Против гностиков. (Против тех, кто утверждает, будто творец мира зол и мир плох). (II, 9 [33])

1.

2. Итак, нам ясна простая природа блага; первая — ибо простым мо­жет быть только первое. Она не содержит в себе ничего, но есть нечто единое. Природа того, что мы зовем единым — та же самая, [что и у предиката «единое»], а не так, чтобы к чему-то иному затем [прилага­лось единство как дополнительное свойство]; и [так же благо: оно не такое, как если бы] к чему-то иному затем [прилагалось свойство] бла­га^[105].

Оно первое, потому что простейшее; и самодостаточное, потому что не [состоит] из многих. [Ибо если бы OHO состояло из многих,] OHO бы зависело от своих составляющих. И оно не [находится в чем-то] другом, ибо всякое [находящееся] в другом [зависит] от [этого] другого. Ho раз оно не зависит от другого, не находится в другом и ни из чего не состав­лено, над ним ничего не может быть. Следовательно, не надо искатьдру- гих [более высоких] начал, но надо признать его наивысшим. После него надо поставить ум и первое мыслящее [начало]; после ума — душу. Имен­но таков естественный порядок. He следует полагать в умопостигаемом ни больше [начал], ни меньше.

Ибо если [полагают] меньше, приходится объявить тождественны­ми либо душу и ум, либо ум и первое. Ho они не тождественны, и это много раз было доказано.

Теперь нам остается рассмотреть, не большели [начал], чем эти три. Какие же кроме них могут еще быть природы? Если начало всего тако­во, как мы сказали, то не может найтись ничего проще и выше него.

B самом деле, нельзя сказать, что есть [единое] в возможности и [единое] в действительности: смешно различать возможное и действи­тельное, умножая природы там, где естьтолькодействительные и нема­териальные [начала]. [Этого различения] нет и ниже: невозможно по­мыслить один ум в некоем покое^[106], а другой как бы в движении. B самом деле, что такое покой ума и его молчание? И что такое движение ума и произнесенное им [слово]? B чем состоит бездеятельность одного ума и деятельностьдругого? Ум всегда один и тотже, всегдатакой, какой есть, тождественный себе и утвержденный вдействительности. Адвижение — это дело души: она движется к уму и вокруг ума; есть еще [движение] слова от ума к душе; это слово делает душу разумной, именно душу, а не какую-то промежуточную природу.

Нельзя умножать умы и таким образом: один ум, дескать, мыслит, а другой мыслит, что он мыслит. Даже если [допустить, что] для этих [зем­ных умов] мыслить и мыслить, что ты мыслишь, — разные вещи, все равно, ум — это единое устремление^[107], воспринимающее собственные действия. Тем более смешно предполагать, будто истинный ум [не созна­ет, что делает]; он всецело един, и тот, что мыслил, вполне тождествен тому, который мыслит, что OH мыслит. B противном случае, один ум будет только мыслить, а второй — только мыслить, что первый мыслит, и это будут два совершенно разных ума.

Ha это они [гностики] могут возразить, что это различение, мол, чисто логическое. B таком случае, во-первых, им придется отказаться вообще от всякой множественности ипостасей^[108].

Еще они сочиняют, будто одно слово [исходит] от ума, а от этого слова рождается другое слово в душе, так что первое оказывается по­средником междудушой и умом. [Рассуждающий так] лишаетдушу спо­собности мыслить, ибо онадается душе не умом, а словом-посредником. Значит, душа будет обладать не словом, а подобием слова, а ума не будет знать вовсе, и вовсе не будет мыслить.

3. Итак, не следует полагать больше [трех начал], ни проводить в нихлишнихлогических разделений, которыхвних нет. Ум один, всегда один и тотже, тождественный [себе], всецело неизменный, подражаю­щий отцу, насколько может.

