<<
>>

Реставрация: идея или реальность?

После грандиозного переворота, произошедшего в Европе между 1789 и 1815 гг., ничто не могло остаться неизменным. Опыт революции и войны был столь глубок и затронул, пусть и в разной степени, столь многих людей, что не мог быть легко забыт.

Не все, впрочем, и хотели его забыть. Еще до своей смерти в 1821 г. Наполеон стал легендой, обладавшей властью над людьми. В созданных на острове Святой Елены «Записках» он, как и раньше, в период Ста дней, всех винил в своем поражении и заявлял, что, если бы ему удалось победить, Европа стала бы «федерацией свободных народов», объединенных в вечном мире вокруг просвещенной Франции. «Кажется, в воздухе Святой Елены было что-то, что искажало подлинную истину», — писал позднее один английский политик. Когда Наполеон, которого редко заботила «подлинная истина», решил в последних главах описать себя сразу и как революционера, и как либерала — те эпизоды его карьеры, которые не вписывались в эту картину, были с ле! костью опущены.

В большинстве стран посленаполеоновской Европы были и революционеры, и либералы. И те и другие полагали, что работа, начатая в 1789 г., должна быть продолжена. Первые зачастую делали революцию своей профессией и не стеснялись в методах. Последние стремились сохранить положительные завоевания в сфере человеческой свободы, ставшие результатом 1789 г., избегая в то же время «революционных эксцессов»: они верили не в заговоры, а в «конституционализм».

51

2444

51 ГЛАВА 2

В мире шпионов и агентов-провокаторов главным профессиональным революционером эпохи стал итальянец Филиппе Буонаротти. Аристократ, рожденный в Тоскане в 1761 г., он, будучи сначала поклонником Робеспьера, а затем Бабе'фа, находил сторонников и последователей в разных странах — от Польши до Италии, Бельгии и Испании. Другой профессиональный революционер, Огюст Бланки, родившийся намного позднее, в 1805 г., был просто влюблен в революцию. Он разделил своих соратников-заговорщиков на Годы, Сезоны, Месяцы, Недели и Дни — по крайней мере в этом придерживаясь дореволюционного календаря. Себя самого он звал Воскресеньем.

В подобной деятельности не было ничего «либерального», однако слово «либерал», иногда писавшееся с заглавной буквы, постепенно входило теперь в повседневную политическую жизнь некоторых европейских стран. Ранний пример этого словоупотребления относится к Испании, где так называли сторонников нереализованной конституции 1812 года. «Либералов» («liberates») упоминает Саути в 1816 г., а четырьмя годами спустя в Париже либералов противопоставляют крайне правым («ультра»), В 1822 г. в Лондоне появляется периодическое издание под названием «Либерал»; позднее, но в том же десятилетии из общей массы были впервые выделены «либерально» настроенные члены консервативного правительства лорда Ливерпуля, впервые занявшего свой пост в 1812 г. Однако только в 1860-х гг. слово стало общепринятым в Британии, «матери парламентов». В ту пору Либеральную партию олицетворял один человек, Уильям Эварт Гладстон, родившийся в Ливерпуле в 1809 пив 1848-м принадлежавший еще к консерваторам. Политические партии в 1848 г. были еще в зачаточном состоянии, несмотря на то что между 1832 и 1848 гг. сэр Роберт Пиль, лидер консерваторов, которого поддерживал Гладстон, создал парламентскую партию, расколовшуюся из-за разногласия по вопросу об отмене протекционистских пошлин на зерно.

Лишь позже, благодаря развитию политических партий, обладавших базой как вне парламента, так и в его стенах, «либерализм» в разнообразных своих версиях, поддержанный прессой, стал важной политической силой. Для одних либералов, тех, кто, например, жил в больших европейских портах, экономическая свобода, выражавшаяся в свободе торговли, казалась более значимой, чем свобода политическая, или, скорее, оба понятия считались неразрывными. Столичные либералы думали о конституциях, собраниях и свободе слова.

До возникновения политических партий, способных функционировать свободно и непрерывно, политика протеста в странах, где не было

ПОРЯДОК И ДВИЖЕНИЕ, 1815-1848 53

либеральных конституций, проводилась бунтовщиками, а в странах, где такие конституции были, — посредством агитации и групп давления. В Британии, как и во Франции, протест горожан был наиболее вероятен в те годы, когда неурожаи совпадали по времени с безработицей. По словам Уильяма Коббета, английского радикала, который не был либералом, но который важнейший период своей жизни провел в Америке, сложно было агитировать на сытый желудок. Этот совет был применим повсюду. В то же время были и либералы, которые боялись давления снизу — со стороны горожан или крестьян — так же, как и со стороны властей.

