<<
>>

V. Эгалитаризм медиа

Современное общество сложно и абстрактно, ему не хватает чувствительности, поэтому его невозмож­но полюбить. Известный тезис Фридриха фон Хайека о том, что свободный рынок — величайшее изобретение человечества, оставляет всех равнодушными.

Таким образом, здесь наблюдается острая потребность в чув­ствительности, необходимость в эмоциональном на­сыщении современного общества. Это вполне удается СМИ, которые только и делают, что постоянно осве­щают темы социального неравенства. Тем самым они обслуживают руссоистскую ностальгию по обществу, управляемому с помощью архаических чувств, тому самому обществу, в котором авторитарное государство создает зримую «социальную справедливость».

Социализм снова в моде. Только теперь речь идет не о классовом обществе, а о новом неравенстве, которое, с одной стороны, отсылает к порнографии чрезмерного богатства Москвы и Беверли-хиллз, а с другой — к мол­чаливым страданиям детского труда и существованию на пособие по безработице (Hartz-IV)1. В газетах можно прочесть о том, что средний доход в богатейших стра­нах в 50 раз выше, чем в беднейших. Топ-менеджеры зарабатывают в 400 раз больше средних служащих. Здание социальной справедливости трещит по швам всякий раз, когда по телевидению рассказывают о том, насколько мобильным стал капитал. Честные люди превратились в дураков — ведь только дураки платят

1 Речь идет о реформах рынка труда и порядка получения социальных пособий в 2003-2005 гг., названных по имени » руководителя комиссии по их разработке Петера Хартца «Хартц-реформами». Последняя из них (Hartz-IV) вступила в силу в январе 2005 г. См.: Погорельская С. Немецкое обще­ство в процессе реформ // Мировая экономика и междуна­родные отношения. 2007. № 7. С. 20-29. — Примеч. пер.

94

V. эгалитаризм медиа

налоги. Перераспределение доходов во имя равенства стало само собой разумеющимся политических требо­ванием, ежедневно находя резонанс в СМИ. И только изредка можно услышать дополнительную информа­цию о том, что, например, в Германии 70% подоходного налога складывается из доходов 20% населения.

Имманентность мира, вероятно, подразумевает ис­ключительно социальное неравенство — поэтому ра­венство должно приходить извне. Перед Богом все люди равны в своей греховности. Но если Бог мертв, что тогда? Уже в XIX в. можно было увидеть, что, не­смотря на смерть Бога, сознание вины осталось. Оно искало для себя новые основания и нашло их в бед­ственном положении пролетариата, в социальном во­просе. Так появилась всемирная религия любви, со­страдания и толерантности. И действительно, только чудовищное сознание вины может объяснить успех в западных странах мультикультурализма, зеленых и антикапиталистов. «Социальное» — эрзац-Бог нашего времени. Тот, кто ищет систему современной веры, най­дет ее здесь. Она гордится кризисом как новым грехом.

Прежде можно было сказать, что в неравенстве ви­новна судьба: незаслуженное счастье и незаслуженное проклятье. Справиться с этим можно, лишь поверив в это. И это вопрос теодицеи, а не социальной полити­ки. Но современные СМИ старательно поддерживают и развивают примитивные верования, обнаруживая во всем происходящем причину и виновных в каждой причине.

И ответственны в этом не «ответственные за программы», а сама структура СМИ. Они низводят нас, зрителей, слушателей, читателей, лишь к пережи­ваниям: мы должны наблюдать, как другие решают, насаждаются и страдают. И в тот момент, когда дру­гие решают, это начинает касаться и нас. Когда дру­гие наслаждаются, мы чувствуем себя обделенными. Когда другие страдают, это становится невыносимым для нас. По всему миру СМИ занимаются тем, что за­ставляют нас ощущать неравенство, вокруг которого

95

размышление о неравенстве. Анти-Руссо

политики и интеллектуалы строят свои программы. Интеллектуалы считают себя нравственными автори­тетами и критиками капитализма, системы или обще­ства, которые виновны в неравенстве. Очевидно, тре­бования отстраненной этики лучше всего переносить, находясь на позициях протестующих. В свою очередь политики со свойственным им патернализмом высту­пают защитниками обездоленных.

Так же как и интеллектуалы, политики паразитиру­ют на господстве слабых. Ведь в медийной демократии господствуют слабые, медийная демократия — это го­сподство слабых, поскольку они принуждают нас к жа­лости; эта власть причиняет боль. Бесчисленные теле­визионные форматы облегчают им задачу делать то, что Ницше называл «выставленным напоказ несчастьем»2. Не только зрители испытывают удовольствие, возму­щаясь бедствиями, показанными в передачах социаль­но-критической направленности, но и те самые обез­доленные, которых показывают; они наслаждаются жалостью к себе, восторгаясь жизнью неудачников.