B душе же нашей есть нечто, всегда [обращенное] к тамошним [нача- лам,т.е.кумуиединому, вверх], естьнечто, [обращенное] кздешним [вниз], и есть середина между ними. Ho природадуши едина, хотя способностей у нее много^[109]. Бывает, что вся душа, собираясь воедино, устремляется к тому, что лучше ее; бывает, что [низшая ее сторона] увлекается к тому, что хуже ее, увлекая вместе с собой и середину — ибо вся душа не может увлечься вниз. Такое [страдание] случается ей претерпеть потому, что она не осталась в наипрекраснейшем [мире духовном], где осталась и пребывает та душа, которая не есть часть [нас] и которой мы уже не явля­емся частью. Она [т.е. не опустившаяся мировая душа] дает всему телес­ному самому обладать [ее дарами], сколько оно может удержать, получив от нее; сама же тем временем ни о чем не заботится, не соображает, как лучше распорядиться, не исправляет [ошибок, управляя телом]. У нее есть удивительная способность: просто созерцая то, что выше нее, она тем самым упорядочивает [космос] наилучшим образом. Чем больше она предается созерцанию, тем она прекраснее и могущественнее; то, что она получает свыше, она дает тому, что ниже ее, как бы освещая [тело космоса], потому что сама всегда освещена [умом и единым].

4. Она всегда освещена и, постоянно содержа в себе свет, дает его следующим [т.е. телесным сущим]. Они же, в свою очередь, всегда содер­жатся и воспламеняются этим светом, [получая от него жизнь], сколько кто может вместить, и наслаждаются этой жизнью. Так греются [люди], усевшись вокруг костра, кто как сможет. Ho у костра есть мера. Здесь же речь идет о силах безмерных; если они не изъяты из [числа] сущих, как могут они существовать без того, чтобы ничто не стало им причастно? Всякое [сущее] должно давать свое другому, иначе благо не будет бла­гом, и ум умом, и душа не будет душой, если вслед за первым живым [существом] не оживет и что-то другое, и это вторично живое должно жить, пока будет жить первое^[110]. Таким образом, все должно следовать друг за другом, причем всегда^[111]. Вторичные называются рожденными потому, что [зависят] отдругих, а не потому, что однажды родились^[112]. Все, что зовется рожденным, рождалось и будет рождаться всегда, и не уничтожится. Ибо уничтожается то, чему есть, во что; а чему не во что, то не уничтожится. — Если же кто возразит, что в материю [можетунич- тожиться все телесное], — тогда почему бы и материи тоже [не уничто­житься]? — Если же он скажет, что да, и материя тоже, — тогда какая была необходимость, — скажем мы, — ей возникать? — Если же они скажут, что материя необходима как следствие, — тогда, ответим мы, она необходима и теперь [и всегда]. — Если [материя] останется одна [т.е. будет оставлена душой и умом], тогда божественные [сущности] будут не везде, а в каком-то ограниченном месте, как бы отгороженные стеной; но это невозможно, и потому материя [всегда] будет просвеще­на [светом ума и души, т.е. оформлена в телесный мир].

5. Они говорят: [душа] создала [этот мир], потеряв крылья. — Ho [душа] вселенной не претерпевала ничего подобного. — Они говорят, что она пала. — Пусть назовут причину падения. И когда она пала? Если от века, то она и поныне остается такой же падшей. Если же падение когда-то началось, то почему именно тогда, а не раньше?

Мы утверждаем противоположное: не склонность [души к низше­му] сотворила [мир], а, наоборот, несклонность. Ведь если душа скло­нилась [к низшему], то, конечно, только потому, что забыла горнее; а еслизабыла,то какона можеттворить? Откудаейзнать, [кактворить]? — Только из того, что она созерцала вверху [т.е. в уме, где идеальный про­образ космоса]. Ho она творит [мир], значит, помнит и, значит, ни­сколько не отклонилась [от устремления ввысь] — в противном случае она ничего не могла бы видеть ясно. Ho даже если бы и уклонилась не­много, — пока у нее остается хоть какая-то память горних, почему бы ей не подняться назад, чтобы разглядеть получше [то, что служит ей образцом для творения мира]?

Далее, какую пользу она думала извлечь для себя из сотворения мира? Смешно полагать, что она жаждала славы и почестей, словно здешние скульпторы. Да и вообще, если считать, что она творила с об­думанным намерением, а не потому, что творить — в ее природе и сама она — творческая сила, то как она сотворила этот мир?

