<<
>>

Мишо О СОСТОЯНИИ ПАЛЕСТИНЫ ПЕРЕД НАЧАЛОМ КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ И ЕЕ ПЕРВЫЕ ПИЛИГРИМЫ. XI в. (в 1811 г.)

До середины VII в. Палестина оставалась провинцией Византийской империи; но в 637 г. она была отторгнута от нее арабами, и калиф Омар овладел Иерусалимом. С того времени и до половины X в., в течение 300 лет, Палестина находилась постоянно под игом аббасидских мусульман, несмотря на все усилия византийских императоров возвратить христианству его главную святыню.

Наконец, в 975 г. император Иоанн Цимис- кий (969-976 гг.), овладев всей Сирией и перейдя Ливан, покорил все города Иудеи; при этом и Иерусалим был освобожден из рук неверных. Но он умер внезапно от отравы, и его смерть была спасением для исламизма, возвратившего скоро все утраченные им владения. Греки, занятые другим, забыли свои победы; Иерусалим и все земли, толь-

ко что исторгнутые из власти неверных, подпали снова под власть калифов Фатимидов, утвердившихся на берегах Нила; они воспользовались замешательствами на Востоке, чтобы распространить свою власть. Новые владетели Иудеи сначала обращались с христианами, как с союзниками; в надежде обогатить свою казну, они покровительствовали торговле европейцев и пилигримству к святым местам. Рынки франков[8] были по- прежнему восстановлены в Иерусалиме; христиане вновь построили госпитали (то есть гостиницы) для странников и восстановили церкви, лежавшие в развалинах; подобно рабу, которого облегчает одна простая перемена господина, они были довольны подчиняться новым законам повелителей Каира и тем легче верили в окончание своих бедствий, что в Египте вступил на трон калиф Гакем, родившийся от христианки, и дядя которого с материнской стороны был патриархом святого города. Но Бог, по выражению современников, хотел испытать доблесть верных и, сделав тщетными их надежды, подверг их новым гонениям.

МИШО (MICHAUD). Родился в 1767 г. В самом начале революции, переехав в Париж, Мишо предался журналистской деятельности, которая при его ройялистских убеждениях едва не привела его на эшафот. По вторичном возвращении в Париж в эпоху империи Мишо занялся книжной торговлей и литературной работой. Плодом последних его занятий был труд «История Крестовых походов» (Par., 1811-1822, 5 vol., 6 издан.; Par., 1840-1841, 6 vol.; посмертное издание с приложением, написанным Huilard- Breholless, Par. 1854. 4 vol.). Поводом к этому капитальному труду, как рассказывал сам Мишо, послужила просьба m-me Cottin написать историческое предисловие к ее роману «Mathilde» из эпохи Крестовых походов. В дополнение к своей истории Мишо издал в 4 томах подробный анализ главнейших источников той эпохи, латинских, византийских и арабских под заглавием «Bibliotheque des Croisades» (Par., 1829). После окончания своего труда Мишо совершил путешествие на Восток с целью проверить на месте свои исследования; результатом того было издание его писем с Востока (Par., 18331835, 7 vol.), по которым была исправлена и его «История Крестовых походов» в своих последних изданиях. Кроме того, Мишо трудился вместе с Poujoulat над изданием обширного сборника: «Collection de Memoires pour servir a l’histoire de Fran9e, depuis le XIII siecle jusqu’au XVIII siecle» (Par., 1836-1844, 32 vol). Впрочем, это издание не пользуется авторитетом из-за ошибок в тексте и небрежности редакции.

Наконец Мишо положил основание обширному изданию «Biographie universelle». За свои труды он был избран в 1811 г членом Французской академии. «История Крестовых походов» - одно из лучших сочинений по этому предмету. Однако достоинства данного произведения от-

Гакем, третий из фатимидских калифов, обозначил свое правление всеми крайностями фанатизма и безумия. Не зная сам, чего он желает, и не принадлежа ни к одной религии, новый калиф то покровительствовал христианам, то преследовал их. Он не уважал ни постановлений своих предшественников, ни собственных своих законов; сегодня переменял постановленное вчера и производил повсюду беспорядок и замешательство. В своем легкомыслии и увлечении властью он доводил безумие до того, что считал себя божеством. Страх доставлял ему почитателей; ему воздвигали алтари в окрестностях старого Каира, который был им предан пламени. 16 тысяч его подданных падали перед ним ниц и молились ему как властителю живых и мертвых. Га- кем презирал магометан, но не смел преследовать мусульман из-за их многочисленности. Этот бог трепетал за свою верховную власть и обратил весь свой гнев на христиан, которых он и выдал на жертву их врагам. Раздача административных мест христианам и злоупотребления при сборе податей, который препоручался им, навлекли на них ненависть всех мусульман. Когда калиф Гакем подал знак к преследованию, христиане находили себе повсюду палачей. Сначала преследовали только тех, которые злоупотребляли властью, а потом взялись вообще за христианскую религию, и самые благочестивые становились самыми виновными. Кровь христиан проливалась во всех городах Сирии и Египта; их мужество среди пыток только увеличивало ненависть гонителей. Их жалобы и молитвы принимались за восстание и наказывались, как самые преступные покушения.