Увидеть в СМИ торжество справедливости вызы­вает своего рода социальное наслаждение. Телевиде­ние удовлетворяет социальный спрос на нравствен­ность не только развлекательными программами. В мнимой реальности криминальных сериалов пре­ступника всегда настигнет справедливое наказание. В настоящей реальности СМИ публично пригвоздят коррумпированного политика или предпринимателя к «медийному позорному столбу»3. СМИ инсцени­руют скандал, выдавая его за демократический по­казательный процесс, на который так падки зрители. В медийной среде скандал заключается в поиске козла

2 Nietzsche E Menschliches, Allzumenschliches // Nietzsche F. Werke: in 3 Bd. Bd. I. Munchen, 1966. S. 486. [Рус. изд.: Ницше Ф.

* Человеческое, слишком человеческое // Ницше Ф. Соч.: в 13 т. Т. 2. М.: Культурная революция, 2011. С. 63.]

3 Kepplinger H.M. Die Kunst der Skandalisierung und die Illusi­on der Wahrheit. Munchen: Olzog Verlag, 2001. S. 143.

96

V. эгалитаризм медиа

отпущения. При этом не имеет никакого значения, де­лается ли это во имя альтруистических целей или из-за подлых намерений. Наказание злодеев является об­щественным благом — и здесь уже все равно, лежит в основе чувство солидарности или злой умысел. Един­ственное, что важно — эффект социального контроля.

Этика плакатного мира СМИ прекрасно иллюстри­рует диалектику лицемерия, которую еще двести лет назад развивал Гегель. Как если бы Дидро спросил се­годня: что есть благо для добродетельных людей? Их нравственная агрессия является необходимым соци­альным механизмом защиты альтруистов. Чем дина­мичнее общество, тем вероятнее злоупотребления и обман и тем больше потребность в нравственности, которую мошенники всегда использовали как соци­альную технику контроля. Исследователи эволюции пришли к заключению, что генетический отбор об­условливает нравственную агрессию против мошен­ников и халявщиков. СМИ, регулирующие вопросы уважения и внимания, являются для нее идеальным инструментом. И тот выспренний тон, который мож­но услышать в большинстве случаев, не имеет отно­шения к критике, а связан с модным сегодня потоком безудержной ярости. Это позволяет сэкономить на усилиях по убеждению. Возмущение рассматривается как доказательство подлинности. Тот, кто раньше кри­тиковал, сегодня задыхается от ярости. Это работает только потому, что поощряется медийной демократи­ей. Ярость так же демократична, как и страх, каждый может их выразить.

Проповедники добродетели, о которых однажды высказался Вильфредо Парето, имеются сегодня не твлько в редакциях газет и телеканалов, но и в вирту­альных сообществах и социальных сетях в Интернете. Как и прежде, все болтают и сплетничают, вот только слухи сегодня распространяются со скоростью све­та. Болтовня и сплетни теперь называются чатом, но, как и прежде, их функции заключаются в социальном

97

размышление о неравенстве. анти-руссо

контроле и управляют репутацией. Точно по формуле Клауса Тиле-Дормана: «Нагота уменьшает величие»4.

Развитие медиатехнологий привело к наступлению новой эпохи, о которой священник-иезуит и исследо­ватель средств коммуникации Уолтер Онг сказал, что она настолько очевидно и программно социальна, как никакая эпоха до нее. Электронные медиа позволили осуществить всемирную коммуникацию в реальном времени, что дает нам ощущение вездесущности. Все, что происходит в мире, имеет теперь отношение и к нам, и все мы с помощью радио, телевидения и Интер­нета заняты созданием социального смысла глобаль­ного единства5.

Именно поэтому формы прямой демократии ста­новятся все более привлекательными. Они возможны только благодаря СМИ и только в СМИ. Здесь умест­но вспомнить растущее значение опросов обществен­ного мнения, от которых в настоящее время зависят все политические решения. Разумеется, эта зависи­мость имеет свою цену. Благоразумие и наличие вкуса едва ли имеют хоть какие-то шансы в нашей культуре. Но является ли это обстоятельство основанием для критики культуры? Как бы это ни было больно, мы должны научиться жить в обществе, где процветает безвкусица. Так как само понятие вкуса дискримини­ровано — оно недопустимо в массовых демократиях. Поэтому демократические культуры подменили вкус общественным мнением, инсценируемым в СМИ.

При этом самая стабильная форма общественного мнения, разыгрываемого в СМИ, — это протест. Ни-клас Луман показал, что существуют две техники, с помощью которых можно очень легко запустить про-тестный потенциал. Одна — «зонд» внутреннего ра-

' * 4 Thiele-Dohrmann К. Der Charme des Indiskreten. Reinbek: Rowohlt, 1997. S. 191.

5 Ong W. The Presence of the World. New Haven; L.: Yale Uni­versity Press, 1967. P. 100.

98

V. эгалитаризм медиа

венства, который выявляет неравенства в обществе. Другая — «зонд» внешнего равновесия: он показывает общество в целом в состоянии экологического нерав­новесия6. Так тематизируются риски и опасности.

СМИ стимулируют нас протестовать против усло­вий существования современного общества, а именно против неравенства — для этого существует «крас­ный» протест, и против неравновесия — для этого существует «зеленый» протест. Так тематизируются зависть и страх. Темы страха приводят к тому, что опас­ность приводит к равенству: катастрофы уравнивают всех. Катастрофа — это всестороннее освобождение: я должен винить себя в собственной беспомощности. Сегодня тема изменения климата стала инструмен­том эгалитаризма и общемирового государственного централизма. Квинтэссенция эгалитаризма СМИ за­ключается в темах зависти, которые зондируют обще­ственное неравенство.

