§ 3. Ответственность за случай и за чужую вину

Анализ сущности правовой категории «случай» будет неполным без исследования вопроса о соотношении ответственности за слу­чайное противоправное поведение и ответственности за действия третьих лиц, на которых законом или договором возложено выпол­нение в какой-то части обязательства, взятого должником.

Согласно ст. 38 Основ в тех случаях, когда исполнение обязатель­ства возложено на третье лицо, ответственность за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства несет сторона по договору. Данная норма предусматривает случаи, которые в литературе имену­ются ответственностью за чужую вину. Такая ответственность может наступить, когда обязательство исполняется не стороной по догово­ру, а третьими лицами, например, когда генподрядчик привлекает субподрядчиков, при транзитной поставке и т.д. Почему законодатель возлагает ответственность за действия конкретных исполнителей на контрагента по договору? Очевидно, потому, что кредитор не вправе предъявить иск к непосредственному исполнителю, так как не со-

стоит с ним в договорных отношениях¹. Установление ответственно­сти должника за действия третьих лиц продиктовано необходимостью обеспечения правовыми средствами выполнения взятого должником обязательства^{[71] [72]}.

Однако неблагоприятные последствия, как правило, не локали­зуются в имущественной сфере невиновного должника, ибо послед­ний в порядке регресса перекладывает их на виновного исполнителя.

Анализируя ответственность должника за вину исполнителя, М.М. Агарков пришел к заключению, что имеет место юридико-тех­нический способ осуществления принципа ответственности за вину, поскольку в конечном счете ущерб возмещает виновный причини- тель^[73].

Однако не всегда должник в порядке регресса может получить полное удовлетворение. Условия ответственности в основном и рег­рессном исках могут не совпадать, вследствие чего и размеры исков не всегда тождественны. Гражданское законодательство в ряде случа­ев предусматривает ограниченную ответственность, например, пере­возчик отвечает не за всю сумму положительного ущерба, вызванно­го утратой или недостачей груза, а только в размере действительной стоимости утраченного или недостающего груза (ст. 151 УЖД).

Следовательно, возможны ситуации, когда должник полностью возместил ущерб, причиненный виновными действиями исполни­теля, но в порядке регресса может переложить на него лишь часть понесенных расходов, так как ответственность исполнителя ограни­чена. Возможность существования подобных ситуаций затрудняет выяснение принципа и границ ответственности за чужую вину.

В правовой доктрине встречаются различные мнения о принципе ответственности за чужую вину, которые в основном можно свести к трем точкам зрения.

В соответствии с одной из них ответственность должника «не отступает от принципа ответственности за вину»^[74]. Эта точка зрения имеет то основание, что в большинстве случаев в конечном итоге правовые санкции за ненадлежащее исполнение обязательства при­меняются к виновному нарушителю.

Некоторые ученые, основываясь на ситуациях, когда наряду с виновным исполнителем к ответственности привлекается невинов­ный должник, полагают, что ответственность за чужую вину констру­ируется на объективной ответственности¹.

Другие усматривают в ответственности за чужую вину принцип риска^{[75] [76]}, который они обосновывают тем, что должник несет риск любых случайностей, которые влияют на выполнение взятого обя­зательства, в том числе и ненадлежащее поведение привлеченных к исполнению третьих лиц.

Представляется, что каждая из приведенных теорий не лишена уязвимых мест.

К ответственности за действия третьих лиц неприменим принцип вины. Соответствующие нормы устанавливают гражданско-правовую ответственность должника за действия исполнителей, независимо от того, принял ли должник необходимые меры, направленные на вы­полнение условий заключенного договора (контроль, помощь и т.д.), или ограничился переложением обязательства на другие организации.