Весьма вероятно, что при преследовании христиан фанатизм соединялся с политическим страхом. Герберт, архиепископ Равенны, известный под именем Папы Сильвестра II (см. о нем выше), видел бедствие верных во время своего странствования в Иерусалим; возвратившись, он побуждал западные народы поднять оружие против сарацин. Все были тронуты жалобами и стенаниями Сиона. В конце X в. пизанцы, генуэзцы и король Арелата Бозон предприняли морской поход против сарацин и сделали набег даже на берега Сирии. Подобные неприязненные действия и увеличивавшееся с каждым годом число пилигримов внушали справедливые подозрения властителям Востока. Невозможно,

Храм Каабы в Мекке. Конец XIX в.

говорит один из главных историков Крестовых походов Вильгельм Тирский, изобразить все роды преследований, которые претерпевались в то время христианами. Одна из жестокостей, испытанных христианами, дала Тассу материал для трогательного эпизода об Олинде и Софронии (см. ниже). Какой-то злейший враг христиан, чтобы увеличить к ним ненависть преследователей, бросил ночью в одну из главных городских мечетей издохшую собаку; первые, вошедшие туда для молитвы, увидели с ужасом такое осквернение; по городу начали раздаваться угрозы; толпа с шумом обступила мечеть; обвиняли христиан и клялись их кровью смыть оскорбление, нанесенное Магомету. Все верные предназначались жертвой мести мусульман, и они уже готовились к смерти, как один молодой человек, имя которого не сохранилось в истории, стал в их среде: «Самым большим несчастьем,- говорил он,- была бы погибель церкви в Иерусалиме; пример Спасителя поучает нас, что один должен жертвовать собой для спасе-

ния всех; обещайте мне благословлять мое имя ежегодно, почтить мое семейство, и я, с Божьей помощью, пойду и отвращу смерть, которая грозит всем христианам». Верные приняли эту жертву великодушного мученика человечества и клялись во веки благословлять его имя. Для оказания почестей его семейству было на месте определено, чтобы при ежегодном праздновании Пасхи во время торжественного шествия каждый из его родных нес вместе с ветвями пальмы ветку оливы, посвященной Спасителю. Довольный тем, что он получал в обмен за свою временную жизнь, юноша оставил собрание, заливавшееся слезами, отправился к мусульманским судьям и взял на одного себя преступление, возводимое на всех почитателей Христа. Судьи, нимало не тронутые подобным геройством, произнесли над ним одним жестокий приговор; с тех пор меч более не висел над головой верных, «и так полагая душу свою за братьев, тот юноша благочестиво опочил, восприял наилучшую благодать о Господе» (Вильгельм Тирский, кн. I).

Между тем христиан Палестины ожидали и другие бедствия: все религиозные процессии были запрещены; большая часть церквей обратилась в конюшни; храм Гроба Господня был разрушен до основания. Христиане, изгнанные из Иерусалима, рассеялись по всему Востоку. Древние историки рассказывают, что вселенная покрылась печалью о святом городе и была объята ужасом. В тех странах, где не знали зимы, сделались страшные холода; по Босфору и Нилу шел лед; в Сирии и Малой Азии повторялись землетрясения в течение двух месяцев и разрушили много больших городов. Когда известие о разорении святых мест дошло до Запада, глаза христиан увлажнялись слезами. В хронике монаха Глабера (см. о нем выше) мы читаем, что в Европе обнаруживались признаки, предвещавшие великое бедствие: в Бургундии выпал каменный дождь, на небе показывались кометы и грозные метеоры. Все христианские народы волновались; однако никто не поднял оружия против неверных, и месть христиан обрушилась на евреев, которых Европа обвиняла в возбуждении ярости мусульман (см. выше).

Бедствия святого города делали его еще более уважаемым в глазах верных; преследования удваивали благочестивый фанатизм тех, которые шли в Азию взглянуть на город, покрытый развалинами, и один вид пустого Гроба доставлял им наслаждение. В Иерусалиме, облеченном в траур, думалось им, Бог ниспосылает особенную благодать, и только там ему угодно сообщать свою волю. Шарлатаны часто спекулировали такими убеждениями христианских народов и вводили в заблуждение суеверную толпу. Для подтверждения своих слов им было достаточно показать письма, падавшие, по их словам, в Иерусалиме с неба. В ту эпоху предсказания о светопреставлении и близком сошествии Иисуса Христа в Палестине увеличивали уважение народов к святым местам. Западные христиане толпами стекались в Иерусалим с намерением или умереть там, или ждать прибытия верховного Судьи. Монах Глабер показывает, что приток пилигримов превзошел все, что можно было ожидать от благочестия того отдаленного времени. Сначала там появлялись бедные и простые люди, потом графы, бароны и князья, не ставившие ни во что земное величие.

Но Провидение, наконец, как бы сжалилось над бедствиями христиан: злой калиф Гакем, говорит Вильгельм Тирский, переселился из этого мира; Дагер, наследовавший ему, смягчил жестокие распоряжения своего отца и дозволил верным возобновить церковь Гроба Господня. Иерусалимские христиане, не имея средств на такую постройку, обратились к щедрости византийского императора, и он доставил им из собственных денег необходимую сумму. Таким образом, 37 лет спустя по разрушении храма Воскресения, он был внезапно воздвигнут, «как некогда сам Спаситель, торжествуя над смертью, вышел со славой из мрака могилы».