Зонд равенства, который СМИ вводят в общество, выступает перманентным тестом на демократию. СМИ ежедневно показывают порнографию богатства. Не только богатство Запада бедным, но и состоятель­ным гражданам богатство сверхбогатых. Довольно быстро становится понятным, что наша терпимость к богатству других не так высока. При восприятии не­равенства исчезает фильтр социального положения и кастовости: каждый является человеком таким же, как я и ты. Это и делает всякое неравенство темой для очередного скандала. Социальное сравнение культи­вирует зависть и приводит к взрыву ожиданий. В свя­зи с возрастающим значением различий в жизненных стилях для повседневной ориентации в обществе, в котором больше не действуют меритократические установки, Хайнц Буде замечает: «Общество зацик-

6 Luhmann N. Die Gesellschaft der Gesellschaft. Frank­furt am Main: Suhrkamp, 1997. S. 857. [Рус. изд.: Луман Н. Дифференциация. М.: Логос, 2006. С. 294.]

99

размышление о неравенстве. Анти-Руссо

V. эгалитаризм медиа

лено на том, кто где покупает, кто где отдыхает, кто что может сказать, кто во что одет, кто как выглядит. В определенные моменты мы как будто бы жертвуем свою жизнь на то, чтобы найти собственную истину в других, потому что нет ничего иного, за что можно было бы ухватиться»7.

То, что бедняки стран третьего мира недовольны своей судьбой, очевидно всем. Сегодня СМИ показы­вают им мир таким, каким раньше его видели только богатые. Смотреть на мир глазами богатых и не быть при этом богатым — источник постоянной фрустра­ции. Своими сюжетами СМИ провоцируют новое переселение народов. Бедняки всерьез принимают эгалитаризм СМИ. Телевидению достаточно показать картинки Запада — и произойдет взрыв ожиданий.

Но почему мы, вполне обеспеченные люди, о чьем положении многие могут лишь мечтать, чувствуем себя несчастными? Высокий рост уровня жизни на Западе сделал человека более состоятельным, свобод­ным, здоровым, но никак не более счастливым. Из-за того что человек сравнивает себя с кем-то, неравен­ство означает для него несчастье. Больше уже нельзя наслаждаться красотой собственного дома, потому что соседский дом красивее. Как правило, это люди, которые уже забыли все ужасы и лишения войны, это люди, которые с благодарностью замечают, как много­го они достигли. И даже не столько дом, машина или жена соседа искушают нас сравнением, сколько СМИ, которые постоянно сопоставляют нашу жизнь с ро­скошной жизнью богатых и сильных мира сего. Они показывают нам тот образ жизни, который остается для нас недосягаемым.

Люди принимают социальное неравенство до тех пор, пока можно контролировать их восприятие раз­личий. Так было в сословных и кастовых обществах. В эпоху массовых демократий и СМИ восприятие раз-

1 Bude H. Die Ausgeschlossenen. Mimchen: Carl Hanser Verlag, 2008. S. 65.

личий стало неуправляемым. Печать, радио, кино, те­левидение суть эгалитарные медиа, не говоря уже об Интернете. Позиция СМИ заключается в одном — все люди равны. И любое очевидное неравенство приво­дит к скандалу. Каждый сравнивает себя с другим, и эту коллективную практику социального сопоставления невозможно контролировать. Поэтому эпоха массо­вых демократий является также эпохой перманентной революции и постоянно растущих ожиданий и претен­зий. Любая публично доступная информация о распре­делении власти и денег укрепляет эгалитаризм8.

Люди из разных социальных слоев не только срав­нивают положение друг друга, но и сравнивают свое сегодняшнее положение с тем, что было раньше. Поэ­тому нувориши счастливы, а те, у кого дела идут не так хорошо, например, из-за того, что глобализация унич­тожила их привилегии, глубоко несчастны. Многие испытывают недовольство уже оттого, что привычные темпы роста уровня жизни всего лишь понижаются, а не резко падают. Только 2,1% роста, слышим мы по телевизору, а до этого было 3,5%. Это статистическая депрессия: больше — это меньше.

Социолог Никлас Луман в газете «Франкфуртер альгемайне цайтунг»9 замечательно объяснил явление статистической депрессии в ироничной статье. От­куда берутся пессимистические ожидания будущего? Ответ так же прост, как и удивителен. СМИ очаро­ваны цифрами и таблицами, потому что цифры все определяют и кажутся такими однозначными. Инте­реснее цифр (например, точное число погибших в ав­токатастрофах) может быть только их сопоставление, например, экономический рост в этом году составил 2,]$>, а в прошлом — 3,5%. Рост всего лишь 2,1%! Хотя мы и имеем больше, но одновременно и меньше.

8 Brickman Ph., Campbell D.T. Hedonic Relativism and Plan­ning the Good Society // Adaptation-Level Theory: A Symposi­um. N.Y.; L: Academic Press, 1971. P. 297.

