и количественные характеристики этого слоя (численность, тематизация, область интеллектуальных притязаний, уровень социальной решительности и т. д.) прямо зависели от масштаба адаптации общества к новому «образу истинности».
При всей условности любых периодизаций можно говорить о трех больших и по-своему принципиальных этапах развития интеллигенции и, соответственно, инфо-пространства как коммуникационного стержня новоевропейского (информационного, инновационного) общества:
1) эпоха генезиса интеллигенции, хронологически совпадающая с эпохой Большого Барокко и дочерней по отношению к ней эпохой Просвещения (XVI - XVIII вв.). В рамках этого отрезка исторического времени интеллигенция не только генерируется социумом, но и переживает процесс самоидентификации и следующие за ней рост самосознания и самоорганизации. Кроме того, формируются основные параметры инфо-среды, а в рамках Просвещения влияние интеллигенции на остальное общество приобретает безусловно активный характер. Главный исторический продукт интеллигентской активности в этот период - ментальная десакрализация и социальная секуляризация как устойчивые общественные тенденции;
2) эпоха социальной экспансии интеллигенции, которая приблизительно (в зависимости от исторических особенностей той или иной страны) может быть датирована XIX - пер. пол. XX в. В рамках этого периода интеллигенция объективно позиционируется как автономная и весьма влиятельная сила, в том числе и инспирированием массовых социальных движений, которые окончательно привели к превращению инфо-среды в безусловное смысло- и структурообразующее начало новоевропейского общества.
Главным историческим продуктом деятельности интеллигенции на этом этапе становится рационализация культурно-социального, т. е. сужение бытия человека до его сенсорно-эмпирической (по существу - эскапистской) версии;
3) эпоха, которую можно назвать эпохой доминирования интеллигенции (втор пол. ХХ - нач. XXI в.). Характерной чертой современного этапа истории интеллигенции является ее безусловное господство в социальном пространстве за счет того, что ни один общественный класс, слой, группа не обладают автономностью, которая позволяла бы им не учитывать для себя в качестве директивных интересы, идеологию и просто социальную волю интеллигенции (информационное общество и идеология постмодерна). Более того, контролируя СМИ, интеллигенция может сделать в прямом смысле слова немыми как отдельных людей, так и целые социальные группы[48]. В целом развитие инфо-среды дает ей возможность расщеплять, оцифровывать и в конечном счете симулировать действительность. Главным историческим продуктом деятельности интеллигенции на этом этапе, воплощающимся на наших глазах, является попытка отменить контроль самой реальности, какой бы фантастической она ни казалась на первый взгляд.
Социально-антропологический портрет интеллигенции: функции и социальные интересы. Надо сказать, что уже на этапе генезиса интеллигенции у социума не было сомнений по поводу ее нормативных функций в рамках новой, неопределенностной по своему характеру действительности.
Складывание «культа интеллигенции» ощущали на себе и непосредственно сами представители нарождающегося весьма влиятельного социального слоя. Ф. Филельфо писал об успехе своих лекций во Флоренции и отношении к себе лично со стороны флорентийцев следующее: «.Весь город расположен ко мне. Все меня уважают и почитают. Все возносят до небес высочайшие похвалы. Мое имя на устах у всех. Когда я иду по городу, не только первые граждане, но и благороднейшие женщины в знак
уважения уступают мне дорогу, и так превозносят, что мне неловко за та-
2
кой культ» .
Я. Буркхардт весьма проницателен, когда раскрывает причину заинтересованности ренессансных государей в услугах интеллигенции: «Нели- гитимность, сопровождаемая постоянными опасностями, окружает властителя; самый нерушимый союз, который он только может заключить с кем- либо - это союз с высочайшим образом духовно одаренными людьми, без оглядки на их происхождение. Поэт или ученый служат ему новой опорой, он почти ощущает новую легитимность»[49]. Справедливости ради надо сказать, что «новую легитимность» ощущают не только государи, но и представители практических всех социальных групп нарождающегося новоевропейского общества. Другое дело, что необходимость «новой легитимности» в первую очередь начинает ощущать именно управленческая соционесущая элита. В свою очередь содействие элите в преодолении когнитивного диссонанса соответственно повышало общественный статус самой интеллигенции, облегчало ей задачу расширения собственного влияния на социум.