В XI в. латинская церковь заменила пи- лигримством церковное покаяние[9]; согрешившие осуждались оставить отечество и должны были скитаться, подобно Каину. Такая форма покаяния вполне соответствовала деятельному и беспокойному характеру западных народов; впрочем, пилиг- римство было допускаемо и поощрялось всеми религиями древними и новыми, так оно близко к самым естественным чувствованиям человека. Если вид местности, в которой жил герой или мудрец, несмотря на то, что их жизнь не связана ни с каким из наших верований, вызывает в нас благородные трогающие воспоминания; если дух философа волнуется при взгляде на языческие развалины Пальмиры, Вавилона или Афин, то как глубоко должны были чувствовать христиане, видя места, освященные присутствием их Божества и представлявшиеся их глазам и воображению, как колыбель живой веры, которая их воодушевляла?

Западные христиане, почти все бедствовавшие на родине и забывавшие свое горе во время странствований, были заняты мыслью об отыскании на земле следов спасительного Божества или какой-нибудь святой личности. Не было страны, которая не имела бы мученика или апостола для обращения к ним с мольбой о помощи; не было города или местечка, где не сохранялось бы воспоминание о суде, и не было бы капеллы открытой для богомольцев. Самые тяжкие грешники или более ревностные из верных подвергали себя и большим опасностям, предпринимая более отдаленные странствования. Иногда они направляли благочестивый путь в Апулию и Калабрию, посещая Гаргано, знаменитый чудом св. Михаила, или Кассино, прославленный чудесами св. Бенедикта; иногда они переходили Пиренеи и в стране, принадлежавшей сарацинам, ходили молиться над мощами св. Иакова, в Галисию. Одни, как король Французский Роберт, отправлялись в Рим, чтобы распростерться над могилой Петра и Павла; другие шли в Египет, где Иисус Христос провел свое детство, и странствовали по пустыням Мемфиса, где были ученики Павла и Антония. Но наибольшее число богомольцев шло в Палестину; они входили в Иерусалим Ефраимс- кими воротами, где вносилась подать сарацинам. Изготовившись постом и молитвой, они вступали в церковь Гроба

Господня, покрытые саваном, который сохранялся ими всю жизнь и в котором их погребали после смерти. Со священным благоговением посещали они гору Сион, Масличную гору, долину Иосафата; из Иерусалима богомольцы ходили в Вифлеем, где родился Спаситель мира, на гору Фавор, где он преобразился, и по всем тем местам, которые были свидетелями его чудес. После того они отправлялись омыться в реке Иордан и собирали на земле Иерихона пальмы, с которыми возвращались на Запад.

Таков был дух благочестия в X и XI вв., и большая часть христиан обвинили бы себя в неуважении к религии, если бы не было ими предпринято то или другое странствование. Кто избегал опасности и одерживал победу над врагом, тот брал посох пилигрима и шел к святым местам; кто спас молитвами жизнь отца или сына, шел благодарить небо далеко от родины в страны, освященные религиозными преданиями. Часто отец предназначал своего сына еще в колыбели к богомолию, и первой обязанностью сына, когда он приходил в возраст, было исполнить обет родителей. Нередко сновидение или явление во время сна налагало на христианина обязанность предпринимать странствование. Таким образом, мысль о богомолии проистекала из религиозного чувства, но примешивалась ко всем доблестям и слабостям человеческого сердца, ко всем печалям и радостям земной жизни. Пилигримов принимали везде, и вместо платы просили у них только молитв, бывших часто единственным сокровищем, которым они запасались в дорогу. Один из таких, желая сесть в Александрии на корабль, отходивший в Палестину, явился с посохом и котомкой и вместо перевозной платы предлагал Евангелие. Пилигримы не имели на своем пути другой защиты от нападения злых людей, кроме креста, и путеводителями считали ангелов, «которым Бог предписал охранять детей» и «наставлять их на всех их путях». Преследования, испытанные на дороге, только увеличивали славу пилигрима и внушали верным особое к ним уважение. Фанатизм побуждал их даже вызывать опасности; история повествует об одном монахе Ричарде, аббате св. Витона, в Вер- дюне, как он, придя в страну неверных, останавливался перед городскими воротами, отправлял богослужение и, испытывая постоянные оскорбления и насилия со стороны мусульман, вменял себе в славу переносить всякого рода бедствия во имя Иисуса Христа.

В глазах верных, после пилигримства, считалось важнейшей заслугой посвящать себя на службу пилигримам. Для приема странников устраивались госпитали (hospes, гость гостиницы) на берегах рек, на вершинах гор, среди городов и местах пустынных. С IX в. пилигримы, отправлявшиеся из Бургундии в Италию, находили себе приют в монастыре, устроенном на горе Ценис. В следующем столетии два монастыря для заблудившихся странников заменили языческие храмы на горах Юпитера (montes Jovis), которые с того времени утратили свои языческие наименования и получили новые в честь своего святого основателя Бернарда из Ментоны. Христиане, ходившие в Иудею, имели много пристанищ, основанных благочестием на границах Венгрии и в странах Малой Азии...