9 Frankfurter Allgemeine Zeitung. 1996. 20. Marz.

100

101

размышление о неравенстве. анти-руссо

Но если какие-то вещи однозначно улучшаются, то какие-то совершенно точно ухудшаются, например ценность достигнутого ранее. Возвращение в соб­ственную квартиру в Дюссельдорфе, покупка которой еще совсем недавно была моей мечтой, выглядит как навязанное обязательство. С ростом доходов растут и ожидания, тем самым неудовлетворенность уже за­ложена в росте. Проблема возникает тогда, когда нас принуждают сравнивать. Таким образом, большин­ство образует меньшинство, богатство — бедность, а рост — депрессию.

Ханна Арендт однажды сказала, что худшее в бихе­виоризме то, что он очень точно описывает действи­тельность массовой демократии. Для нее идеальным средством репрезентации служит статистика, где все самое выдающееся рассматривается как отклонение. Бихевиоризм — это социальная психология управля­емого мира. Опекающее социальное государство за­интересовано не в том, чтобы люди действовали, а в том, чтобы удержать их от действий10. А выдающиеся достижения и успехи могут только помешать процес­су стандартизации. Это триумф публичного равенства загоняет желание отличиться в частную жизнь.

Общество, которое может описать себя при помощи статистики, успешно стандартизировало своих граж­дан. Реальность оперирует лишь единичными случая­ми. Статистика же, напротив, создает вымышленную параллельную реальность единиц, к которой мы все больше привыкаем. Как бы ни было для нас тяжело в это поверить, но в игре в рулетку даже после того, как пять раз подряд выпадало красное, вероятность того, что в следующий раз выпадет опять красное, столь же велика, как и та, что выпадет черное. СМИ заменили разум. Они готовят нас наблюдать за наблюдателя­ми и прививают нам тот самый квазистатистический смысл, который социолог Элизабет Ноэль-Нойман

10 Arendt H. The Human Condition. Chicago: The University of Chicago Press, 1998. P. 41.

102

V. эгалитаризм медиа

определяла как инструмент ориентации современного человека.

Связь между политическим требованием равен­ства, реальностью масс, средствами технического вос­производства и статистической наукой была рассмот­рена Вальтером Беньямином еще в 30-е годы прошлого столетия. В своей важнейшей работе «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимо­сти» он цитировал в этой связи замечательные слова датского писателя Йоханнеса Йенсена о «вкусе к одно­типному в мире»11. Это и есть квазистатистический смысл, определяющий равенство в неравенстве и ут­верждающий реальность масс.

СМИ прекрасно знают, что сегодня никого не уди­вишь темами секса, а вот статистикой оплаты труда — вполне. Размеры доходов менеджеров становятся скан­дальными темами благодаря усилиям и возможностям желтой прессы. При этом никто не берется сказать, каким должен быть уровень вознаграждения за реше­ние весьма сложных задач. Число топ-менеджеров, так же как и выдающихся футболистов и поп-звезд, огра­ничено. Поэтому они могут зарабатывать больше, чем кто-то в состоянии себе представить, и СМИ сообща­ют об этом.

Звезды зарабатывают сегодня гораздо больше, чем рядовые граждане. Это в одинаковой степени отно­сится как к менеджерам (Йозеф Аккерман)12, так и к представителям шоу-бизнеса (Гюнтер Яух)13 и спор-

11 Benjamin W. Haschisch in Marseille // Benjamin W. Gesam-melte Schriften. Bd. IV. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1972. S. 414. [Рус изд.: Беньямин В. Произведение искусства в эпо­ху его технической воспроизводимости. М.: Культурный

ф центр имени Гете; Медиум, 1996. С. 25.]

12 Йозеф Аккерман (Josef Ackermann) — с 2006 по 2012 г, глава Deutsche Bank. Один из самых высокооплачиваемых топ-менеджеров мира. — Примеч. пер.

13 Гюнтер Яух (Gunter Jauch) — один из самых популярных телеведущих Германии. С 1999 г. бессменно ведет передачу «Кто хочет стать миллионером?». — Примеч. пер.

юз

размышление о неравенстве. анти-руссо

та (Михаэль Баллак)14. Эти люди получают невооб­разимо много, но при этом они также невообразимо много работают. При этом они используют СМИ для создания ощущения вездесущности. На другом конце спектра находится остальная Германия в виде «парка развлечений», о чем предупреждал еще Гельмут Коль. И первых и вторых объединяет растиражированное миллионными копиями трико Баллака, которое дети носят не только на пляже, но и в школе.

Здесь мы сталкиваемся, возможно, даже диалекти­чески, с существенной проблемой: обратной стороной эгалитаризма СМИ является поклонение звездам. Дей­ствительно, в массовых демократиях затруднительно воспринимать конкретного человека, здесь нет инте­реса к индивидуумам, потому что их и так слишком много. Почему нам нужно обращать внимание именно на него? Любая массовая демократия, руководствуясь своим «вкусом к однотипному в мире», отрицает лю­бые каноны и классиков, элиты, великих и звезд. Но опыт показывает, что везде, где исчезают обычные иерархии, складываются иерархии доминирования (порядок клевания) — любой ребенок учится этому на детской площадке, а любой американец — в офи­се. Из Джека и Боба только один может быть боссом. СМИ специализируются на наблюдении за иерархией доминирования, ища при этом тонкий баланс между эгалитаризмом и элитаризмом, демократией и избран­ностью.