И когда она его уничтожит? Если она раскаялась, [что сотворила его], то что же она медлит? Если же она до сих пор не [раскаялась], то уже и не раскается, потому что со временем все больше привыкает к нему и при­вязывается. Говорят, она дожидается единичных душ. — Ho душам этим давно пора бы перестать вновь рождаться: ведь они уже испытали все здеш­нее зло в предыдущем рождении; зачем же им идти на это снова?

Нельзя согласиться и с тем, что этот мир устроен плохо, потому что в нем много недостатков. [Te, кто так утверждают], ценят его слишком высоко: они считают, что он тождествен умопостигаемому [миру], а не является его подобием^[113]. Ho разве могло родиться другое подобие того [мира], прекраснее этого? Какой иной огонь, кроме нашего, мог бы быть лучшим подобием того огня? Какая земля, кроме нашей, после той [земли]? Какая сфера могла бы быть совершеннее и благоупорядочен- нее после тамошней, которой умопостигаемый мир охватывает сам себя? Какое иное солнце [могло бы бытьлучше] того, которое мы видим, кро­ме тамошнего?

6. Какая нелепость: они, сами обладая телом, какувсехлюдей, наде­ленные вожделениями, скорбями, гневом, раздражением, себя не прези­рают и свои способности ценят настолько высоко, что уверены, что могут постичь умопостигаемое. A солнцу, которое не знает наших страстей, в котором намного больше порядка и намного меньше переменчивости, отказывают в разумении, превосходящем наше, — а ведь мы только вчера родились и бредем к истине, блуждая, и на пути нашем столько препят­ствий! Они уверены, что их собственная душа бессмертна и божествен­на; и не только их, но и ничтожнейших из людей, — а все небо и светила небесные непричастны бессмертию. A ведь они видят, что небеса на­много прекраснее и чище, видят, какой там порядок, благоустроение и благочиние; ведь сами же они более, чем кто-либо, обвиняют здешний земной беспорядок. Выходит, что бессмертная душа избрала для себя более скверное место, пожелав уступить лучшее смертной душе.

И еще одна нелепость: когда они вводят эту вторую [смертную] душу, якобы состоящую из элементов. Как может составленное из элементов обладать какой-либо жизнью? Смешение элементов производит тепло, или холод, или их смесь; либо сухость, влажность, или их смесь. Ho как может [смешение элементов], возникшее позже самих [элементов], со­держать [эти элементы в подчинении и управлять ими]? Ну, а когда они приписывают этой [смертной душе] восприятие, волю и тысячу других способностей, тут уж и вовсе сказать нечего.

He уважая это творение и презирая эту землю, они утверждают, что для них уготована новая земля, на которую они переселятся отсюда. Ee они зовут «словом мира». Хотя для чего бы им рождаться в прообразе того мира, который они так ненавидят? И откуда взялся этот прообраз? По их словам, прообраз создан [творцом этого мира], уже склонившим­ся к здешнему, [т.е. к низшему, земному, т.е. когда он уже пал]. Выхо­дит, творец был озабочен тем, чтобы создать другой мир после мира умопостигаемого, которым он обладал, — спрашивается, зачем ему это понадобилось? Если [он создал прообраз] до того, [как сотворил этот материальный мир], — то зачем? [Они говорят:] затем, чтобы души [в нем] сохранялись [от падения в материальное]. Ho какже тогда вышло, что они не сохранились, [не убереглись]? — Выходит, [прообраз мира] был создан напрасно. Если же [он создал прообраз] после [материаль­ного] мира, взяв из него форму и освободив ее от материи, то душам достаточно было бы одной попытки [рождения здесь в телах] для того, чтобы впредь остерегаться [этого мира и жить только в том, в прообра­зе]. Правда, они еще говорят, что [творец] берет форму мира [для созда­ния прообраза не из самого мира, а] из душ; это что-то новое; но что это значит?