Пилигрим считался привилегированным лицом среди прочих верных. По окончании своего странствования он приобретал особенную святость; его отправление и возвращение сопровождалось религиозными обрядами. Когда он шел в дорогу, священник подавал ему вместе с котомкой и посохом полотно с изображением креста; его одежды окроплялись святой водой, и духовенство провожало его с процессией до следующего прихода. Возвратившись на родину, пилигрим воздавал хвалу Богу и представлял священнику пальмовую ветвь для возложения ее на церковный алтарь в знак счастливо оконченного пред- приятия[10].

Богатые предпринимали, однако, отдаленные странствования только по одному тщеславию, и потому монах Глабер замечает, что многие христиане ходили в Иерусалим с целью изумлять собой и рассказывать по возвращении о виденных ими чудесах. Многих увлекала также любовь к праздности и перемене; иные желали увидеть новые страны. Были и такие христиа- дозволение своего епископа; сначала обсуждали его жизнь и нравы и исследовали, не вследствие ли пустого любопытства видеть чужие страны идет он в Св. землю: в этом отношении соблюдалась особенная строгость к лицам духовным; боялись, что в них пилигримство было одним предлогом возвратиться к светской жизни. Когда оканчивались все подобные справки, пилигрим получал за обедней из рук епископа посох, котомку и благословение; ему давался сверх того род паспорта, которым рекомендовали странника монастырям, священникам и всем правоверным. Такие паспорты писались в следующей обычной форме, которая сохранилась до нас.

«Ко всем святым, достопочтенной братии, королям, властителям, епископам, графам, аббатам и проч. и ко всему христианскому народу, как в городах, деревнях, так и в монастырях! Во имя Бога мы свидетельствуем сим Вашему Величеству, или Вашему Сиятельству, что предъявитель сего, наш брат (такой-то) просил у нас дозволения идти с миром на богомолие (туда-то), или для отпущения грехов, или для молитвы о нашем спасении; а посему мы вручили ему настоящую грамоту, в которой, приветствуя Вас, просим именем любви к Богу и св. Петру принять его как гостя и быть ему полезным на пути, как туда, так и оттуда, чтобы он возвратился здоров и невредим в дом свой; и по Вашему доброму обычаю, дайте ему счастливо провести дни свои. Да хранит Вас Бог присно царствующий в своем царствии. Мы приветствуем Вас от всего сердца». Затем следовала печать епископа или сюзерена. Получив такой паспорт, пилигрим должен был отправляться немедленно под страхом быть объявленным клятвопреступником; один епископ, и то в крайнем случае, мог разрешить от обета. В назначенный день родственники, друзья и все благочестивые люди провожали пилигримов на известное расстояние от города: там они получали благословение и пускались в дальнейший путь. На дороге странник освобождался от всяких пошлин; его принимали в каждом замке и отказ считали вероломством; со странником обходились, как с капелланом, за столом которого он ел, если только по смирению не предпочитал сам оставаться наедине. На кораблях с пилигрима брали самую умеренную цену, а марсельцы перевозили даром на своих судах (II, Eclaircissem).

не, которые проводили всю жизнь в странствованиях и посещали Иерусалим по нескольку раз. Так как каждый пилигрим должен был иметь с собой паспорт, то беспорядки не могли иметь места, и действительно, история не представляет сначала ни одного случая насилия со стороны пилигримов, несмотря на то, что целые толпы их покрывали дорогу на Восток. Один мусульманский правитель, видя множество пилигримов, проходивших через Эмессу, говорил: «Они оставили свои жилища без всякого худого намерения и исполняют тем свой закон». Известно, что мусульмане имели еще более христиан наклонности к пилигримству, и это обстоятельство внушало им иногда чувство терпимости к благочестивым странникам Запада. Часто врата Иерусалима открывались вместе и для последователей Корана, пришедших на поклонение мечети Омара, и для учеников Евангелия, которые шли поклониться Гробу Спасителя; и те, и другие находили одинаковое покровительство, пока сохранялся мир на Востоке, и пока перевороты или военные предприятия не внушали недоверия властителям Сирии и Палестины.

Ежегодно в праздник Пасхи бесчисленные толпы пилигримов стекались в Иудею для празднования тайны искупления и для присутствия при чуде священного огня, который, по верованию пилигримов, сходил с неба на лампаду св. Гроба (см. ниже). Не было такого преступления, которое не могло бы быть искуплено странствованием в Иерусалим для поклонения Гробу Господню. Из «Деяний святых» видно, что такое убеждение утвердилось среди франков еще со времен Лотаря в IX в. Один древний рассказ из той эпохи, сохраненный монахом из Редона, повествует нам, как могущественный герцог Бретани, Фротмонд, убийца своего дяди и младшего из братьев, явился в одежде кающегося и предстал перед королем франков и собранием епископов. Король и прелаты, связав его крепко железной цепью, предписали ему отправиться на Восток и обойти Святую землю с головой, посыпанной пеплом, и с власяницей на теле. Отвратительный вид, который представляли пилигримы, обнаженные и в цепях, заставил Карла Великого одно время запретить такое публичное покаяние, но скоро этот обычай приобрел новую силу. Фротмонд, сопровождаемый служителями и участниками преступления, отправился в Иерусалим. Пробыв там некоторое время, он прошел по пустыне, явился на берегах Нила, оттуда по берегу Африки достиг Карфагена и переехал в Рим, где Папа Бенедикт III (ум. в 858 г.) советовал ему снова предпринять странствование для полного отпущения грехов. Фротмонд посетил вторично Палестину, проник до берегов Черного моря, три года провел на горе Синае и ходил в Армению, чтобы увидеть гору, на которой остановился ковчег Ноя после Потопа. По возвращении в отечество он был принят, как святой, заключился в монастыре Редоне и умер, оплакиваемый иноками, которых он назидал рассказами о своих странствованиях.