Важно отметить, что институциализация интеллигенции, связанная с формированием инфо-среды как специфически организованной коммуникации, не может быть объективно осмыслена без учета феномена так называемого общественного мнения. Наиболее распространенное определение общественного мнения как совокупности мнений членов общества по тем или иным вопросам, проблемам, поводам и т. д. явно выглядит уязвимым и недостаточным. И прежде всего в силу недооценки такой важной характеристики «совокупности мнений», как ее организованный, оформленный характер. Иными словами, «общественное мнение» трудно представить себе всерьез как историко-социологическое понятие без таких его компонентов, как:
а) канал (т. е. пространство, в рамках которого оно себя реально проявляет);
б) тема (т. е. содержание «заявления», в том числе его пространственно-временные и другие, более частные спецификации);
в) носитель (т. е. индивидуумы или группы, овеществляющие своей активностью данное «заявление» для социума).
Все указанные компоненты общественного мнения так или иначе являются связаны и с интеллигенцией, и с ее социальной активностью, а также с обстоятельствами, в которых эта активность проявляется. Каналы выражения общественного мнения прямо совпадают с инфо-средой, представляющей, как мы уже говорили, институциализацию социальных функций интеллигенции. В свою очередь содержательная сторона общественного мнения не может быть сколько-нибудь серьезно выстроена, сформулирована вне редактируемого интеллигенцией «образа истинности» и проистекающей из него кодификации нормативных порядков. Более того, то, что именно интеллигенция составляет основу «армии» идеологов и рядовых «проводников» идей, является безусловной тривиальностью. Это не было секретом даже в XVIII в., когда формировалось само явление общественного мнения, а также представления о нем.
Ощущение своей «инаковости», «избранности», сдобренное определенной долей презрения к прозаическому, «недалекому» социальному окружению, было свойственно интеллигенции на всем протяжении ее исторического пути. Даже у Лукреция мы можем найти строки, свидетельствующие о сходных настроениях в кругу тех, кого можно отнести только лишь к протоинтеллигенции.
Сладко, когда на просторах людских разыграются ветры,
С твердой земли наблюдать за бедою, постигшей другого,
Не потому, что для нас будут чьи-либо муки приятны,
Но потому, что себя вне опасности чувствовать сладко,
Сладко смотреть на войска на поле сраженья в жестокой Битве, когда самому не грозит никакая опасность.
Но ничего нет отраднее, чем занимать безмятежно Смелые выси, умом мудрецов укрепленные прочно:
Можешь оттуда взирать на людей ты и видеть повсюду,
Как они бродят и путь, заблуждаяся, жизненный ищут[50]. Социальная уверенность (в чем-то даже самоуверенность) интеллигенции прямо пропорциональна росту потребности современных социумов в ее услугах и обратно пропорциональна процессу маргинализации реальных носителей традиционного, религиоцентристского «образа истинности». Эпоха доминирования интеллигенции в социально-политическом формате информационного общества, которую мы переживаем в настоящий момент, превратила интеллектуала в производителя реальности в самом прямом смысле слова (вместо «идеолога» он превращается в «имаго-
2
лога», по терминологии М. Кундеры ). Власть интеллигенции становится поистине безграничной, превзойдя самые смелые мечтания деятелей эпохи Просвещения. Инфо-среда, созданная интеллигенцией, содержит в себе качество двойственного, асимметричного пространства, аналогичного по своей сущности паутине. С одной стороны, современный человек, вынужденный существовать в системе тотальной неопределенности, ощущает необходимость в сведениях, делающих мир хоть сколько-нибудь более определенным, тем самым порождая инфо-среду, приобретающую законченный характер в системе информационного общества. С другой - инфосреда объективно складывается как искусственно сконструированное пространство, где человек оказывается крайне уязвим для контроля, управления и различных форм социального использования, вплоть до прямой утилизации со стороны интеллигенции. Прежде всего это связано с тем, что интеллектуал волен изменять в весьма широких пределах параметры смысла, норм, ценностей, регулярное потребление которых является необходимостью для человека современного общества. Человек зависим от ин- фо-среды, в рамках которой, напротив, интеллигент чувствует себя весьма свободно. Кроме того, востребующий инфо-услуги человек воспринимает инфо-среду как естественное, симметричное пространство потребления информации, нейтральное по отношению ко всем участникам коммуникации. Сила информационного посредника как раз и заключается в выработанном и закрепленном в общественном сознании именно таком представлении о природе инфо-пространства, которое на самом деле является сочетанием плюсов инфо-посредника и минусов потребителя информации. Возвращаясь к аналогии инфо-среды с паутиной, можно сказать, что инфо- посредник социально могущественен только лишь в условиях сконструированного им искусственного пространства, являющегося настолько же разнокачественным, насколько разнокачественным оказывается паутина для паука и мухи, находящихся в ней
Надо отметить, что кроме формальной, внешне проявленной инсти- туциализации интеллигенции, можно выделить ее скрытую форму, связанную с ростом внутреннего самосознания и корпоративного сплачивания[51]. Идеи единства интеллектуалов звучат уже в эпоху Возрождения (наиболее ярко в Эразмовой «республике ученых»), а первое, почти открытое цеховое обращение интеллигенции к европейскому обществу с предложением своих социальных услуг было осуществлено в истории с так называемыми розенкрейцеровскими манифестами, предлагающими наставничество традиционной элите и прельщающих новым знанием и определенностью широкие массы[52].