7. Что сказать о других ипостасях, которые они вводят: об «изгнани­ях», «отпечатках», «раскаяниях»? Может быть, «раскаяниями» они на­зывают состояния души, когда она раскаивается, а «отпечатками» — [впечатления души], когда она созерцает не сами сущие, а некие подо­бия сущих? Так или иначе, все это — пустословие, цель которого — со­ставить собственную [философскую школу и отличное отдругих] учение. Bce эти хитросплетения они изобретают потому, что не укоренены (ут­ратили связь) вдревней эллинской [философии]. Эллины знали ясно и простыми (непритязательными) словами рассказывали о том, какдуша выходит наверх из пещеры и постепенно, шаг за шагом продвигается ко все более истинному созерцанию.

Вообще у них [гностиков] кое-что взято от Платона, а кое-что они изобретают новое, чтобы создать собственную философию; и вот эти-то все изобретения ничего общего не имеют с истиной. Оттуда [т.е. из Пла­тона] у них [посмертный] суд и наказание, адские реки, перевоплоще­ние [душ]. Они создали множество умопостигаемых [сущностей]: сущее, ум, демиург, отличный [от ума и от души], душа; все это заимствовано из сказанного в «Тимее»: «Сколько и каких видов усматривает ум в жи­вом как оно есть, столько же и таких же счел нужным осуществить в космосе создатель этой вселенной» (39 e). Ho они [этих слов] не поняли и решили, что есть [один ум], пребывающий в покое [и молчании], кото­рый содержит в себе все сущие; и другой ум, который созерцает первого; и [третий ум], который размышляет — нередко у них вместо размышля­ющего ума выступаетдуша-демиург. Они считают, что именно этот [раз­мышляющий ум] Платон называл демиургом, ибо понятия не имеют, кто такой [на самом деле у Платона] демиург.

И вообще, они перевирают все, что относится к творению [мира] и многие другие [учения Платона], извращая и уродуя мысли [достойно­го] мужа, в полной уверенности, что сами они вполне постигли умопо­стигаемую природу, а Платону и всем прочим блаженным мужам это не удалось.

Перечисляя имена множества умопостигаемых [сущностей], они думают, что всем покажется, будто они точнее других исследовали [ду­ховный мир]. Ha самом же деле таким умножением они низводят умопо­стигаемую природу, унижают ее, делая похожей на природу чувственную. Надо, напротив, стремиться ктому, чтобы число [сущностей, которые мы усматриваем] там, было как можно меньше: все [сущие]^[114] следует приписать тому, что после первого [т.е. уму], остерегаясь всякого умно­жения; он — [суть] всех [вещей], первый ум и сущность и все, что есть прочего прекрасного после первой природы. Душа же — это третий вид (форма); различия душ надо исследовать в их состояниях или природе.

При этом не надо насмехаться над божественными мужами — к ним нужно относится с благоговением как к старшим и древним и брать у них все, что они сказали прекрасного: бессмертие души, умопостигае­мый мир, первенство бога, то, что душа должна бежать от общения с телом, отделимостьдуши оттела, бегство [души] из становления в бы­тие. Bce это ясно изложено у Платона, и те, кто прямо так и повторяют его слова, прекрасно делают.

Темже, кто не хочетсоглашаться [сдревними], надо бы сказать так: не следует вам самоутверждаться в глазах слушателей за счет насмешек над эллинами и горделивого над ними превозношения. Ho следует вам доказать правоту своих учений самих по себе; следует благожелательно и философски изложить те мнения древних, которые кажутся вам не­верными, и ясно изложить свои собственные, указав, в чем именно рас­хождение, и судить справедливо, стремясь только к истине, а не к славе. He следует стараться завоевать уважение [критикой] мужей, которых из­древле почитали далеко не последние люди: мол, их все считают вели­кими, а мы сами куда лучше их.