Много лет спустя после смерти Фрот- монда Ценций, префект Рима (см. о нем выше), оскорбивший Папу Григория VII в церкви св. Марии Старшей, свергший его с престола и бросивший в темницу, должен был для искупления своего святотатства предпринять странствование в Св. землю. Граф Анжу, Фулько Черный, живший в то же время (XI в.) был обвинен в том, что он умертвил свою первую жену и часто обагрял руки невинной кровью. Преследуемый общественной ненавистью и голосом совести, он часто видел, как тени жертв его мести или самолюбия выходили из могил и беспокоили его сон. Чтобы освободиться от такого тяжелого кошмара, преследовавшего его повсюду, Фулько покинул свое государство и отправился, одетый пилигримом, в Палестину. Буря у берегов Сирии напоминала ему гнев Провидения и удвоила его религиозный жар. Прибыв в Иерусалим, он шел по улицам св. города с веревкой на шее; служители бичевали его и при этом громко произносили: «Господи, сжалься над неверным и вероломным христианином, над грешником, странствующим далеко от своей земли!» Во время пребывания в Палестине Фулько раздавал щедрую милостыню,

Храм Гроба Господня (южный портал). Церковь была построена крестоносцами на месте, почитаемом христианами как место погребения Христа. До 1808 г., когда это здание разрушил пожар, оно не претерпевало значительных изменений. После пожара его грубо восстановили греки. В этом состоянии оно и изображено

облегчал бедствия пилигримов и оставил везде воспоминания о своем благочестии и милосердии. Современные хроники рассказывают при этом с удовольствием тот благочестивый обман, к которому прибегнул граф Анжу, чтобы выхлопотать у сарацин дозволение посетить Гроб Господень: «Граф предложил сарацинам большое количество золота, чтобы быть допущенным в храм Гроба Господня, но они не соглашались, если он не сделает того же, что они требовали от других христианских князей. Фулько имел такое сильное желание войти туда, что обещал сделать все, что они ни захотят. Тогда сарацины объявили ему, что они впустят его только в таком случае, если он даст клятву осквернить гроб своего божества. Граф, если б было то возможно, предпочел бы умереть тысячу раз, не-

жели решиться на что-нибудь подобное; но видя в то же время, что иначе он не будет допущен в святое место, к которому он питал столь нежную привязанность и для посещения которого прибыл из отдаленной страны со столь великими трудами и опасностями, Фулько дал согласие, и между ними было условлено, что он войдет завтра. С вечера граф Анжу лег в своем жилище, а утром на следующий день взял небольшую склянку, довольно плоскую, и, наполнив ее чистейшей и благоуханной розовой водой (или белым вином, как полагают другие), поместил ее в складках своих панталон: с этим он явился к обещавшим ему доступ, заплатив сумму, которую неверные безбожники потребовали от него, и был впущен в то желанное место Гроба Господня, в котором Господь наш опочил после своих торжественных страстей; ему сказали, что он должен теперь исполнить обещанное или будет изгнан. Тогда граф, изъявив готовность, облил Гроб Господень той чистой и душистой розовой водой. Язычники, полагая, что он помочился на деле, начали смеяться над ним; но благочестивый граф не обращал внимания на их насмешки и с плачем и слезами распростерся у Гроба Господня. После, приблизившись для обло- бызания самого Гроба, граф увидел, что Божественное милосердие благосклонно приняло его ревность, потому что камень Гроба, твердый и крепкий, при лобызании сделался мягок и гибок, как воск, разогретый на огне. Граф кусил камень и незамеченный неверными унес во рту большой кусок; после того он спокойно посетил все другие святые места (Gesta consulum Andeg. Spicoleg., t. X, p. 463)»[11].

Возвратившись в свои владения, граф Анжу хотел иметь постоянно перед глазами места, которые он посетил, и с этой целью построил около замка Лош (Loches), церковь, подобную храму Воскресения. Там он молился каждый день, но его мольбы еще не смягчили Божественное милосердие. Вскоре он снова почувствовал то смятение сердца, которое тревожило его прежде. Фулько отправился вторично в Иерусалим и там выражениями своего раскаяния и суровостью истязаний наставлял верующих. На обратной дороге в Европу через Италию он освободил Папу от страшного врага, опустошавшего римские владения. Папа вознаградил его ревность, хвалил за благочестие и дал полное отпущение всех грехов. Благородный пилигрим возвратился наконец в свое графство, неся с собой огромное количество мощей, которыми он украсил церкви Лоша и Анжера. С того времени он занимался в мире постройкой монастырей и городов, что и доставило ему прозвание великого строителя. Такие заслуги и благодеяния доставляли ему благословение церкви и народа, который благодарил Бога, обратившего владетеля страны на путь кротости и добра. По-видимому, Фулько не мог более бояться ни суда Божеского, ни человеческого; но голос совести и душевные волнения были так велики, что угрызения не могли быть ничем заглушены, ни даже двукратным пилигримством к Гробу Господню. Несчастный граф решился предпринять в третий раз странствование в Иерусалим; снова Палестина увидела его обливающим новыми слезами Гроб и оглашающим своими стенаниями св. места. Посетив Палестину и поручив свою душу молитвам отшельников, на которых было возложено принимать и утешать странников, он оставил Иерусалим, чтобы возвратиться в отечество, которое не суждено было ему видеть: он заболел и умер в Метце. Тело его было перенесено и предано земле в церкви Гроба Господня, построенной им близ Лоша. Сердце покойного положили в церкви Метца, где, спустя столько веков после его смерти, можно видеть еще и теперь мавзолей, называемый гробницей Фулько, графа Анжу.