Вот почему, нельзя согласиться с мнением Б.С. Антимонова, кото­рый полагал, что ст. 38 Основ охватывает оба случая: и общее правило об ответственности по принципу вины, и специальные случаи, в ко­торых ответственность наступает независимо от вины^[77]. Неправомер­ным представляется отождествление принципа ответственности за чужую вину с принципом предполагаемой вины^[78], поскольку должник не освобождается от ответственности и при доказанности отсутствия его вины в выборе лиц, на которых он переложил свои обязательства, тем более что плановый акт нередко не только обязывает должника к кооперированию, но и предопределяет субъекта исполнения.

Ответственность за чужую вину нельзя, однако, отнести и к объ­ективной ответственности, т.е. к ответственности независимо от вины.

Судебно-арбитражная практика идет по пути возложения на должника гражданско-правовых санкций лишь за виновное наруше­ние обязательств третьими лицами (исполнителями). Отсутствие вины последних в ненадлежащем исполнении освобождает контр­агента по договору от неблагоприятных правовых последствий.

Следовательно, ответственность должника за действия исполни­телей отличается от ответственности, предусмотренной нормами, где она распространяется до пределов непреодолимой силы, например ответственность просрочившего должника (ст. 225 ГК РСФСР) или профессионального хранителя (ст. 427 ГК РСФСР). Противополож­ной точки зрения придерживается А.А. Собчак¹. Однако он не учи­тывает, что в тех случаях, когда законодатель устанавливает ответ­ственность независимо от вины, суды и арбитражи выясняют нали­чие только объективных элементов состава гражданского правонарушения, не вдаваясь в рассмотрение, имела ли место вина ответчика. Отсутствие вины в действиях, предусмотренных диспо­зициями данных норм, не освобождает правонарушителя от граж­данско-правовой ответственности.

В соответствии со ст. 38 Основ и ст. 223 ГК РСФСР неблагоприят­ные имущественные последствия нарушения условий договора лока­лизуются в материальной сфере должника только при наличии вины, но не только его, а и непосредственного исполнителя. При доказан­ности отсутствия вины последнего должник освобождается от ответ­ственности. Следовательно, правовые последствия при случайном правонарушении по ст. 223 ГК РСФСР иные, чем по ст.ст. 225, 427 ГК РСФСР и др., в которых ответственность выходит за рамки вины. Представляется несостоятельной и теория риска, поскольку и она не учитывает значение вины третьих лиц в неисполнении обязательств и оставляет открытым вопрос о границах ответственности за чужую вину. Принимая во внимание это обстоятельство, сторонники теории риска указывают, что «здесь имеет место не чистый риск, а особый его вид, в котором элемент вины играет важную роль»^{[79] [80]}.

Полагаем, что ответственность за чужую вину нельзя подвести ни под один из рассмотренных принципов.

Ответственность за чужую вину известна гражданскому законо­дательству ряда европейских социалистических стран.

В § 315 ГК ВНР говорится, что лицо, использующее другого для выполнения обязанности или осуществления права, несет ответ­ственность за поведение последнего.

Согласно абз. 3 § 79 Закона о договорах ГДР 1965 года материаль­ная ответственность наступает также, если нарушение обязательства произошло по вине третьего лица, сотрудничавшего с обязанным лицом во время подготовки исполнения или во время исполнения.

Польское законодательство (ст. 474 ГК) предусматривает, что долж­ник отвечает как за собственные действия или воздержание от дей­ствий, так и за действия и воздержание от действий лиц, с помощью которых он исполняет обязательство, а также лиц, которым он по­ручает исполнение обязательства.

Ответственность должника за действия третьих лиц не предусмот­рена в НРБ, СРР и ЧССР, однако арбитражная практика основыва­ется на этом принципе и в этих странах¹.