Поэтому наряду с культом равенства существует преклонение перед списками всего лучшего. Еже­дневно СМИ приносят жертвы богу хит-парадов. Так приходит известность, так поддерживается и так исче­зает. Если мы говорим о феномене знаменитостей, то мы должны понимать, что речь идет об асимметрично распределенном внимании, т.е. классическом случае

14 Михаэль Баллак (Michael Ballack) — один из ведущих футболистов Европы. — Примеч. пер.

104

V. эгалитаризм медиа

дифференциации по статусу и положению. Но зна­менитостей можно определить еще проще и точнее, а именно как деление людей на тех, кто знает меня, и тех, кого знаю я. В данном случае, разумеется, СМИ играют ключевую роль: «Я видел вас по телевизору». Наряду с деньгами, которые мы зарабатываем, суще­ствует также психологический доход: известность, уважение, восхищение, создающие на сегодняшний день статусную дифференциацию.

Поддерживать баланс между эгалитаризмом и эли­таризмом СМИ удается созданием совершенно новых продуктов. У нас больше нет настоящих героев — или лучше сказать: мы не хотим их больше иметь? — но по­требность в почитании героев все еще имеется. Если харизматический герой всегда представлял угрозу для демократии, то лучшие препараты для обывателей — это нынешние знаменитости. Их суть заключается в том, чтобы отличаться от себе подобных15. Знамени­тости доказывают способность совершенствования обывателей. Они находятся «наверху» не за счет того, что мы как бы находимся «внизу», и поэтому они дела­ют возможным демократическое восхищение. Мы не завидуем им, потому что замечаем в них самих себя. Знаменитостью может стать каждый. Это основной принцип кастинг-шоу. И почти ежедневно, сидя перед телевизором, мы видим, как СМИ преодолевают спец­ифические современные препятствия существующих отклонений: «Германия ищет суперзвезду»16.

Интеллектуальная ирония над такими передачами не выдерживает никакой критики. Если присмотреть­ся внимательнее, то станет очевидно, что эти передачи действуют как психотропные средства. Зритель стано-

15 Boorstin D.J. The Image. N.Y.: Vintage Books (Random House), 1987. P. 65.

16 «Deutschland sucht den Superstar» — немецкое телевизион­ное шоу. Аналогичные шоу были показаны и на российском телевидении, например «Фабрика звезд». — Примеч. пер.

105

размышление о неравенстве. Анти-Руссо

вится никем. Чем роскошнее выглядит знаменитость на экране, тем невыносимее чувство собственной ничтожности. Ужасно быть незамеченным. Поэто­му СМИ внушают нам, что любой может перейти на другую сторону и оказаться на экране. До тех пор пока статус звезды рассматривается не как признание за­слуг, а как форма (Design), тезис Уорхола о пятнадцати минутах славы не потеряет своего значения для боль­шинства зрителей. Их реалистичный и ограниченный теорией вероятностей посыл звучит так: каждый мо­жет стать звездой.

Эгалитаризм превзошел всех своих оппонентов по числу парадоксов в понимании известности. СМИ демократизировали славу; это стало возможным в ре­зультате эмансипации славы от заслуг. В повседневной жизни современного общества это означает, что само­оценка людей больше не зависит от их достижений. Раньше самореализацию человека рассматривали как испытание, измеряя его одинаковым для всех стандар­том. Сегодня во главе всего уверенность в собствен­ной правоте, не подкрепленная никакими достижени­ями самооценка: я ценен сам по себе.

Очевидно, подобная свободно парящая самооценка не выдерживает испытания реальностью. Поэтому для СМИ так важны фабрики грез. Симуляция — это один из результатов массовых демократий. Можно удовлет­ворить справедливые требования всего человечества, исполнив их соответствующим образом не в реально­сти. Участие всех разрушает то, в чем каждый хочет принять участие. Эта специфическая современная ис­тина, старая, как мир, хорошо известна по литературе. Роман — это родина истинного эгалитаризма: каждый может стать героем повествования, даже N или не­счастная мать. Джон Апдайк однажды заметил по по­воду демократии художественной литературы, стран­ном эгалитарном мире романа: «Важны не богатства и слава, а аутентичные переживания. Действительно

106

V. эгалитаризм медиа

эгалитарны только роман и кино — там речь идет ис­ключительно о чувствах и важна только любовь»17.

Если переключиться с аналога на цифру, со СМИ на интерактивные медиа, с книг на компьютер и с газет на блоги, изменится многое, но диалектика эгалитаризма и элитаризма останется неизменной. Интернет — это источник эгалитаристских утопий. Коллективные зна­ния успешно конкурируют со знаниями экспертов, так как все вместе знают больше, чем каждый по отдель­ности. Википедия стала признанным мировым сим­волом самоорганизации дилетантских знаний. Блог может превратить любого читателя в автора и жур­налиста. А на рынках интернет-капитализма господ­ствует потребительская демократия. Все это флажки, размечающие представления о новом социальном.