To, что сказано древними об умопостигаемых, высказано гораздо лучше и людьми, гораздо лучше образованными. Это легко признает вся­кий, кто не поддался обману, столь широко распространенному среди людей. Они [гностики] заимствовали их учения, но прибавили к ним вещи совершенно неподобающие, желая показать, что они с древними несогласны. Вот в чем, например, они противоречатдревним: в совер­шенные [природы] они вводят возникновение и уничтожение; нашу вселенную они ругают; в соединении с телом они видят винудуши; они поносяттого, кто управляет нашей вселенной; отождествляютдемиурга с [мировой] душой; и наделяют эту душу такими же страстями, какие испытывает душа частная.

8. Сказано^[115], что этот мир не начинался и не кончится никогда, но существует всегда, пока существует тот [мир]. Сказано было еще рань­ше и о том, что союз нашей души с телом — не лучшая [участь] для души. Ho заключать от нашей души о душе вселенной, будто она во всем ей подобна, — все равно, как если бы кто стал поносить превосходно уст­роенное государство, судя о нем только по тем горшечникам и медни­кам, с которыми познакомился.

Нужно понять различия между вселенской^[116] [душой и нашей]: она иначе управляет [своим телом], иначе к нему относится; она им не ско­вана. Есть тысячи других отличий, о которых сказано у других [филосо­фов]; но в особенности следовало бы задуматься об одном: мы скованы нашим телом, мы у него в плену. A вся душа, напротив, сама сковывает собою телесную природу, которая заключена внутри ее; а уже внутри нее [т.е. телесной природы в целом] содержится все то, что она в себя включает [т.е. отдельные существа и вещи]. Сама же вселенская душа не связана тем, что связано ею: она начальница [и госпожа тела]. Она не испытывает никакого воздействия от тел; мы же наших тел не господа. Ta [сторона] ее, которая обращена ввысь, кбожественному, остается не­смешанной [с веществом], и ей ничто не мешает [созерцать]. Ta же ее [сторона], котораядаетжизньтелу, ничего оттела не воспринимает. Ибо общее [правилотаково]:то, что [пассивно] испытывает воздействиедру- гого, не может не принимать в себя все, что есть в этом другом, а само никаких своих [свойств] не передает [воздействующему], если оно об- ладаетсобственной жизнью. Например, когда прививаютрастение, оно испытывает воздействие привоя; привой (тоже страдает вместе с расте­нием и) засыхает, оставляя всю свою жизнь растению, которое отныне ею обладает.

Если в тебе угаснет огонь, то весь огонь [во вселенной] не угаснет. Ho даже если бы исчез весь огонь, тамошняя душа не испытала бы ни­чего — это было бы чувствительно лишь для телесного состава [вселен­ной]. И если бы из оставшихся [трех элементов] можно было бы воссоздать какой-то космос, [мировая] душа нисколько не заботилась бы об этом.

Кроме того, состав^[117] вселенной совсем не таков, как у единичного живого существа: там [душа] как бы парит над [телесным составом, раз навсегда] приказав ему пребывать [неизменным]; здесьже [телесный со­став каждого живого существа] как бы норовит разбежаться, ибо он свя­зан воедино и подчинен порядку вторичной связью. Там [телу] некуда разбегаться (распадаться). Душе не приходится ни удерживать его из­нутри, ни давить на него снаружи, заставляя собраться воедино: приро­да пребывает там, где душа с самого начала захотела, чтобы она была.

Когда какое-то из [тел] движется согласно своей природе, от этого страдаютте, кому [еГодвижение] мешаетдвигаться согласно их собствен­ной природе; но [движущиеся согласно природе] движутся прекрасно с точки зрения целого. Te же, что не могут приладиться к порядку целого, погибают. Так, когда большой хор несется в строгом порядке пляски и на пути его окажется черепаха, она будет растоптана, не в силах убежать от движущегося хоровода; если же она сумеет приладиться к порядку танца, тогда не претерпит никакого вреда.

9. [Спрашивать], почему [Творец] создал мир — все равно, что [спра­шивать], почему существуетдуша или почему Творец творит. [Задавать такой вопрос значит,] во-первых, предполагать, что у того, что есть все­гда, было начало. A во-вторых, [это значит] думать, что [бог] претерпел изменения и решил вдруг сотворить мир.