Законодательства стран — членов СЭВ устанавливают, что при перепоручении исполнения должник из обязательства не выбывает и несет ответственность как за собственные действия, так и за дей­ствия соисполнителей. Широкое распространение данного принци­па ответственности объясняется необходимостью охраны интересов кредитора независимо от того, выполнит ли обязательство непосред­ственно должник или третье лицо. Коль скоро кредитор не вправе предъявить претензии по поводу ненадлежащего исполнения обяза­тельства к исполнителю, так как не состоит с ним в договорных от­ношениях, то отсутствие возможности привлечь к ответственности контрагента по договору ставило бы покупателя в полную зависи­мость от воли продавца (поставщика).

Статья 38 Основ, как и ст. 223 ГК РСФСР, не содержит прямого указания на пределы ответственности должника за соисполнителей.

Наиболее последовательно этот вопрос решен, на наш взгляд, в ГДР. Параграф 79 Закона о договорах 1965 года устанавливает ответствен­ность должника только за виновное нарушение обязательства треть­им лицом. Следовательно, его вина выступает границей ответствен­ности контрагента по договору. Это положение подтверждается § 32 того же акта, в котором говорится, что «контрагент освобождается от уплаты неустойки и возмещения, лишь доказав, что он и третье лицо, участвующие в подготовке и выполнении договора, не смогли, не­смотря на использование всех возможностей, предоставленных со­циалистическими производственными отношениями, предотвратить обстоятельства, повлекшие за собой нарушение обязательства». Не­мецкие ученые подчеркивают, что для освобождения от ответствен­ности должник должен доказать отсутствие как своей вины, так и вины лиц, привлеченных к исполнению, в нарушении обязательства².

В отличие от ГДР соответствующие правовые нормы некоторых других социалистических стран устанавливают ответственность долж­ника не за виновное нарушение обязательства, а за действия испол­нителя (ст. 474 ГК ПНР, ст. 38 Основ и ст. 223 ГК РСФСР) или пове- ^{[81] [82] дение исполнителя (§ 315 ГК ВНР). Польский законодатель прирав­нивает ответственность должника за действия непосредственного исполнителя к ответственности за действия самого должника. Но ответственность за действия должника базируется на принципе вины (ст. 472 ГК ПНР), следовательно, этот же принцип предусмотрен для ответственности за действия лиц, которым поручено исполнение обязательства, взятого должником. Такой же взгляд на «чужую вину» отражен в монгольском законодательстве. В ч. 1 ст. 144 ГК, озаглав­ленной: «Вина как условие ответственности за нарушение обязатель­ства», говорится о наступлении ответственности должника лишь при наличии вины, а ч. 2 этой статьи указывает, что должник не освобож­дается от ответственности, если неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства вызвано нарушением другими лицами своих обязательств по отношению к должнику. Полагаем, что ответ­ственность за чужую вину не может быть приравнена к виновной ответственности1. В соответствии со ст. 223 ГК РСФСР должник не освобождается от ответственности, даже если докажет отсутствие своей вины в выборе лиц, на которых он переложил обязательства. В ряде случаев плановый акт предопределяет и обязывает должника не только переложить те или иные обязательства, но и называет субъ­екта — конкретного исполнителя. В ст. 119 ГК РСФСР 1922 года в отличие от ныне действующего законодательства говорилось об от­ветственности должника не за действия, а за вину третьих лиц[83] [84]. Этой же позиции придерживаются арбитражи и в настоящее время.}

Венгерские ученые также отмечают, что для освобождения от ответственности должник должен доказать отсутствие не только своей вины, но и вины третьих лиц, которым было поручено испол­нение обязательства^[85].

Арбитражная практика в НРБ также идет этим путем^[86].

Таким образом, правовые системы европейских социалистических стран ограничивают ответственность должника по договору за нару­шение условий взятого обязательства виной конкретных исполни­телей.

По нашему мнению; при выяснении виновного или случайного характера нарушения обязательства необходимо исходить из возмож­ностей не должника, как это полагают польские ученые¹, а конкрет­ного исполнителя, поскольку вина — это субъективное отношение к своим и только своим действиям и их возможным последствиям.

