<<

Церковный раскол и политические взгляды старообрядцев

Исторически русская Церковь имела большие заслуги и играла важную роль как консолидирующий фактор, сплотивший русский народ в период борьбы против монгольского нашествия, в процессе собирания русских земель в единое государство, в противостоянии иноземным захватчикам в смутное время, и т.

д. Умело используя свой огромный авторитет, Русская Православная Церковь смогла создать прочную внутреннюю (экономическую) базу и политически утвердиться наравне с царским двором. Однако в скором времени принцип «симфонии властей» был нарушен. Особенности развития Российского государства, начиная со второй половины XVI и первой половины XVII вв., требовали

259 -гг

сосредоточения всей полноты власти в руках царя . На пути становления новой формы государственности Церковь явилась экономическим (со своим церковным и монастырским землевладением) и политическим препятствием. В конечном счете, Церковь была вынуждена уступить часть своей власти дворянскому государству даже в своей собственной области. Об этом с досадой писал патриарх Никон: «Ныне бывает вси царским хотением: егда повелит царь быти Собору, тогда бывает, и кого велит избирати и поставити архиереем, избирают и поставляют, и кого велят судити и обсуждати, и они судят и обсуждают и отлучают»[231] [232]. Действительно, Соборы XVII в. созывались царскими указами, члены их приглашались лично царскими грамотами. Соборное Уложение 1649 г. лишает Церковь ряда экономических и политических прав. В это время Церковь в лице Никона[233] попыталась произвести

последнюю отчаянную попытку утвердить независимость от государства и вернуть «былое величие»[234]. Для этого российскому патриарху нужен был освободившийся византийский престол, чтобы стать Вселенским патриархом с кафедрой в Константинополе. Реализация этого плана вызвала, прежде всего, необходимость приведения к единообразию русской богослужебной практики и греческой (т. е. проведения церковной реформы) за счет высокомерного провозглашения всего русского чина ошибочным[235].

Несмотря на то, что реформа получила наименование «никоновской», главенствующая роль в ней принадлежит А.М. Романову. Именно имперские амбиции царя инициировали эту государственно-церковную реформу, которая была первой стадией в реализации «греческого проекта». Присоединение Малой Руси (Украины) к России в 1654 г. также требовало проведения церковно-обрядового сближения русской церкви и Киевско-польской, т. к. последняя находилась под греческой юрисдикцией. Реформа, по замыслу царя, должна была обеспечить прочность нового союза. Таким образом, единообразие двух церквей: русской и греческой являлось идеологической базой имперских претензий Российского государства на единение под его началом всех восточных православных государств[236]. Без унификации церковных обрядов реализовать это стремление, запрограммированное в официальной идеологии, в концепции "Москва — Третий Рим", было бы затруднительно. Стремление сблизить русскую церковь с другими православными церковными организациями было также реакцией и на агрессивную экспансионистскую политику западной римско-католической церкви.

Церковная реформа, таким образом, была продиктована государственно-политическими тенденциями государства, и в ней важная роль отводилась сильной и дерзкой личности патриарха.

Каждый из них, властитель светский и властитель духовный, преследовал свои цели, для достижения которых они объединились. Однако набирающая силу имперская система, естественно, не потерпела дуализма власти, и Церковь окончательно уступила новому государственному устройству -

10 июля 1658 г. Никон был отречен, а реформа была завершена

268

царем лично .