Если бы они могли благоразумно воспринимать наставления, их надо было бы научить, какова природа этих [вещей, т.е. видимого мира], чтобы они перестали поносить то, что заслуживает почтения. Ибо они с легкомысленным высокомерием относятся к тому, чему подобает бла­гоговейное уважение. He может быть прав никто, порицающий устрой­ство вселенной. Во-первых, оно открывает величие умопостигаемой природы. Если [наш мир] живет такой [насыщенной и совершенной] жизнью, что в ней нет ни следа беспорядка, [ни единого сбоя] — вплоть до разнообразных мельчайшихживых существ, которые от полноты жиз­ни в нем рождаются днем и ночью, [беспрерывно сменяя другдруга,] — жизнь в нем непрерывна, безущербна, полна; ее много и она везде, яв­ляя ненарочитую мудрость, — разве можно не назвать [этот мир] пре­красным и совершенным изваянием умопостигаемых богов? Ho он — подражание тому [миру], и как подражание не тождествен ему; ибо это в природе [всякого подражания]; в противном случае он не был бы подра­жанием. Ложь — что [наш мир] непохожее подражание; в нем нет недо­статка ни в чем, что могло бы содержать самое прекрасное естественное подобие. Ho это подражание не может быть [результатом] замысла и ухищрений искусства. Просто умопостигаемый [космос] не мог быть край­ним (последним). Ero энергия не могла не бытьдвойственной: одна — в нем самом, другая — [направленная] вовне. Следовательно, что-то непре­менно должно было быть после него. Чтобы ниже его [т.е. умопостигаемо­го мира] ничего больше не было — это невозможнейшая из всех вещей. Там ведь движется (разлита) удивительная мощь: так что он просто не мог не действовать [вовне от избытка сил].

Если естьдругой космос, лучше этого, то какой? Если же нетдруго- го, а [ниже умопостигаемого мира] непременно должно быть [какое-то его подобие], то этот [наш мир] и есть верный хранитель изображения того [умопостигаемого]. Вся земля полна разнообразныхживых существ; все [пространства] до неба полны бессмертных [живых существ]: пла­неты в нижних сферах и звезды в самых высших — разве они не боги? Они движутся в таком порядке и обходят весь космос. Почему бы им не обладатьдобродетелью? Что мешает им бытьдобродетельными? Там ведь нет тех [вещей], которые портят здешних [людей], делая их дурными и злыми; неттам и стольдурного тела, которое постоянно причиняетстра- дания (неудобства) и само их испытывает. K тому же у них всегда досуг; так отчего бы им не постичь и не познать бога и прочих умопостигае­мых богов? Неужели наша мудрость может быть лучше мудрости [не­бесных тел]? Кто, если он еще не сошел с ума, сможет предположить такое? Если наши души пришли [сюда] не подоброй воле, а по принуж­дению вселенской души, разве они — поддавшиеся принуждению — лучшие? Среди душ лучше те, у которых больше власти. Если же по доб­рой воле, то что же вы поносите [место], в которое сами захотели прий­ти? Тем более, что [этот мир] позволяет и покинуть его, если кому-то здесь не понравится. Ho ведь эта вселенная такова, что в ней можно об­рести мудрость и жить здесь по тамошним [т.е. умопостигаемого мира, законам]: разве это не свидетельство, что [наш мир] производен оттого, [умопостигаемого]?

10. Te, кто возмущаются, что есть богатые и бедные и нет равенства во всех подобных [вещах], во-первых, не понимают, что ревнитель [муд­рости] не ищетравенствавтаких [предметах]. Он не считает, что богачи приобрели больше, чем он, или что властители обладают чем-то боль­шим, чем простые граждане. Стремление к подобного рода вещам он предоставляет другим. Он знает, что здесь [на земле] есть два образа жизни: один для ревнителей, второй для большинства людей. Для рев­нителей — [путь] наверх, к самым вершинам; для более человечных — два [пути]: для тех, кто еще помнит о добродетели — путь, причастный хоть какому-то благу; а подлой черни — ручной труд, производство того, что нужно для более порядочных людей.