Весьма интересным является вопрос о квалификации ответствен­ности должника в тех случаях, когда последний нарушил обязатель­ство по причине неисполнения другого обязательства, по которому он выступает в качестве кредитора. По установившемуся в арбитраж­ной практике правилу ссылки ответчиков на непредоставление сырья и материалов, необходимых для выполнения спорного обязательства, во внимание не принимаются и не освобождают их от соответству­ющих имущественных санкций. Так, в решении по иску Торжокско­го завода полиграфических красок к Ленинградской конторе «Хим- снабсбыт» Госарбитраж при Совете Министров РСФСР указал, что ссылка ответчика на невыполнение договора поставки по причине неполучения красок от инофирмы не может служить обстоятель­ством, освобождающим от ответственности за нарушение обязатель- ства^{[87] [88]}. Такая практика получила закрепление в Инструктивном пись­ме Госарбитража при Совете Министров СССР от 6 октября 1969 г. № И-1—33 «О практике применения арбитражами ст. 37 Основ граж­данского законодательства Союза ССР и союзных республик».

В п. 7 этого письма говорится, что «по общему правилу не явля­ются обстоятельствами, освобождающими от ответственности за нарушение обязательств, ссылки ответчиков на неисправность по­ставщиков перед ними, на невыделение транспортных средств в пределах плана перевозок, на отсутствие или недостаток оборудова­ния или рабочей силы, технической документации и пр., поскольку по действующим правилам устранение всех этих причин лежит на обязанности и ответственности поставщика»^[89].

Безусловно, должник обязан устранить все причины, мешающие исполнению взятого обязательства, в том числе и непоставки сырья и материалов. Но в тех случаях, когда условия договорного обяза­тельства нарушены, в соответствии со ст. 37 Основ неблагоприятные последствия несет виновная сторона.

Однако арбитражная практика твердо стоит на той позиции, что должник привлекается к ответственности независимо от наличия или отсутствия его вины.

При рассмотрении иска Ростовской оптовой торговой базы к Краснодарской фабрике художественных изделий Госарбитраж уста­новил, что непоставка галантерейных товаров произошла исключи­тельно поставщиками последнего. Удовлетворяя исковые требова­ния, арбитраж указал, что ссылка ответчика на недостаток сырья не может быть принята во внимание, так как не является обстоятель­ством, освобождающим от ответственности¹. Как видим, арбитраж даже не входил в рассмотрение субъективного основания ответствен­ности — вины стороны, нарушившей договорные обязательства.

Освобождается ли должник от ответственности, доказав отсут­ствие вины лиц, не поставивших ему необходимые материалы? Ис­следуя арбитражную практику 50-х годов, С.И. Аскназий отмечает, что должнику недостаточно доказать случайный характер правона­рушения со стороны своих поставщиков. Для освобождения его от ответственности необходимо наличие обстоятельств, которые устра­нили бы возможность исполнения обязательства не только данным поставщиком, но и любой другой организацией, например запрет вывоза необходимых материалов^{[90] [91]}.

В литературе отмечалось, что п. 2 ст. 119 ГК РСФСР 1922 года охватывает лишь последствия действий лиц, исполняющих основное обязательство, и оставляет открытым вопрос о последствиях дей­ствий лиц, обеспечивающих исполнение обязательства самим долж- ником^[92]. Статья 38 Основ, как и ст. 223 ГК РСФСР, также регулирует ответственность за действия лиц, на которых было возложено вы­полнение спорного, а не иного обязательства. Специальная норма, предусматривающая ответственность должника при нарушении его поставщиками обязательств по другим договорам, в которых долж­ник по спорному обязательству выступает уже кредитором, в дей­ствующем гражданском законодательстве отсутствует, в то время как в проекте Основ этот вопрос был решен. Статья 42 проекта Основ предусматривала: «Поставщик обязан обеспечить безусловное вы­полнение обязательства по поставке продукции.