Для проведения и дальнейшего утверждения реформы были приглашены «ученые греки». Будущее русской Церкви и русского народа решали патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Весь старый обряд был предан проклятию и запрещен как неверный и еретический. Русские [237] православные христиане были прокляты: «Аще ли же кто не послушает, повелеваемых от нас [постановлений в обряде] и не покорится святей восточней церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити и противитися нам, и мы таковаго противника данною нам властию от всесвятого и животворящаго Духа, - аще ли будет от освященного чина, - извергаем и обнажаем его всякого священнодействия и проклятию предаем. Аще же от мирского чина, отлучаем и чужда сотворяем от От-ца и Сына и Святого Духа, и проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника и от православного всесочленения и стана и от церкве Божия отсекаем. А кто не уразумится и не возвратится в правду покаянием и пребудет в упорстве своем до скончания своего, тот да будет и по смерти отлучен, и часть его и душа его со Иудою предателем и с распеншими Христа жидовы, и со Арием и с прочими проклятыми еретиками. Железо, камении и древеса да разрушатся и да растлятся, а той да будет не разрешен и не растлен и яко тимпан во веки веков. Аминь»[238] - таков был приговор, не признавшим никонианских нововведений. Отлучение от церкви автоматически приводило человека в статус «вне закона» и подвергало жестокому наказанию. Еще по «Уложению» царя Алексея Михайловича 1649 г. за преступления против веры и еретичество полагалась смертная казнь. Деяния и клятвы были скреплены подписями участников собора, положены для сохранения в Успенском соборе, а наиболее существенные части постановлений напечатаны в Служебнике 1667 года.

Реформаторы утверждали, будто бы по причине безграмотности, невежества и вмешательства ересеучителей древнерусскими переписчиками богослужебных книг были допущены грубейшие ошибки, ставшие с течением времени неотъемлемой частью богослужебного обряд. Необходимо было внести исправления, приняв за эталон книги и чины современной греческой церкви.

В годы принятия Русью христианства в Византии существовало два близких друг другу, но все же несколько различных между собою церковных уставов: Студийский (Константинопольский) и Иерусалимский. В Константинополе имел распространение сначала Студийский устав, который и лег в основу Русского Православия. Постепенно все большее распространение в Византии стал получать Иерусалимский устав, ставший там в XIII в. повсеместным. В этом и была основная причина разницы в богослужебной практике русских и греков. Ряд гражданских историков еще советского периода так отзываются о реформе: «При ближайшем рассмотрении оказалось, что отступление от древнего обряда произвела не русская Церковь, а греческая.[239] Проведя анализ церковной литературы, Б. Кутузов делает вывод, что старый текст верен и точен, в то время как новый греческий попросту не верен, ни сточки зрения идентичности греческому оригиналу, ни с точки зрения языковых норм и правил, ни с точки зрения евангельских сообщений.

По утверждению М.Р. Маняхиной, у наиболее последовательной в своих религиозных пристрастиях части верующих были серьезные причины не признавать новой обрядовой стороны реформы: «Культовая и обрядовая сторона являются одними из основополагающих в жизни церковного института. Единообразие культа - одинаковость слов, жестов и распорядка - является основой для единства всех верующих в едином литургическом пространстве. В массе своей население страны приобщалось к христианству через обряд и текстовую проповедь священника, поэтому изменение текста и обряда влекло за собой изменение обязательного общего смысла и принципа поведения в литургическом пространстве» . Культ и обряд (чин, последование) являлись важным и неизменным элементом веры.

Расхождение по поводу церковных обрядов и богослужебной литературы составляло важную, однако, лишь внешнюю сторону церковного раскола. Если бы причина раскола заключалась только в разногласиях относительно обрядов и книг, он не был бы таким глубоким. Глубинный смысл церковного раскола в России в середине XVII в. заключался в столкновении двух различных воззрений на историческое будущее Русского государства, его предназначение, сущность православной Церкви и царской власти в России.

«Побочными действиями» государственно-церковной реформы явились секуляризация Церкви и отказ государства от самобытно-традиционных установок. «После реформы уже не было четкой демарнационной линии, отделяющей церковное от нецерковного... духовный упадок коснулся всех сторон церковной жизни. Русская церковь испытывала тяжелый - как [240] никогда прежде - внутренний недуг, выразившийся в катастрофическом обмирщении ее правящей верхушки, в формализации богослужения, в позиции лакейства и

272

угодничества перед государством» . Церковь совершенно утратила способность к каким-либо самостоятельным выступлениям и действовала лишь как одно из учреждений самодержавия. Позже, со времени церковной реформы Петра I это положение стало очевидным. Соответственно, непризнание государственной Церкви, по мнению правительства, было

273

равносильно непризнанию самого правительства[241] [242]. Появление центробежных тенденций внутри Церкви или ее слабость могли разрушить идеологический фундамент имперского режима и создать угрозу его существования. Исходя из чего, правительство установило своего рода крепостную зависимость в вопросе веры - только господствующей Церкви было предоставлено право проповедовать свое учение.

