<<
>>

РЕЦЕНЗИЯ на рассказ В. Набокова «Г роза»

Весь рассказ Владимира Набокова «Гроза» построен на смешении реального и мистического. Само название рассказа двусмысленно. С одной стороны, гроза - это простое, реальное явление природы, но с другой - это грозная сила небес, грозная колесница пророка Ильи.

Видение, представшее перед глазами автора, есть тоже гроза. Автор передает, объясняет явление природы через мистические явления, показывая «обыкновенную» грозу как какое-то удивительное, из ряда вон выходящее событие. Читая рассказ, мы смотрим на мир глазами автора и даже начинаем верить в реальность видения.

Но что же нам помогает понять, что виденная автором колесница громовержца всего лишь иллюзия? Мелкие факты, незначительные детали возвращают нас в реальный мир, давая нам после минутного недоумения и заблуждения понять, что все виденное — это плоды воображения. Обратим, например, внимание на то обстоятельство, что автор только что пробудился ото сна. Перед сном природа представлялась ему просто таинственной и загадочной, но после сна она стала мистической. Еще не совсем очнувшись от нереального мира сновидений, автор тут же углубляется в мир разбушевавшейся природы, и он ему кажется нереальным. К тому же природа сама, по его словам, озарена «светом сумасшествия», ночных видений. В этом описании автор как бы подготавливает своих читателей к тому, что дальше они увидят нечто мистическое, какое-то сумасшедшее видение.

И еще одна деталь, ярко врезающаяся своей обыденностью в странное и необычное видение; ища колесо пророка, автор заметил «тонкое железное колесо, — видимо, от детской коляски». Предположение о принадлежности колеса детской коляске сразу же выводит нас из мистического забытья и заставляет относиться несерьезно к утверждению пророка о том, что колесо от его колесницы, а следовательно, воспринимать и самого пророка как видение. Эти детали, как бы невзначай введенные автором в описание, являются продуманным приемом. Итак, хорошенько всё осмыслив, мы убеждаемся, что явление громовержца на колеснице не что иное, как видение.

Но почему же автор отвечает пророку, что он - Елисей? Очень просто, в тот момент он сам верил в это. Он так был охвачен своим видением, настолько слился, сжился с ним, что чувствовал себя неотъемлемой частью своей же иллюзии, действующим лицом сцены, разыгранной его же воображением. И кто же он тогда, если не Елисей, в этой удивительной сказке природы?! Он находился в мистическом одурении даже после того, как видение исчезло: видя все вокруг вполне реально, он не осознает своих поступков; несется по улице, прыгает в трамвай, забыв даже, что он в домашнем халате, или просто не придавая этому значения. Он с таким воодушевлением собирается рассказывать обо всем происшедшем, словно это на самом деле произошло. Он какое-то время верит в явление пророка.

Именно поэтому видение предстает перед этим человеком. Действительно, почему не видели ничего удивительного в грозе ни старьевщики, ни «тучная белокурая женщина», ни горничные? Дело в том, что автор настроил себя на волну таинственности, его поэтическая душа желала слиться с природой. Ведь когда все вокруг «крепко запирали окна», он, напротив, подошел к открытому окну и «стал у мокрого подоконника, вдыхая неземной воздух».

Он видел вокруг не просто разбушевавшуюся стихию, а что-то неземное, сумасшедшее, удивительное.

Этим произведением автор учит нас видеть. Видеть не обычными глазами, замечающими только очевидное, а глазами поэта, романтика, воспринимающими мир, окруженный волшебным, таинственным ореолом.

Ведь люди когда-то верили, что любые волнения природы, все явления - это события, происходящие по воле богов. Они одухотворяли все вокруг, и их духовный мир был богат и интересен. Люди современные, обремененные своей материальностью, разучились любоваться простыми явлениями, такими, как гроза. Автор хочет оживить эту струнку в душе читателей, представляя обычную грозу грозой неба, громовержца Ильи-пророка.

