<<
>>

Письма, наброски, статьи, художественные произведения Герцена и Огарева 30-х годов

свидетельствуют не только о большом впечатлении, которое произвели на них социалистические идеи, прежде всего учение сенсимонистов, HO и O том, что они приняли, включили основные принципы социализма в свое мировоззрение.

Оба они мечтают о таком обществе — «стройном гармоническом целом», — где «перевес имели бы одни качества души, где не ползали бы пред богатым, где бы не трепетали сильного, но где труд для блага общего был бы единым уровнем людей, и этоблаго ихединой целью...» (133,т.2,стр.323).

A вот Гегеля первые русские социалисты B эти годы еще толком не знают, его учение находится в общем вне сферы их внимания, с миром его идей они вплотную столкнутся лишь на рубеже 30—40-х годов.

Впрочем, сказанное требует некоторых уточнений и оговорок.

Дело в том, что среди немногих русских мыслителей 30-х годов, испытавших воздействие идей утопического социализма, был человек, который в то же время интересовался и гегелевской философией. Мы имеем в виду уже упомянутого В. С. Печерина.

Находясь в начале 30-х годов в Берлине, Печерин слушал лекции ближайших учеников Гегеля. Познакомившись с его философией, он пришел к выводу, что она «стремится на пути строгой логической последовательности и утонченной диалектики — примирить противоречие между идеальным и реальным и восстановить совершенное единство обоих» (80, стр. 461).

Одновременно Печерин увлекся социалистическими идеями. Большое впечатление произвела на него работа христианского социалиста Ф. Ламенне «Les paroles cTun croyant» (1833), воспринятая им как откровение нового евангелия. «Вот, думал я, — писал впоследствии Печерин, — вот она, та новая вера, которой суждено обновить дряхлую Европу!» (157, т. I, стр. 99).

Познакомился он и с сен-симонизмом, все более широко распространявшимся тогда в Германии. B одном из писем 1834 г. Печерин так рассказывал другу о лекциях гегельянца Э. Ганса по философии истории. Ганс, по словам Печерина, «приподнял перед своими слушателями завесу будущего и в учении сен-симонистов и возмущениях работников (coalitions des ouvriers) показал зародыш предстоящего преобразования общества». И далее Печерин передавал такие слова Ганса: «Понятие чернъ исчезнет. Низшие классы общества сравняются с высшими, так же как сравнялось с сими последними среднее сословие. История перестанет быть для низшего класса каким-то недоступным, ложным призраком — нет! история обымет равно все классы; все классы сделаются действующими лицами истории, и тогда история сольется в одну светлую точку, из которой начнется новое, совершеннейшее развитие. Таким образом исполнятся обещания христианской религии; таким образом христианство достигнет полного развития своего» (251, стр. 103). Эти слова «народнейшего из берлинских профессоров» (там же, стр. 104) Печерин слушал, по его признанию, со слезами на глазах (см. там же).

Однако очень скоро Печерин разочаровывается как в утопическом социализме, так и в философии Гегеля, погружается в мистицизм. Его идейные искания, глубоко симптоматичные именно одновременным обращением к Гегелю и к утопическому социализму, привели его в конце концов в лоно религии и иррационализма. Почти не получившие литературного выражения, они остались лишь событием личной биографии мыслителя.

Другое дело идейный опыт Герцена и Огарева 30-х годов, ставший фактом национальной социально-философской мысли.

Нельзя сказать, что в юности они вовсе не были зна- . комы с Гегелем. Оба внимательно следили за отечественной журналистикой, а в русской печати, как уже отмечалось, публиковалось довольно много статей, так или иначе касавшихся Гегеля и его учения.