Вторым важным следствием политических событий XVII в. стала ликвидация выборного начала и местного самоуправления. Это проявилось, в частности, введением практики назначения приходских священников патриархом,

вместо их выборности. До реформы священнослужитель выбирался общиной, позже священник присылался из центра. Низшая церковная иерархия и церковные дела в приходе в Московской Руси до ХѴІІв. «были сполна в ведении общины. Это были ее нужды, которые удовлетворяла она сама, независимо от чьего бы то ни было постороннего вмешательства». Церковь была собственностью общины, строилась на ее средства и ее силами. «Поп к ней ставился свой же, выборный, излюбленный общинник». Духовенство, выделилось из общины, превратилось в сословие, интересы которого «перестали быть тождественны с интересами общины, они сделались чиновниками»274.

Официальная политическая и церковная идеология в России учила, что Россия - единственный оплот православия, что Византия пала от того, что греки отступили от истинного христианства. Теперь оказывалось, что православные христиане в России должны были принять обряды этой предавшей православие церкви, в частности, вместо двухперстного крестного знамения, испокон веков бытовавшего на Руси, принять трехперстное, введенное в византийской церкви в XII в. Нигде нет такой непорочной

275

православной веры, как в России, считал Аввакум . Нигде нет такого православного государства, как Русское. Аввакум был, в сущности, идеологом русского национального традиционного государства, русской национальной церкви. В его понимании Русское государство и русская церковь должны служить России, русским национальным интересам, а не каким-то вселенским организациям. Россия, наконец, должна жить по собственным законам. "Ох, бедная Русь, чево тебе хотелось латынских ли обычаев и поступков немецких, а свой истинный християнский закон возненавидели и отвергли", - восклицает Аввакум. Новогреческие богослужебные книги, в соответствии с которыми Никон хотел исправлять книги русские, печатались [243]

на Западе. Это знали и патриарх Никон, и царь Алексей Михайлович. Аввакум считал, что, затеяв церковную реформу, царская власть предала Россию.

Таким образом, церковно-государственная реформа середины XVII в. сопровождалась тотальным искоренением русского православного традиционализма, благодаря которому происходила самоидентификация русских людей. Естественно, что большая часть церковной иерархии со своими многочисленными последователями отказалась следовать церковным новациям и заявила о том, что не признает и не принимает этой реформы, вследствие чего в русском обществе произошел раскол на представителей государственного (имперского) начала и народного (традиционного). Представители государственной церкви узурпировали право именоваться православными. Сторонники

«древлеправославной» церкви назывались старообрядцы, или староверы (на официальном, государственном уровне - «раскольники»).

Основополагающей чертой, характеризующей

традиционный русский (старообрядческий) вариант православия, была его народность - в первую очередь, отделение веры от государства. Еще в первые годы жизни старообрядчества Аввакум писал, что отношение Церкви к государству должно быть установлено по евангельскому завету: «Воздадите кесаря кесареви, божие Богови»[244] [245]. Церковь в этом случае являлась защитницей интересов своей паствы: «В старообрядчестве не человек существует для храма, а храм для человека» - писал один из крупных старообрядческих