Именно к XVII в. относится и возникновение протомасонских Невидимой философской коллегии и Королевского общества естественных на-
3
ук в Англии . Именно масонские сообщества станут наиболее адекватной формой социально-политической активности интеллигенции, так как их программные устремления были направлены на демонтаж основных системообразующих принципов традиционного социума (церковь, сословные отношения, мировоззренческая цензура и т. д.) и социальное утверждение наиболее важных параметров информационного общества (терпимость, либерализм, плюрализм и т. д.).
Проблема скрытой институциализации заставляет нас сделать еще одно весьма важное уточнение. При безусловной корневой общности функций интеллигенция не является абсолютно монолитной социальной группой. Ведущую роль в ней, в том числе и в производстве общественного мнения, играет слой, который можно определить термином актуали- тет. Конфигурация актуалитета подвижна, способ функционирования и воспроизводства предельно устойчив. Выполнение посреднических, медиативных функций является общеинтеллигентским признаком, а ключевой - это способность и возможность задавать и при необходимости менять правила социального взаимодействия. Кроме того, актуалитет фактически монополизирует функцию смысловых интерпретаций, оставляя обществу и большинству «ординарной» интеллигенции роль пассивного потребителя. Интересно, что принадлежность к актуалитету может носить только личный характер, через систему известности, которая позволяет делать взносы в общий «банк» социального влияния ассоциированным общественным мнением. Отсутствие кавычек в словосочетании общественное мнение объясняется тем, что кооптация в члены актуалитета возможна только лишь в случае реального контроля претендентом сознания значительного числа людей (своеобразный электорат, делающий того или иного инфо-посредника «властителем дум»).
Еще по теме Кодификация нормативных порядков:
- Статья 16.14. Нарушение порядка помещения товаров на хранение, порядка их хранения либо порядка совершения с ними операций Комментарий к статье 16.14
- Основа чинності нормативного порядку: засаднича норма а) Суть питання про основу чинності
- 2.Кодификация законодательства
- § 4. Кодификация
- Идея кодификации.
- § 3. Теоретическое и историческое в проблемах кодификации
- Кодификация и обновление права
- § 5. Кодификация римского права
- 66.1. Кодификации уголовного права и судопроизводства
- Для каких нормативных регуляторов характерны общеобязательная нормативность и формальная определенность?
- Список использованной литературы Нормативно-правовые и локальные нормативные акты
- НОРМАТИВНЫЙ ПРАВОВОЙ АКТ КАК ОСНОВНОЙ ИСТОЧНИК РОССИЙСКОГО ПРАВА. КЛАССИФИКАЦИЯ НОРМАТИВНЫХ ПРАВОВЫХ АКТОВ
- Чем отличается инкорпорация от кодификации?
- § 3. Сбор и кодификация обычных норм, действующих среди коренного населения
- I.5. Кодификация императора Юстиниана (Corpus juris civilis)
- РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА ПО ОСНОВНЫМ ПРОБЛЕМАМ КОДИФИКАЦИИ ПРАВА В РОССИИ В XVIII в.
- Статья 15.1. Нарушение порядка работы с денежной наличностью и порядка ведения кассовых операций, а также нарушение требований об использовании специальных банковских счетов Комментарий к статье 15.1
- ПРОБЛЕМЫ КОДИФИКАЦИИ РОССИЙСКОГО ПРАВА