Больше всего таких статей печатал, пожалуй, надеж- динский «Телескоп». При этом многие материалы, в которых говорилось о Гегеле, представляли собой переводы французских авторов. Например, в № 16 журнала за 1831 г. была опубликована статья Ж.-Л.-Э. Лерминье «Немецкая историческая школа юриспруденции» (см. 101, стр. 421—444), где среди прочих различных теоретических «систем германских криминалистов» упоминалась и гегелевская (там же, стр. 443). B первом номере «Телескопа» за 1832 г. в рецензии на «Философию права» Лерминье последний назывался «верным истолкователем и ярким живописцем» философии Фихте, Шеллинга и Гегеля (см. 85, стр. 125). B 1832 г. «Телескоп» напечатал перевод статьи Лерминье «Эклектизм Кузеня». B ней Лерминье весьма критически высказывался по поводу той интерпретации, какую гегелевская философия получила в работах Кузена, популярного тогда в России автора (см. 102, стр. 145—149)14.

B № 10 «Телескопа» за 1832 г. публикуется перепечатанная из «Revue des deux Mondes» статья Э. Кине «О философии в ее соотношениях с политической историей» (в переводе ей дается название, несколько отличающееся от оригинала: «Связь философии с жизнию»). B этой статье также говорится о Гегеле. B 1833 г.«Телескоп» помещает еще одну статью Кине — «Состояние искусства в Германии», в которой рассказывается об идейной жизни в современной Германии: «Философия Гегеля убивает философию Шеллинга... Выведенное до самого крайнего верха, здание спиритуализма германского разрушается тихо, без шума, — уступая место новому миру знания, деятельности и искусства» (93, стр. 42). Эта же самая статья несколько ранее была напечатана и в «Московском телеграфе» Полевого под названием «Будущая участь словесности и изящных искусств в Германии» (см. 90) 15.

Привлекавшие такое большое внимание русской журналистики 30-х годов французские публицисты В. Кузен, Э. Кине, Ж.-Л.-Э. Лерминье, испытавшие — каждый по-

своему — влияние философии Гегеля (см. 342, гл. VIII-------

X), оказывались своеобразными пропагандистами его идей, своего рода посредниками между ним и иностранными читателями.

B 1838—1839 гг. Белинский едко иронизировал по поводу «германо-французской ученой школы», к которой он относил философа-эклектика Кузена, юриста Лерминье, историков Мишле и Кине. Белинскому не нравилось в них главным образом то, что подобно H. Полевому в России они хлопотали о создании какой-то особой, национальной философии: «Лерминье — тоже гений первой величины — дни в два ниспроверг авторитет Кузена во Франции и объявил, что французы, как и всякий другой народ, должны иметь свою философию...» (16, т. II, стр.471). По мнению Белинского, так же как «жизнь всякого народа есть разумно-необходимая форма общемировой идеи» (16, т- III, стр. 247), так и философия в сущности едина, а рупором ее в настоящее время является Германия. Откликаясь на напечатанную в «Современнике» (т. IX) «Хронику русского в Париже» А. И. Тургенева, Белинский писал: «Нам особенно понравилась тонкая насмешливость автора насчет Лерминье — говоруна и фразера, на которого Франция смотрит, как на великого философа» (16, т. II, стр. 401). Белинский отмечал, что Лерминье, как свидетельствует

А. И. Тургенев (см. 177, стр. 129), даже «коверкает имена Гегеля, Шлегеля и Канта» (16, т. II, стр. 401).

Такое отношение Белинского в конце 30-х годов к указанной группе французских авторов легко объяснимо и в известной мере оправданно. Однако историческая справедливость требует все же отметить положительную сторону их деятельности в 20-х—начале 30-х годов: они способствовали распространению за пределами Германии некоторых идей немецкой, в частности и в особенности гегелевской философии. B какой-то степени именно через Кузена, Лер- минье, Кине знакомится в первой половине 30-х ГОДОВ C Гегелем читающая Россия.

Что же касается Герцена и Огарева, то в 30-е годы они не только более или менее регулярно читают «Телескоп» и «Московский телеграф», не только питают определенные симпатии к Кузену (см. 332, стр. 33, 37), но и прямо увлекаются сочинениями Лерминье.