277

богословов начала XX в. В.Г. Сенатов . Об этом же писал Н.М. Никольский: «Раскол был вообще наиболее близкой и понятной для великорусского крестьянина религиозной организацией. ...Вместо того, чтобы зависеть от священника, священник зависел от него. из данника своего прихода он становился участником в решении его дел»[246]. Таким образом, в христианском старообрядческом миросознании главной ценностью признавалась личность. Данный принцип был реализован старообрядческой общиной (ее полная самостоятельность, равенство всех, возможность выбирать и отстранять священнослужителей). Я.К. Абрамов писал по этому поводу: «Сектантская (старообрядческая - В.И.) община существует не во имя подати, не во имя земли, а во имя человека, во имя его потребностей материальных и нравственных. Ее отличительная черта - черта гуманности и человечности, поставление на первом плане личности с ее потребностями, а не бездомной уплаты сборов»[247] [248] [249]. Таким образом, старообрядцы сохранили и развили учение об особом

280 T-.

традиционном историческом пути русского народа . Барон

Гакстгаузен утверждал: «Кто хочет изучить характерные черты

281

великороссов, тот должен изучать их у староверов» . Эта концепция нашла свое воплощение в старообрядческой легенде о «вольной стране Беловодье». В ней, по утверждению старообрядцев, «земля хлебопахотная, можно молиться Богу, не подвергаясь никаким мирским соблазнам, по старым обрядам без всяких препятствий. В ней имеется благочестие и живут христиане, бежавшие от Никона-еретика, имеются священники и церкви»[250]. Беловодье представляло собой

народный вариант государственного устройства, в котором Церковь благочестива (т. е. не подчинена правительству, служит не закрепощению народа, а «спасению души»), крестьяне живут и трудятся на вольной урожайной земле, не испытывая насилия от светских властей. Легенда, таким образом, явилась отражением традиционного народного

мировоззрения, представлений об обществе, государстве, в которых важнейшее место занимают свобода совести

(вероисповедания), равноправие и т. п. Об этом же, по утверждению Н.О. Каптерева, писал Аввакум: «... он старался в своих сочинениях, при всяком удобном случае, подчеркнуть то обстоятельство, что господствующая церковь проявляет крайнюю нетерпимость к сторонникам старины, относится к ним мучительски, всегда жестоко гонит их, преследуя, всячески насильничает над ними, чем совершенно

ниспровергается христианское учение, недопускающее к

разномыслящим в вере никаких внешних принуждений и насилий, а тем более гонений и преследований. Так поступали только язычники, гнавшие и преследовавшие христиан, но так по язычески невозможно поступать с истинным служителем Христа, истинным представителем Христовой Церкви. А между тем, русские власти - и духовные и светские, всячески гнали защитников русской церковной старины. Из

приведенных заявлений Аввакума с очевидностью, по- видимому, следует, что он был врагом всяких внешних принуждений и насилия в делах веры, т.к. это противно учению

283

Христа и его апостолов».

Свой протест старообрядцы выражали «уходом из мира антихриста» - духовным (страдание и терпение) и физическим (самосожжение, побег). Стоит отметить также, что старообрядцы (поповцы) - монархисты. Проведя глубокий анализ старообрядческих эсхатологических сочинений, исследователь Н.С. Гурьянова делает заключение, что идея антимонархизма старообрядцев - поверхностна. Это условное название явления, вернее - это интерпретация его современными исследователями, объективно оценивающими сформулированный в этих сочинениях протест против власти правящего императора, а иногда и против современного автору государственного устройства в целом.. По утверждению Н.С. Гурьяновой старообрядцы представляли «народный вариант» монархизма, вполне сочетавший идеализацию царской власти и обожествление царя с резким неприятием современного государственного устройства и личности правящего императора. Отношение к государю базировалось на

общеправославных представлениях о верховной власти, основанных на текстах Священного Писания и Священного Предания, а также на традиционном для древнерусского человека отношении к царской власти: «Бога бойтеся, царя чтите». Сами старообрядцы (выговцы) уверяли: «Мы, аще о внесенных от Никона новопреданий сомневаемся: но не сомневаемся о богопоставлением самодержавии богохранимаго и богопомазаннаго самодержца»[251] [252]. Данная парадигма