Поставщик не освобождается от ответственности за неисполнение в срок обязательства по поставке продукции, если неисполнение вызвано нарушением его поставщиками своих обязательств по отно­шению к нему»^[93]. Исключение этой нормы из Основ нельзя признать правильным, ибо рассматриваемые отношения лежат вне сферы действия как ст. 38, так и ст. 37 Основ.

Инструктивное письмо Госарбитража при Совете Министров СССР от 6 октября 1969 г. № И-1—33 «О практике применения ар­битражами ст. 37 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик» говорит о том, что должник обязан устранить такое мешающее выполнению договора обстоятельство, как неис­правность поставщиков перед ним. Можно заключить, что при рас­смотрении этой категории дел арбитражи вправе ссылаться на ст. 37 Основ. Однако ссылка на ст. 37 Основ и указанное Инструктивное письмо была бы правомерна лишь постольку, поскольку арбитраж исходит из презумпции вины должника, пока не доказано иное, даже при доказанности причинной связи между невыполнением спорно­го обязательства и фактом нарушения обязанностей по поставке сырья поставщиками должника. Но должнику должно быть предо­ставлено право доказывать отсутствие его вины в неисполнении или ненадлежащем исполнении условий договора. Однако, как было отмечено, ответственность возлагается на должника независимо от наличия или отсутствия его вины в неполучении от поставщиков сырья, оборудования и других необходимых материалов. Коль скоро отсутствие вины должника в неисполнении обязательства не осво­бождает его от ответственности, ссылка на ст. 37 Основ представля­ется неправомерной.

Для иллюстрации рассмотрим следующее дело^[94]. Нижне-Тагиль­ский мясокомбинат предъявил иск к Оренбургской конторе «Росмя- сорыбторга» и Свердловской конторе «Росмясорыбторга» о взыска­нии 12 439 р. 90 к. за недопоставку 289,3 т говядины. Было устано­влено, что между истцом и Свердловской конторой заключен договор на поставку мяса. В соответствии с этим договором Свердловская контора выдала наряд Оренбургской конторе на поставку говядины истцу. Таким образом, ответчиком по договору является Свердловс­кая контора, а исполнителем — Оренбургская контора «Росмясоры- бторга». Свердловская контора, отклоняя иск, указала, что недопо­ставка мяса истцу вызвана невыполнением обязательств заготови­тельными конторами Оренбургской области, в результате чего Росглавмясо уменьшил план отгрузки продукции на 5 тыс. т.

Госарбитраж, освободив от ответственности Оренбургскую кон­тору на том основании, что ее с истцом не связывают какие-либо обязательства, взыскал неустойку с ответчика по договору — Сверд­ловской конторы. Арбитраж правильно отверг ссылку ответчика на то, что не он является исполнителем нарушенного обязательства. Но в соответствии со ст. 38 Основ ответчик был вправе доказывать от­сутствие вины грузоотправителя в невыполнении условий договора — недопоставки 289,3 т говядины. Грузоотправитель, в свою очередь, мог также сослаться на отсутствие вины в нарушении обязательств своих поставщиков — заготовительных контор. В этом случае ис­тцу — Нижне-Тагильскому мясокомбинату в иске было бы отказано. Как видим, налицо два вида правоотношений.

В первом случае невыполнение обязательств обусловливается действием исполнителя — Оренбургской конторы. Нарушение вто­рого обязательства, связывающего исполнителя с ответчиком, нахо­дится в причинной связи с нарушением обязанностей поставщиками исполнителя.

Статья 38 Основ регулирует правоотношения только первого вида. Для охвата общих ситуаций представляется целесообразным допол­нить ст. 38 Основ третьим абзацем следующего содержания: «Долж­ник несет ответственность за неисполнение или ненадлежащее ис­полнение обязательства и в тех случаях, когда неисполнение вызва­но действиями его поставщиков»¹.