Если кто-то совершает убийство, а кто-то по слабости своей пора­бощается наслаждениям, что тут удивительного? — Они заблуждаются, [руководствуясь] не умом, адетскими, неповзрослевшимидушами. Если есть победители и побежденные, как в гимнасии, когда идут [состяза­ния] в борьбе, — разве и это не прекрцсно (правильно)? Если вас не­справедливо обидели, что в этом ужасного для бессмертного? Даже если вас убьют, вы получите, что хотели. Наконец, если вам так не нравится [этот мир], никто не заставляет вас в нем жить.

Они ведь сами соглашаются, что здесь есть суд и наказание. Так впра­ве ли они порицать государство, в котором каждому воздается по заслу­гам? Разве здесь не почитают добродетель? Разве пороки не навлекают на себя подобающее презрение и позор? Здесь не только стоят изваяния богов, но и сами боги сверху надзирают [за порядком]; «они без труда оправдаются перед людьми», говорит [поэт], ибо ведут все в строгом по­рядке от начала к концу, давая каждому подобающую участь, которая последовательно вытекает из смены прежде прожитых им жизней. A кто этого не знает, тот берется судить о божественных [делах], будучи неве­жественнее, чем подобает человеку.

Да, надо пытаться стать как можно лучше. Ho не надо думать, что только ты один можешь стать наилучшим. Думая так, ты не достигнешь совершенства. Естьдругиелюди,достигшие высотдобродетели; естьдоб- рые демоны; еще намного совершеннее — боги, сущие в этом [мире] и созерцающие тот [мир]; и совершеннее всех — начальник этой вселен­ной, блаженнейшая душа. После этого можно уже воспеть в гимнах умо­постигаемых богов, и, наконец, надо всеми — великого царя тамошних, во множестве богов наилучшим образом являющего свое величие. Имен­но во многом показать божественное, как сам бог явил его [нам], а не сводить его к единому — вот дело тех, кто познал силу бога. Ведь бог, оставаясь тем, кто он есть, создает все многочисленные [существа и вещи], зависящие от него и существующие благодаря ему и рядом с ним.

И этот мир существует благодаря ему и взирает туда — и весь мир в целом и каждый из [населяющих его] богов в отдельности — и его [т.е. Единого] [повеления] они прорицают людям и пророчествуют 0 том, что им близко (мило?). A что [этот мир и населяющие его боги] не TO же самое, что тот [т.е. Единый], — так это естественно.

Ты хочешь смотреть [на мир] сверху вниз; ты высокомерно заявля­ешь, что ты сам не хуже [чем вся вселенная и ее боги]. — [На это я скажу тебе], во-первых, что чем кто более велик, тем более он благожелателен клюдям и ко всем [сущим]. Во-вторых, возвеличивать себя надо в меру, чтобы не впасть в грубое бахвальство; не следует возвышать себя боль­ше, чем позволяет нам подняться наша природа. He надо думать, что всем остальным нет места рядом с богом; что только ты один удостоен чести быть его свитой. Иначе, летая по небу в мечтах, словно в сновиде­ниях, ты лишишь себя возможности [наяву] стать настолько богом, на­сколько это возможно для человеческой души. A она способна к этому постольку, поскольку ее ведет ум; [поставить себя] выше ума — на са­мом деле значит пасть ниже ума.

Неразумные люди позволяют, без рассуждения, убедить себя подоб­ными речами: мол, ты будешь превосходить всех, не только людей, но и богов. Ибо в людях много самомнения. Самый скромный, умеренный, простой человек [преображается], услышав: «Ты — сын божий. A вее прочие, кого ты чтил, — не сыновья. И светила, которым вы и отцы ваши поклонялись, — [не дети божьи]. Ты, безо всякого усилия, уже лучше и выше всех — даже неба». — Тут и все слушатели в восторге под­хватывают эти речи. — Так, если человеку, не умеющему считать, среди толпы других, тоже не умеющих считать, кто-то скажет, что в нем тыся­ча локтей росту, он, конечно же, поверит, что тысяча. Если же он услы­шит, что во всех остальных всего по пятьлоктей, то он вообразит, что он великан.