285

отражена во многих эсхатологических сочинениях . Важно отметить, что старообрядцы в духе древнего русского учения о царской власти считали царя не только наместником на земле Царя Небесного, но и его «одушевленным образом» (со ссылкой на авторитет Максима Грека - «Царь есть ничто же ино, разве одушевлен образ самого Царя Небесного»). Таким образом, в своих взглядах на самодержавие, старообрядцы исходили из христианских учений о власти. В последующий период правления Российских самодержцев с шестидесятых годов XVIII в. старообрядцы неоднократно «молили Бога и царя», наивно возлагая надежды на возвращение истинного благочестия.[253]

Старообрядцы наследовали и сохранили особый вариант общественного и государственного устройства, основанного на русском традиционном народном православии. Самобытному типу Руси был противопоставлен новый имперский (вненародный, вненациональный), который стал официальной доктриной формирования Российской государственности. А.П. Богданов писал о Российской имперской системе: «единовластие требовало единомыслия. ...Это превращалось в идеологический и дидактический акт «отмежевания» от чего- то, якобы чуждого русской православной церкви, вредного и опасного для государства. Единообразие требовало превосходства над окружающим враждебным миром, насаждения ненависти и страха перед живущими иначе,

- 287

постоянного поиска врагов, чуждых идеи и чуждых людей» . Такими «Чуждыми людьми» для собственного государства на два с половиной столетия оказался многомиллионный старообрядческий контингент, который однозначно воспринимался имперским правительством, в первую очередь, как враг государства, будто бы имеющий потенциальную склонность к антиправительственным выступлениям.

В 1929 г. Русская Православная Церковь (РПЦ) приняла следующие исторические решения:

1. Засвидетельствовать старые русские обряды как спасительные.

2. Богослужебные книги, напечатанные при первых пяти патриархах признать православными.

3. Клятвенные запреты Соборов 1656-1667 гг. отменить, порицательные выражения о старых обрядах отвергнуть[254] [255].

Поместный Собор 1971 г. подтвердил постановления 1929 г., указав на ненужный и насильственный характер церковной

реформы XVII в. Публично церковными иерархами была признана святость старых обрядов и книг. Прежние анафемы против лидеров и активистов старообрядческого движения отменялись. В связи с празднованием Тысячелетия Крещения Руси на Соборе 1988г. вышеназванные определения 1971г. вновь подтверждались[256]. В отношении староверов реформа была признана самой Русской Православной Церковью несправедливой.

264 Никон (в миру Никита Минов) родился в 1605 г. в Нижегородском

уезде в крестьянской семье. Духовное образование получил в Макарьевском Желтоводском монастыре (Костромская губерния). С 1625 г. служил

государством. Он считал, что церковь перестает быть церковью; если подпадает под государственную власть. Превосходство церкви над государством коренится, в понимании Никона, прежде всего в превосходстве церковных функций над государственными. Государству поручено земное, т.е. низшее, церкви — небесное, т.е. высшее.

<< |
Источник: В.В. Сорокин, А.А. Васильев. История правовых учений России. 2014

Еще по теме Церковный раскол и политические взгляды старообрядцев:

  1. § 2. Церковная и земельная собственность в России XV-начала XVII в.: соотношение государственного и церковного регулирования
  2. Политические взгляды Кальвина
  3. Политические взгляды M.M. Щербатова
  4. Политические и правовые взгляды Б. Франклина
  5. Политические и правовые взгляды индепендентов
  6. § 2. Политические взгляды Б. Франклина
  7. Политические и правовые взгляды H. Макиавелли
  8. § 10. Политические взгляды В. Вильсона
  9. Политические и правовые взгляды Ж.-Ж. Pycco
  10. 2. Политические взгляды Т. Джефферсона
  11. § 4. Политические взгляды Т. Джефферсона
  12. § 4. Политические взгляды И.В. Сталина
  13. Политические и правовые взгляды Вольтера