Прежде всего, попробуем очертить утопические признаки интернет-культуры. В отрытых сетях сво­бодно встречаются объединенные общими интересами индивиды, они образуют сообщество, которое сродни гипертексту, где каждый может писать все что угодно. Это не является цельной культурой, а представляет со­бой сетевые группы по интересам и знаниям.

Хорошо знакомые формы социальной иерархии сегодня все чаще сменяются гетерархической сете­вой культурой. Интернет — это ключевая метафора спонтанного социального порядка. Открытая сеть уже давно стала проекционным полем просвещенческих утопий; сегодня говорят об электронных муниципа­литетах и виртуальных парламентах. Но для молоде­жи гораздо более привлекательной является возмож­ность создать сеть меньшинств, используя открытые структуры Интернета.

Это* то, что касается конкретных утопий. Но уже долгое время их дальних углов киберпространства до­носятся скептические голоса, сомневающиеся в идее Интернета как средства радикально-демократическо-

17 UpdikeJ. Picked-up Pieces. N.Y., 1976. P. 36.

107

размышление о неравенстве. анти-руссо

го коллаборационизма (сотрудничества). В сети все заметнее становятся аристократические структуры. Львиная доля трафика в блогосфере приходится лишь на незначительное число блогеров. Причина довольно проста: лишь некоторые блоги по-настоящему инте­ресны — они и привлекают к себе основное внимание. Это подтверждается законом Парето о несбалан­сированном распределении богатства: 20% населения распоряжаются 80% богатства. Этот эффект возника-, ет везде, где люди могут свободно выбирать из мно­жества вариантов. Клей Ширки вывел это в формулу: многообразие + свобода выбора = неравенство. На 20% точек обмена интернет-трафиком приходится 80% всех ссылок. Поэтому не имеет никакого смысла выискивать в подобных сетях репрезентативных, т.е. среднестатистических участников. Поэтому матема­тик Альберт-Ласло Барабаши называет эти сети без­масштабными. Статистические средства здесь совер­шенно бесполезны.

Соединение многообразия, неравенства и усиле­ния отклонений использовано еще 1897 г. Вильфредо Парето в открытом им распределении, которое мож­но представить с помощью обычной математической формулы: у = 1/х. На языке экономики это означает: малое количество продается в больших объемах, и большое количество продается в малых объемах. Этот степенной закон распределения правила Парето всег­да возникает там, где у людей есть возможность вы­разить свои предпочтения. Это приводит к экономике звезд и соответствует тому, что большинство оцени­вает других ниже среднего. Здесь господствует логика усиления отклонений. Популярность растет благода­ря положительной обратной связи. Это как раз и есть свобода выбора, предоставленная потребителям на рынке, производящем звезд: потому что люди выби­рают то, что выбирают.

Логика усиления отклонений в блогосфере, с одной стороны, приводит к тому, что у некоторых блогеров

ю8

V. эгалитаризм медиа

появляется все больше читателей и возникает прин­цип обратной связи. Эти звезды блогосферы в какой-то момент просто не в состоянии ответить на огром­ное число комментариев и, как это ни смешно звучит, возвращаются в мир СМИ. Они распространяют ма­териал среди большого количества людей, не вступая с ними в предполагаемую коммуникацию. С другой сто­роны, все больше появляется блогов, у которых есть совсем незначительное число читателей и которые, в отличие от популярности, следуют совсем иным кри­териям успеха. Значительная часть электронных днев­ников — это письменные разговоры друзей.

Сегодня популярность означает число ссылок. И так как популярность привлекательна, то тому, у кого что-то есть, дается еще больше. Ученые, пишущие новые тексты, с большой долей вероятности будут цитиро­вать тексты, которые уже неоднократно цитировали, тем самым способствуя их популярности. Социолог Роберт Мертон назвал это эффектом Матфея18: «Ибо каждому имеющему будет дано» (Мф. 13:12 и 25:29). Работы известных ученых получают несоразмерно большее признание, чем сопоставимые работы мало­известных ученых, которые остаются почти неза­меченными. За всем этим стоит проблема внимания. Никто не может угнаться за потоком научных публи­каций, поэтому читатель ориентируется на известное ему имя. Доверие к источнику информации стимули­рует к тому, чтобы его использовать. Таким образом, известные ученые становятся известнее, а неизвест­ные, если рассматривать их относительно первых, не­известнее.

Эффект Матфея прослеживается и в Интернете. Се­годня каждый может высказываться в сети, но только некоторые записи станут видимы. Фактически здесь применяется формула епископа Беркли: существо-

18 Merton R. The Matthew Effect in Science // Science. 1968. Vol. 159. P. 56.

109

размышление о неравенстве. анти-руссо

вать — значит быть воспринимаемым. Если никто не ссылается на мою веб-страницу, значит, я не суще­ствую в сети. Быть воспринимаемым значит всё. Ви­димость в Интернете связана с постоянными ссылка­ми на собственные ссылки. Те, кто не достигли статуса звезды, снова оказываются в самом низу той самой кривой распределения, открытой Парето и сегодня известной под названием степенных законов. То, что Интернет создает неравенство и способствует разви­тию экономики звезд, является глубокой нарциссиче-ской травмой для всех радикально демократических утопистов, увлеченных миром новых медиа.