В то же время около половины XI столетия Роберт Фландрский и Беренгард II, граф Барселонский, предприняли для очищения себя от грехов странствование в Палестину. Последний не мог перенести тяжких испытаний, возложенных им на себя, и умер в Азии. Роберт вернулся в свое государство, где его подвиг возвратил ему расположение духовенства, которое он намеревался ограбить. Еще до них ходил в Палестину Фридрих, граф г. Вердюна, принадлежавший к фамилии, которая впоследствии считала одним из своих героев Готфрида Бульонского. Отправляясь в Азию, Фридрих отказался от земного величия и уступил свое графство епископу Вердюна. По возвращении в Европу он решился окончить дни свои в монастыре и умер приором аббатства святого аббата Васта, около Арраса.

Даже слабый и боязливый пол не был удерживаем затруднениями и опасностями длинного пути. Елена, родившаяся в знатном семействе в Швейцарии и заподозренная в убийстве своего зятя, оставила родину и отправилась пешком на Восток. Посетив св. места, она возвратилась на родину и погибла жертвой неприязни родственников и соотечественников, снискав пальму мученичества, по словам одной древней легенды. Несколько верующих, тронутых ее благочестием, воздвигли в ее память капеллу на острове Зеландии, близ фонтана, который и до сих пор называется фонтаном св. Елены. Северные христиане долгое время ходили на богомолье в те места и посещали грот, в котором жила Елена перед отправлением в Иерусалим.

Между знатными пилигримами того века считают также Роберта, герцога Нормандии, отца Вильгельма Завоевателя. История обвиняет его в отравлении своего брата Ричарда. Угрызения совести привели его в Палестину; он прибыл туда сопровождаемый большим числом рыцарей и баронов, с котомкой и посохом в руке, босоногий и покрытый саваном покаяния. Роберт, как он выражался сам, ставил бедствия, испытываемые им за Иисуса Христа, выше лучшего города в своем герцогстве. Прибыв в Константинополь, он презрел роскошь и подарки императора и явился ко двору простым пилигримом. Заболев в Малой Азии, он отказался от услуг христиан своей свиты и дал сарацинам нести себя на носилках. Нормандский пилигрим, встретив его, спрашивал, не имеет ли он поручить ему приказаний для его подданных. «Иди сказать моему народу,- отвечал он,- что ты видел, как дьяволы несли христианского князя в рай». Прибыв к вратам Иерусалима, он нашел там толпу пилигримов, которые не имели чем заплатить за вход пошлину неверным. Роберт внес за каждого из них по золотой монете и вступил вместе с ними посреди восклицаний христиан. Во время своего пребывания он отличался благочестием и в особенности щедростью, которая распространялась даже на неверных. На обратном пути в Европу он умер в Никее, в Вифинии, занятый мыслью единственно о мощах, которые он вынес из Палестины, и сожалея о том, что не кончил своих дней в святом городе.

Величайшим счастьем для пилигрима, о котором он молил небо, как о награде за труды и утомление, было умереть, как и Иисус Христос, в св. городе. Когда богомольцы являлись ко Гробу Господню, они обыкно-

Гробница Готфрида Бульонского. Храм Гроба Господня в Иерусалиме

венно говорили следующую молитву: «Ты, умерший за нас и погребенный в этом святом месте, сжалься над нами и возьми нас ныне от этой юдоли слез». История рассказывает об одном христианине, родившемся около г. Отён (Autune), который, придя в Иерусалим, искал смерти в чрезмерных постах и умерщвлениях плоти. Однажды он оставался долгое время на Масличной горе с глазами, обращенными к небу, и поднятыми руками; ему казалось, что Бог призывает его к себе. Возвратившись в странноприимный дом, он воскликнул троекратно: «Слава тебе, Господи»,- и внезапно умер на глазах своих спутников, которые остались пораженными чудом его смерти.