Из письма Огарева от 3—4 сентября 1832 г. видно его восхищение этим автором. Призывая Герцена непременно прочесть последние главы первой части его книги «Философия права» (1831), Огарев восклицает: «Сколько надежд и упований!.. Герцен! прочти четыре последние главы, и твоя душа взойдет в такое состояние жажды деятельности, что все мускулы невольно зашевелятся...» (134, т. 2, стр. 236). Герцен же пишет Огареву 3 июля 1833 r.: после штудирования Гёте «вторым занятием я назначил что-нибудь перевести, напр[имер], «Histoire du droit» par Lerminier...» (43, τ. 21, стр. 17) . Такое отношение первых русских социалистов к Лерминье не трудно понять, если •учесть наличие в его творчестве слоя сен-симонистских идей, которыми Герцен и Огарев именно в эти годы сильно увлечены. Здесь же нам важно подчеркнуть, что в работах Лерминье находили отражение и положения гегелевской философии. Обратим внимание на следующее замечание Герцена: Лерминье хорош в основном там, где он разбирает чужие системы (см. там же, стр. 21).

Знакомство с русскими переводами работ французских авторов дает нам возможность раскрыть и происхождение самой ранней герценовской оценки Гегеля. B письме к Огареву от 1—2 августа 1833 г. Герцен отмечает, что Кине называет Фихте «террористическим режимом философии»; говоря здесь же, что Шеллинг создал «живую философию, основанную на одном начале», но что «надлежит идти далее, модифицировать его учение, отбрасывать ipse dixit [сам учитель сказал] и принимать не более его методы», Герцен так объясняет этот свой призыв: «Причина: Шеллинг дошел до мистического католицизма, Гегель — до деспотизма!» (45, т. 21, стр. 21).

Такое суждение о Гегеле не является собственно гер- ценовским. Так же как и оценки Фихте и Шеллинга, оно заимствовано русским мыслителем у Кине — иэ уже упомянутой статьи последнего в «Телескопе», которая по-русски была названа «Связь философии с жизнию». B этой статье, проводя параллель между политической историей Франции и философским развитием в Германии, Кине уподоблял Канта Учредительному собранию, Фихте — разрушительному Конвенту, Шеллинга — Наполеону, а по поводу Гегеля писал, что он выразил в философии реставрационное, «возвратное движение жизни» после падения империи. Подобно Де Местру во Фраиции, который, по словам Кине, «подпирал теорией ветхое здание католицизма», Гегель «с другой стороны... обосновывал на началах умозрения прежний политический порядок, разрушенный революцией» (92, стр. 151), т. e. философски оправдывал реставрацию17.

Это первое суждение Герцена о Гегеле как теоретике деспотизма, взятое им из чужих рук, явно несправедливо. Тем не менее оно очень показательно: социалист отталкивал от себя философию, являвшуюся, как ему представлялось, духовной опорой деспотического режима. Русский социалист не хотел иметь ничего общего с мыслителем, поставившим свои идеи на службу монархической реставрации, политическому угнетению, с человеком, который, как говорилось в «Некрологии Гегеля», опубликованной в «Телескопе», усматривал одну из своих первейших задач в воспитании у юношества обязанностей по отношению к прусскому государству, с теоретиком, которому после его смерти ставили в «великую заслугу» его «благодетельное» противодействие «притязаниям вольномыслия» (183, стр.

440—441).

3

<< | >>
Источник: А.И. ВОЛОДИН. ГЕГЕЛЬ и русская социалистич еская мысль ХІХвека. 1973

Еще по теме Письма, наброски, статьи, художественные произведения Герцена и Огарева 30-х годов:

  1. Частью первой данной статьи установлено общее правило о том, что подлинники письменных доказательств, в том числе личные письма, возвращаются лицам, их представившим, после вступления решения суда в законную силу
  2. Политические идеи Н.П. Огарева
  3. Правота Герцена
  4. Общественный идеал Герцена
  5. Русский социализм А.И. Герцена
  6. Произведения
  7. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
  8. Написание заключения произведения
  9. Художественный идеал.
  10. Художественные типы
  11. Новые течения в художественной культуре.
  12. 3.1. Метод художественных интерпретаций
  13. Произведение технологий
  14. Художественные типы