Недовольство сельского населения даже в Англии обычно принимало весьма простые формы, в том числе форму поджогов; в континентальной Европе, где крестьяне рассматривали тяжелый труд и бедность как естественное состояние, их было сложнее, чем городских простолюдинов, увлечь на путь общественного протеста. Более того, если это и случалось, они обыкновенно искали правду на местном уровне. Источником утешения им служила народная религия, будь то католицизм, протестантизм или православие; во Франции, например, большинство крестьян теперь сделались консервативной силой. Тем не менее в 1820 г. на Сицилии крестьяне-«мафиози» вступили на улицы Палермо, чтобы сражаться за самоуправление, а сельские батраки пугали реформаторское вигское правительство графа Грея и до, и после Акта о реформе 1832 года.

В большей части европейских стран время после наполеоновских войн, а также конец двадцатых годов были особенно суровыми, показывая, что мир может быть так же тяжел, как и война. Во

Франции в 1816 г. урожай был столь плох, что большое количество зерна пришлось закупать в Англии, а в 1818 г. в ожидании плохих урожаев цены на хлеб выросли в обеих странах. Налицо была и серьезная городская безработица. В 1817 г., когда в новых британских промышленных городах организовываюсь большие радикальные митинги, власти старинного промышленного города Лиона, подверженного, как и любой британский город, колебаниям экономических циклов, тоже сообщали о «собраниях, заговорах и брожении». В городе работала лишь половина шелкоткацких станков. Через два года, когда в августе 1819 г. в Манчестере толпы народа требовали парламентской реформы, конная милиция (yeomanry) атаковала их, убив 11 человек и ранив 400. Так за Ватерлоо последовало Питерлоо*. Одним из членов правительства * Трагические события в Манчестере получили название П итерлоо, так как происходили на площади Св. Петра — St. Peter's Fields. — Примеч. пер.

54 ГЛАВА 2

лорда Ливерпуля, которое ответило на эти события «шестью постановлениями» (Six Acts), призванными ограничить свободу прессы и свободу собраний, был лорд Каслри, ключевая фигура посленаполе -оновского урегулирования.

Европа в 1815 г., после падения Наполеона, оказалась в руках людей, стремившихся к реставрации, а не к переменам. Когда они оглядывались назад, Революция и Империя казались им авантюрой, которой был положен конец, что было весьма благодетельно и стоило недешево. Они думали, что следует восстановить уважение к законной власти и лежащей в ее основе общественной иерархии, а также вернуть на престол правителей, возвращавшихся в свои королев-

ства, — порою правителей мелких королевств. Критик Руссо Людвиг фон Галлер, автор швейцарский, а не французский, в 1816 г. писал, что «законные монархи восстановлены на своих тронах, и мы таким же образом собираемся восстановить на своем троне законную науку, науку, которая служит своему повелителю и чья правда подтверждается всей Вселенной».

Так представлялась логика событий тем наблюдателям, что пользовались дореволюционным языком. Однако антиреволюционизм, как революция, и бонапартизм или национализм (новый феномен), часто выражался романтическим слогом, украшенным примесью чувств. Среди философов «реставрации» были и такие, что ностальгически оглядывались на времена до Французской и промышленной революций, до Просвещения и даже до Реформации. Они подчеркивали необходимость возродить естественный общественный порядок, основанный на обязанностях, а не на правах, на единстве мыслей и морали, а не на разнообразии мнений и поведения, на религиозной вере, а не на «развитии интеллекта». Рене де Шатобриан, при Наполеоне служивший главным образом дипломатом, писал в своем «Гении христианства» (1802) о «возвышенных христианских таинствах» как «прообразе системы человека и мира». По его мнению, Наполеон «околдовал» молодежь «своими чудесами» и научил французов «поклоняться грубой силе».

<< | >>
Источник: Бриггс Э. Клэвин П.. Европа нового и новейшего времени. С 1789 года и до наших дней. 2006. 2006

Еще по теме Реставрация: идея или реальность?:

  1. II. Триединая реальность истины, свободы и личности как основная идея новоградской общественности
  2. Психическая травма: миф или реальность?
  3. Жизнь – вечное проявление реальности или временное?
  4. Тема: угрозы коллектора - миф или реальность
  5. От «государственно-управленческой» к самоуправленческой демократии: миф или реальность?
  6. Русская идея Права - это, прежде всего, идея Любви.
  7. Справедливый судебный процесс: иллюзия или реальность?
  8. Виртуальное и виртуальная реальность по эту сторону реальности
  9. Реставрация.
  10. § 9. Реставрация
  11. КОМЕДИЯ РЕСТАВРАЦИИ
  12. Задачи Реставрации