Тот, кто не имеет ни малейшего представления о сетевой логике, продолжает слушать рассказы об Ин­тернете как об ультимативном демократическом сред­стве. Первое знакомство действительно производит такое впечатление, как будто бы здесь важен каждый голос. Сложно установить цензуру в Интернете, почти невозможно. Каждый может высказать свое мнение. А то, что однажды попало в сеть, теоретически на­ходится в распоряжении сотен миллионов людей. Но всемирная паутина (World Wide Web) — это не сеть, где ссылки, т.е. связи между веб-страницами, были бы равномерно распределены. Дело обстоит как раз наоборот. Более того, Альберт-Ласло Барабаши гово­рит вообще о полном отсутствии демократии, спра­ведливости и эгалитарных ценностей в Интернете19. Обоснование этого тезиса чрезвычайно просто. Из миллиардов документов, существующих в сети, мы видим лишь ничтожную долю. Поэтому для тех, кто размещает в сети информацию или делится там своим мнением, вопрос звучит следующим образом: кому и когда это может быть интересно?

Речь идет о проблеме видимости. Интернет из­меряет мою видимость очень просто: числом ссылок на мою страницу. Ведь только несколько узлов в сети

19 Barabdsi A.-L. Linked. L.: Plume Books, 2003. P. 56.

110

V. эгалитаризм медиа

очень сильны, т.е. бесконечное число раз соедине­ны с другими, например Amazon или Google, почти все остальные в этом смысле чрезвычайно слабы. По сравнению с «центральными аэропортами» Интерне­та большинство других узлов практически не суще­ствует. Веб-страницы становятся видны, только если на них укажут ссылки. И чем больше будет ссылок, тем легче будет их найти и тем доверительнее будет наше к ним отношение. Так формируется бессознательное предубеждение в пользу успешных сайтов. Популяр­ность привлекательна. Каждому имеющему будет дано. Кто еще не гуглит?

Это отличный пример сетевого эффекта усиления отклонений, называемый еще положительной обрат­ной связью. Распределение Парето привело нас к про­тивоположному полису эгалитаризма. В большинстве сетей реализуется распределение Парето, известное как «правило 80/20». 80% подоходного налога склады­ваются из доходов 20% населения; 80% прибыли пред­приятия складываются из работы 20% сотрудников; 80% доходов супермаркета приходятся на 20% всех продуктов; 80% научных текстов пишут 20% ученых. То же самое и здесь: 80% ссылок в Интернете прихо­дятся на 20% всех веб-страниц.

Разумеется, при более детальном рассмотрении процентные соотношения в перечисленных областях могут несколько отличаться, хотя и несущественно. Распределение Парето выявляет некоторые хорошо видные структуры и бесчисленное количество мелких едва заметных элементов. Тот, кто занимает второе место, становится вдвое дешевле по сравнению с пер­вым. Тот, кто на пятом месте, стоит лишь одну пятую от цены первого. Суть в том, что здесь совершенно бессмысленно говорить о средних значениях. Если в соответствии с расчетами этого степенного закона распределение доходов в западных странах сводится к тому, что 20% населения зарабатывают 80%, то это

in

размышление о неравенстве. анти-руссо

означает, что статистические данные о среднем дохо­де так же бессмысленны, как и посчитанное по той же системе определение бедности.

Очевидно, эгалитаризм возможен только в очень не­больших обществах. Как только будет превышена кри­тическая масса, популярность одержит вверх. О чем свидетельствует развитие блогосферы. Чем успешнее блог, тем меньше интерактивность. Интерактивность равных еще совсем недавно рассматривалась как обе­щание спасения интернет-сообщества. Но сегодня для всех очевидно, что успех всегда означает неравенство. Успешные люди, которые привлекают наше внимание, не могут ответить нам взаимностью, потому что нас слишком много. Они живут в другом мире.

Правила успешных людей распространяются и на сетевых активистов. Здесь не существует усредненных позиций, примером чего может служить Википедия. Большинство не принимает почти никакого в ней уча­стия, и только абсолютное меньшинство выполняет всю работу. Статистически это выражается в том, что средние значения все больше удаляются от медианы. Так, в социальных сетях Meetup, MySpace или Facebook число «друзей» в среднем равно 50, в то время как по медиане их получается только 5, так как на некоторых пользователей ссылаются в тысячу раз больше, чем на большинство других. То же самое мы наблюдаем и с Википедией: 20% пользователей создают 80% всех ста­тей. Таким образом, мы не можем говорить о репре­зентативном интернет-пользователе20.

Журнал «Тайм» назвал основателя Википедии Джимми Уэйлса чемпионом интернет-эгалитаризма, так как Википедия опирается на идеалы всеобщего ра­венства. Совершенно неважно, кто ты: школьник, сту-

20 В данном вопросе существуют другие подсчеты. Давид Вайнбергер исходит из того, что 2% пользователей пишут 2/3 всех статей. (Weinberger D. Everything is Miscellaneous. N.Y.: Henry Holt and Company, 2007. P. 139).