Стремление достигнуть святости путешествием в Иерусалим сделалось наконец до того всеобщим, что толпы пилигримов ужасали своим числом те страны, по которым они проходили; хотя они еще не искали битв, но им уже давали название войска Господня (exercitus Domini), и многие памятники свидетельствуют о том, что христиане весьма часто во время своих странствований в Иерусалим носили на себе изображение креста, как впоследствии то делалось во время войн, предпринятых для освобождения Гроба Господня. В 1054 г. Лиутберт, епископ Камбрэ, отправился в Св. землю, сопровождаемый более чем 3 тысячами пилигримов. Когда он пустился в дорогу, народ и духовенство сопровождали его за городом на расстоянии трех лье, и со слезами на глазах молили Бога о благополучном возвращении их епископа и их братьев. Пилигримы прошли Германию, не встретив неприятеля; но в Болгарии им попались дикие люди, населявшие леса и жившие грабежом. Большая часть их была убита варварами, а иные умерли от голода среди пустынь. Лиутберт с трудом достиг Лаодикеи, сел на корабль вместе с уцелевшими спутниками и был выброшен бурей на берега Кипра. Он видел, как погибла большая часть пилигримов; другим угрожала нищета. Возвратившись в Лаодикею, они узнали, что самая главная опасность ждет их еще впереди, на дороге к Иерусалиму. Епископ Камбрэ чувствовал что его оставляет мужество, и полагал, что сам Бог противится его пилигримству. Преодолев тысячи препятствий, он возвратился на родину, где и построил церковь во имя Гроба Господня, которого он не мог увидеть.

Десять лет спустя после Лиутберта с берегов Рейна отправились в Палестину 7 тысяч христиан, в числе которых находились архиепископ Майнцский и епископы Регенсбургский, Бамбергский и Утрехтский. Этот многочисленный караван, предвещавший близость Крестовых походов, прошел через Германию, Венгрию, Болгарию и Фракию и был принят в Константинополе императором Константином Дукой. Посетив храмы Византии и поклонившись многочисленным их мощам, предмету почитаний греков, западные пилигримы прошли безопасно всю Малую Азию и Сирию; но при приближении к Иерусалиму богатства их возбудили корысть арабов-бедуи- нов, одной беспорядочной орды, не имевшей ни отечества, ни жилищ и сделавшейся ужасной среди междоусобий Востока. Арабы напали на пилигримов и принудили их укрыться в одном покинутом укреплении. Засев в его развалины, они отражали три дня нападения варваров, силы которых возрастали с каждым часом и наконец дошли до 12 тысяч. Пилигримы, истощенные голодом и усталостью и не имея для защиты ничего кроме камней, предложили начать переговоры о сдаче. Но эти переговоры повели к ссоре, которая была бы весьма печальна для христиан, доведенных до отчаяния, если бы не подоспел к ним на помощь эмир Рамлы, предуведомленный беглецами: он спас им жизнь и сокровища и за умеренную подать дал им конвой, который сопровождал их до самых ворот св. города. Молва о их битвах и опасностях предшествовала им в Иерусалиме: они были приняты весьма торжественно патриархом и отведены в храм Гроба Господня при звуке цимбалов и при свете факелов. Гора Сион, Масличная гора, долина Иосафата были свидетелями их благочестивого восторга. Они не могли посетить берегов Иордана и других прославленных мест Иудеи, из опасения набега со стороны арабов. Потеряв на пути всего 3 тысячи человек, они возвратились в Европу рассказывать о своих трагических приключениях и опасностях странствования в Св. землю.

Между тем западным пилигримам и палестинским христианам угрожали еще большие бедствия. Варварская нация, бич других народов, «молот наковальный, тяготевший над всей землей», как выразился Вильгельм Тирский, была выдвинута на них гневом Господним. Уже несколько веков сряду богатые страны Востока подвергались беспрерывным нападениям орд, выходивших из Татарии. По мере того, как одни воинственные колена изнеживались роскошью и слабели от недеятельности мира, их замещали новые толпы, приносившие с собой всю необузданность и варварство степей. Турки, вышедшие из стран, лежавших по ту сторону Оксуса, овладели Персией, где их поместил и терпел султан Махмуд по своей непредусмотрительности. Сын Махмуда вступил с ними в битву, в которой он сделал чудеса храбрости; «но судьба,- говорит Фериста (писатель Индии, XVII в.), - обратилась против него; он оглядывался вокруг себя во время сражения, и, исключая его отряда, вся остальная армия поглотила путь бегства». На самом месте победы турки приступили к выбору султана. Множество стрел были собраны в один пук; на каждой стреле было написано название колена, семьи и воина. Ребенок вытянул три стрелы в присутствии всего войска, и судьба предоставила корону Тогрул-беку, внуку Сельджука. Тогрул- бек (1038-1063 гг.), честолюбие которого равнялось его храбрости, уверовал вместе со своей дружиной в Магомета, и вскоре к титулу завоевателя Персии присоединил имя покровителя религии мусульманской.

В то время берега Тигра и Евфрата были возмущаемы восстанием эмиров, которые делили между собой остатки Багдадского калифата. Калиф Кайем просил помощи у Тогрула и обещал новому повелителю Персии завоевание всей Азии. Тогрул, наименованный временным наместником, отправился в поход, рассеял мятежников, опустошил провинции и явился в Багдад, чтобы пасть к ногам калифа, который торжествовал победу своих освободителей и утвердил их право на власть. Во время этой важной церемонии Тогрул был по очереди облечен в семь одежд; ему подарили семь рабов, рожденных в семи климатах арабских владений; в знак его власти над Востоком и Западом ему подпоясали два меча и на голову возложили две короны.