Но необычна и таинственна не только сама гроза. Все восприятие увиденных вещей, весь язык автора пронизан какой-то необычностью. С первых слов мы чувствуем: что-то странное, порой даже страшное слышится в описании природы перед грозой, в картинах обычных бытовых сцен. Благоухание цветущей липы «буйное». В самом этом слове что-то неестественное, гнетущее. По небу поднимаются «громады - нам уже становится страшно. Интересные метафоры даны ветру: он «слепой», пронесся, «закрыв лицо рукавами», а потом, уже во время грозы, «прозрел, взмыл». Просто удивительное, таинственное впечатление создается сразу. Он «хлопнул оконной рамой», «отхлынул». Ветер - это какой-то одухотворенный поток. Еще интересней описаны простые бытовые предметы: голоса старьевщиков «взлетали... печальным лаем». Это так неестественно, так странно. Но всех удивительнее описаны рубашки, они «сияли... распятые на светлых веревках». «Распятые»... Это самая необычная метафора во всем тексте. Она смутно навевает какое- то религиозное настроение, как бы предвещая появление религиозного лица Ильи- пророка. В некоторых местах есть определения довольно грубоватые, например: у горничных и вообще у людей, смотрящих из окна, «нагнулись голые шеи», неопрятная вдова «сморкалась». Но даже эта грубость передает какую-то необычность.

Чем ближе к описанию видения, тем природа становится страшнее, удивительнее. Душная мгла «набухла», гром отождествляется с «глухой грудой». И состояние всей природы сравнивается с замолкнувшей нищей, прижавшей руки к полной груди. «Ночь рушилась», «дикое, бледное блистание летало по небу», грохот «ломал небо», «сердце звенело, как стекло» - обстановка, состояние природы нагнетается благодаря необычным, сложным метафорам и сравнениям. Здесь уже ясно, что должно произойти что-то необычное и столь же сильное, как и сама природа. Громовержец является в «свете сумасшествия», озаряя «ночной мир», сопровождаемый «бегущими кустами сирени, с «бурной... закинутой ветром» бородой. Кони его «брызгали трескучей искристой пеной», их гривы - «фиолетовый пожар». Все это для видения довольно естественно, перед глазами живо предстает красно-черное страшное бушующее небо и стремительная колесница. Интересно, что лексический повтор таких слов, как «сумасшествие», «обезумев», подчеркивает ненормальность, безумие обстановки, создается впечатление, будто все это увиденное подобно сновидению.

Но как все меняется, когда пророк сброшен! Он предстает перед нами как простой человек, только что грозный. Он «удержался за трубу», чтобы не упасть, «и, прихрамывая, стал осторожно спускаться». Язык автора становится обыденным. Пророк - всего лишь «сутулый, тощий старик в промокшей рясе». Пейзаж или, точнее, представшее зрелище - самое обычное. Все успокоилось, автор подбирает для описания мягкие, спокойные выражения. Этот прием, когда обыденность передается необычно и странно, а необыкновенные вещи совсем просто, помогает писателю объединить реальность и мистицизм в одну картину, тесно переплетая их. Язык Набокова выразителен и своеобразен, он помогает ярко представить картины, изображенные автором; в некоторые мгновения кажется, будто ты сам - свидетель всего происходившего. Может быть, потому что мы довольно часто видим грозу? Однако мы не всегда обращаем внимание на ее душу. Что ж, Набоков помогает нам в этом.

Ирина Майсак

<< | >>
Источник: Трегубова И.Г.. УЧИМСЯ ПИСАТЬ СОЧИНЕНИЯ РАЗНЫХ ЖАНРОВ [Текст]: учебно-методическое пособие / Владивостокский государственный университет экономики и сервиса; Центр «Абитуриент». - Владивосток: Изд-во ВГУЭС,2015. - 92 с.. 2015

Еще по теме РЕЦЕНЗИЯ на рассказ В. Набокова «Г роза»:

  1. ЗАДАНИЕ: Напишите рецензию на рассказ А.А. Бестужева-Марлинского «Часы и зеркало».
  2. Рецензия на спектакль
  3. Роза находит связь между своей жизнью в Шотландии и нынешней
  4. Рецензия на сочинение
  5. ДОСТОВЕРНОСТЬ РАССКАЗОВ О ПСИХОМЕТРИИ.
  6. Рецензия на кинофильм «Дерсу Узала»
  7. Рассказ Синухе
  8. 4. Путешествие без карт Странный рассказ монаха
  9. НАУЧНЫЕ КРИТЕРИИ ОТБОРА РАССКАЗОВ О ПСИ-ФЕНОМЕНАХ.
  10. Психотехническое упражнение «Общий рассказ»