112

V. эгалитаризм медиа

дент, профессор, ученый-любитель или профессио­нал. Не имеют никакого значения ни научная степень, ни квалификация, ни академическая репутация, глав­ное — это твой вклад. Кажется, что этот эгалитаризм интернет-культуры сверг господство классических интеллектуалов и экспертов. Но радикальная демо­кратизация информации порождает проблему ориен­тации и руководства. Разве не нужны люди, знающие что-то лучше, чем другие? В связи с этим Ричард Талер и Кэсс Санстейн говорят о либертарианском патерна­лизме; Ларри Сэнгер, стоявший у истоков Википедии, ратует сегодня за привлечение экспертов21.

Не каждый может то, что он мог бы. По мере рас­ширения возможностей участия происходит рост требований. Равные шансы означают неравномерный уровень участия, поэтому вместе с равенством растет и недовольство. И здесь необходимо зафиксировать важный промежуточный результат нашего исследова­ния: не существует никакого равенства в реализации равенства возможностей. В современном обществе коммуникативные возможности распределены не­равно. В мире новых медиа старая формула «знание — сила» получает совершенно новую конкретику. Вопрос власти в XXI в. связан с распределением и доступом к знанию. Политика, осознающая это, вращается вокруг проблемы защиты данных, конфиденциальности, се­кретной информации и свободного открытого досту­па к данным.

В дополнение к социальным стандартам, которые называются законами, все большее значение в ин­тернет-эпоху приобретают технические стандарты, а именно программные коды, которые устанавливаются в компьютерах и распространяются по всему миру с каждым проданным чипом. Лоуренс Лессиг, профес-

21 Keen A. The Cult of the Amateur. N.Y.: Doubleday/Currency, i- 2007. P. 186; Thaler R.H., Sunstein C.R. Nudge. New Haven; L.: Yale University Press, 2008. P. 5.

"3

размышление о неравенстве. анти-руссо

сор права Стэнфордского университета, считает, что закон потеряет всякое значение, и единственным ме­стом урегулирования вопросов станет компьютерный код. Тот, кто хочет это понять, должен задать следу­ющие вопросы: есть ли высший коммуникативный приоритет или он все еще ждет своего появления? Кто и какую информацию получает? У кого есть до­ступ к базам данных и кто имеет право вносить новые данные? Эти вопросы можно продолжать: кому при­надлежат данные? Кто разрабатывает программное обеспечение? Таким образом, старый вопрос Гоббса о сути политического — кто решает? — приобретает но­вое содержание в более точной формулировке Карла Шмитта: «Это вопрос о том, кто задает вопросы и кто программирует аппарат, который сам по себе не в со­стоянии принимать никакие решения»22.

Разделение глобального мира сегодня связано не с противопоставлением «бедность vs богатство», а с но­вой оппозицией «в сети vs не в сети». Эти противопо­ставления проходят через все общества. Возможно, в будущем мы убедимся, что оппозиция «в сети vs не в сети» еще сильнее, чем противоречия между бедными и богатыми. Ценность цифровых сетей складывается по принципу закрепления различий: ценные лишь укрепляют свою ценность, а никому не нужные лишь увеличиваются количественно, В глобальном мире больше не осталось общих медиа. Разные системы об­служиваются разными медиа. Демографические, по­литические и культурные отклонения отделяют раз­нообразные информационные миры друг от друга. Прежде всего, новые компьютерные и сетевые медиа способствуют созданию новой когнитивной страти-

22 Schmitt К. Die vollendete Reformation // Schmitt K. Der Le­viathan. Koln: Hohenheim-Verlag, 1982. [Рус. изд.: Шмитт К. Завершенная реформация // Шмит К. Левиафан в учении о государстве Томаса Гоббса. СПб.: Изд-во «Владимир Даль», 2006. С. 294, 295.]

114

V. эгалитаризм медиа

фикации, интеллектуальному разделению на классы. На светлой стороне мировой коммуникации мы мо­жем наблюдать глобальную кооперацию работников умственного труда. И в то же время СМИ предлага­ют бедным и глупым то, что Рэймонд Кэттел называл компенсацией фантазии — сериалы, которые смотрят в фавелах Сан-Паулу.

<< | >>
Источник: Болыд, Н.. Размышление о неравенстве. 2014

Еще по теме V. Эгалитаризм медиа:

  1. СОДЕРЖАНИЕ
  2. Контрольные вопросы:
  3. Вячеслав Петрович ВОЛГИН.. ОЧЕРКИ ИСТОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ с ДРЕВНОСТИ до КОНЦА XVIII в., 1975
  4. Социальная структура и стратификация
  5. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
  6. Вопросы
  7. Другие права, сохраняемые за заключенными
  8. Общественная коллегия
  9. Болыд, Н.. Размышление о неравенстве.2014, 2014
  10. Список рекомендуемой литературы
  11. Право на свободу выражения
  12. Свойства средней линии
  13. Примерные вопросы к экзамену/зачету
  14. Что является ключевым моментом, ядром, сущностью неоконсерватизма как движения? — ставит вопрос Кристол
  15. Фон Штейн и Лассаль: консервативный синтез как упущенный шанс для Германии?
  16. Аксиологические проблемы информационной реальности
  17. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