Страны, на которые указал наместник Магомета честолюбию новых завоевателей, были вскоре завоеваны их оружием. В правление Альп Арслана (1063-1072 г.) и Малек-шаха, преемников Тогрула, семь ветвей династии Сельджуков разделили между собой обширные провинции Азии. Едва прошло 30 лет со времени завоевания Персии турками, как их военные и пастушеские поселения распространились уже от Оксу- са до Евфрата и от Инда до Геллеспонта. Наместник Малек-шаха пронес свое оружие до берегов Нила и овладел Сирией, подвластной калифам Фатимидским. Палестина подпала также под власть турок; на стенах Иерусалима развевалось черное знамя Аб- бассидов. Победители не щадили ни христиан, ни детей Али, которых багдадский калиф считал врагами Аллаха. Египетский гарнизон был вырезан; мечети и церкви разграблены. Св. город утопал в крови христиан и мусульман. При этом история вместе с Писанием может сказать, что Бог «предал детей своих ненавидящим их». Так как власть новых завоевателей Сирии и Иудеи была еще новая и не успела утвердиться, то она обнаруживала беспокойство, ревность и насилие. Христианам пришлось переносить бедствия, каких не испытывали и их отцы под управлением калифов Багдада и Каира.

Когда пилигримы Латинской церкви, пройдя враждебные страны и подвергнувшись тысячам опасностей, являлись, наконец, в Палестину, ворота св. города открывались только тем, которые могли заплатить золотую монету; а так как пилигримы были большей частью бедны и лишались последнего от грабежа во время пути, то им приходилось бродить под стенами Иерусалима, для которого они пожертвовали всем. Большая часть их погибала от голода, жажды, наготы или от неприятельского меча. Даже и те, которые успевали попасть в город, не были обеспечены от опасностей; угрозы и оскорбления со стороны мусульман преследовали их на Лобном месте, на горе Сионе и в других местах, которые они посещали. Когда случалось им собираться в храмах св. города, яростная толпа являлась прерывать своими криками божественную службу, топтала ногами священные сосуды; иные садились на алтари, оскорбляли и били розгами духовных, облеченных в пастырские ризы. Чем более верные обнаруживали свою благочестивую ревность, тем усиленнее становилась ярость мусульман. Их исступленное варварство являлось во всей силе особенно во время торжественных дней; и каждый год, дни самые уважаемые в церкви христианской, как-то: рождества, смерти и воскресения Спасителя, были обозначаемы преследованиями и смертью его учеников. Пилигримы, возвратившись в Европу, рассказывали все, что они видели и что претерпели. Их рассказы, преувеличенные еще молвой, перелетавшей из уст в уста, исторгали слезы верующих.

Пока турки под начальством Тутуша и Ортока опустошали Сирию и Палестину, другие колена этого народа, предводительствуемые Солиманом, племянником Малек-шаха (Килидж Арсланом), проникли в Малую Азию. Они овладели всеми провинциями, через которые обыкновенно проходили западные пилигримы, следовавшие в Иерусалим. Все эти страны, где христианская религия распространила свой первый свет, и города, имя которых прославилось в летописях первоначальной церкви, подпали игу неверных. Знамя пророка Мекки развевалось над стенами Эдессы, Ико- ния, Тарса, Антиохии. Никея сделалась столицей мусульман, и там ругались над именем Христа, где первый Вселенский Собор провозгласил Символ веры. Стыдливость дев была оскорбляема варварством победителей. Дети обрезались тысячами; повсюду коран вытеснял законы Греции и Евангелие. Черные палатки и белые палатки турок покрывали собой долины и горы Вифинии и Каппадокии, и их стада бродили среди развалин монастырей и церквей.

Histoire des Croisades. Par., 1925, т. I,

с. 39-77.

<< | >>
Источник: М.М. Стасюлевич. История Средних веков: Крестовые походы (1096-1291 гг.) 2001. 2001

Еще по теме Мишо О СОСТОЯНИИ ПАЛЕСТИНЫ ПЕРЕД НАЧАЛОМ КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ И ЕЕ ПЕРВЫЕ ПИЛИГРИМЫ. XI в. (в 1811 г.):

  1. Вильгельм Тирский ПАЛЕСТИНА ПЕРЕД НАЧАЛОМ КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ И ПЕТР ПУСТЫННИК (между 1170 и 1184 гг.)
  2. Мишо ОСАДА ДАМАСКА И ОКОНЧАНИЕ ВТОРОГО КРЕСТОВОГО ПОХОДА.
  3. Яков Витрийский СОСТОЯНИЕ ОБЩЕСТВА В ПАЛЕСТИНЕ ПЕРЕД ЗАВОЕВАНИЕМ ИЕРУСАЛИМА САЛАДИНОМ. 1187 г. (около 1220 г.)
  4. Первые очаги человеческой цивилизации появились на Ближнем Востоке, самые первые – в Палестине около Х тыс. до н. э.
  5. Альберт Ахенский ДВИЖЕНИЕ ПЕРВЫХ ПИЛИГРИМОВ ДО НАЧАЛА ПОХОДА. 1095-1097 гг. (около 1120 г.)
  6. Ф.И. Успенский. История Крестовых Походов, 0000
  7. 6. Пятый Крестовый Поход
  8. Последние крестовые походы
  9. Последние крестовые походы.
  10. Крестовые походы.
  11. 5. Четвертый Крестовый Поход
  12. 1. Обстоятельства, вызвавшие Крестовые Походы
  13. Крестовые походы. Духовно-рыцарские ордена.