<<
>>

Вильгельм Тирский ОСАДА И ВЗЯТИЕ ИЕРУСАЛИМА.

7 июня - 15 июля 1099 г. (между 1170 и 1184 гг.)

Начинается книга восьмая[34]

I. Известно, что священный и Богом возлюбленный город Иерусалим (Hieroso- lyma) лежит на высоких холмах, а свидетельство древних говорит нам, что он расположен в колене Вениамина.

С запада к нему примыкает колено Симеона, земля филистимлян и Средиземное море, от которого Иерусалим отстоит на ближайшем расстоянии, а именно - от древнего города Иоппе, на 24 мили. Между ним и вышеупомянутым морем находится крепость Эма- ус, впоследствии названная Никополем, где после воскресения Господь явился своим ученикам; Модин, знаменитое укрепление св. маккавеев; Нобе, священническое селение, где Давид, придя голодный со своими детьми, получил от первосвященника Ави- мелеха и съел хлебы предложения; Диос- поль, или Лидда, где Петр излечил разбитого параличом Энея, который не вставал с постели 8 лет, и, наконец, вышеупомянутый город Иоппе, где тот же Петр воскресил одну из своих учениц по имени Тавита, прославленную добрыми делами и милостыней, и возвратил ее здравой святым и вдовым, и где он, гостя у кожевника Симона, принимал посланного от Корнелия, как о том говорится в Деяниях Апостолов (гл. IX, 3642). На восток от Иерусалима находится р. Иордан и примыкающая к нему пустыня, любезная сынам пророков; от Иордана до Иерусалима около 14 миль; на востоке же лесная долина (то есть Сиддим), где ныне Соляное море, называемое Асфальтовым, или Мертвым; вся эта страна до ниспровержения Господом Содома, как читается в Бытописании, орошалась водами, подобно Божьему раю. По эту сторону Иордана лежит город Иерихон, которым овладел преемник Моисея, Иисус (Навин), более при помощи молитвы, нежели силой, и где впоследствии Господь, проходя мимо, возвратил зрение слепому; там же находится Галгала

- убежище Елисея. По ту сторону Иордана

- Галаад, Базан, Аммон и Моаб, которые достались в удел коленам Руфима, Гада и половине колена Манассии; ныне (то есть в конце XII в.) вся эта страна носит общее название Аравии. На юге от Иерусалима находится удел колена Иуды, где стоит Вифлеем, обыкновенное местопребывание Господа, где он родился и где была его колыбель; далее город Текуа, где обитали пророки Амос и Аввакум, и Хеврон, иначе Кариатарба, досточтимое место погребения святых патриархов. На севере лежит город Габаон, прославленный победой Иисуса Навина (Josuae, filii Nun) и чудом остановившегося солнца; далее колено Еф- раима, где находится Сило; Сихар, родина собеседницы Господа, самаритянки; Ви- фель, место, где поклонялись золотому тельцу, свидетель проступка Иеровоама; Себаста, где погребены Иоанн Креститель, Елисей и Авдия; бывшая Самария, высокая столица царства Израильского, названная так по имени горы Сомер, на которой она расположена; от нее и вся страна называется до настоящего времени Самарией; далее Неаполь, в древности Сихем, именуемый так по своему основателю; это место, как сказано в Бытописании, сожгли дети Иакова, Симеон и Леви; в отмщение сыну Сихема, Ге- мору, за оскорбление, нанесенное им их сестре Дине, которую он полюбил; они умертвили его мечом вместе с сыновьями.

II. Сам же Иерусалим, столица Иудеи, расположен в стране, совершенно лишенной ручьев, лесов, источников и пастбищ.

По рассказам древних и по преданиям восточных народов, он назывался сначала Салем, а после Иевус; наконец Давид, изгнав оттуда иевусеев, распространил его и избрал своей столицей, после того как он царствовал семь лет в Хевроне; с того времени город получил название Иерусалим (Hierusalem). Об этом в книге «Паралипо- менон» сказано так (следует большая цитата из Библии; Паралип., кн. I, гл. II, 4-8). После же, в царствование его сына Соломона, этот город назывался Иерусалимой (Herosolyma), то есть Иерусалимом Соломона. По рассказам знаменитых историографов, Гегезиппа и Иосифа, 42 года спустя после страстей Господа, город был за грехи иудеев осажден и завоеван знаменитым римским князем Титом, сыном Веспасиана; овладев им, он разрушил его до основания, так что, по слову Господню, «в нем не осталось камня на камне». Элий Адриан, четвертый римский император после него, восстановил город и назвал Элией, как то видно в определениях Никейского собора, где мы читаем: «Епископ Элии да почитается всеми» и проч. Прежний город был расположен на крутом отвесе, по скатам горы Сиона и Мориа, так что он смотрел частью на восток и частью на юг, а наверху находился только храм и крепость Антония; император же перенес весь город наверх, и потому места страдания и воскресения Господа, бывшие прежде вне города, при перестройке вошли в черту стен. Сам город меньше самых больших и больше средних; форма его продолговата, одна сторона длиннее другой; однако он образует собой четырехугольник и с трех сторон замкнут глубокими долинами. К востоку находится долина Иосафата, о которой упоминает пророк Иоиль, говоря (следует цитата из Библии: Иоиль, III, 1-2). В самом конце этой долины построена знаменитая церковь в честь Богоматери, где она должна быть похоронена и где до сих пор показывают народу ее пречестную гробницу. Там же протекает зимой, когда много воды от дождей, ручей Кедрон, о котором упоминает св. апо-

Рыцарь времен Гогенштауфенов в полном вооружении. Миниатюра из генуэзской лицевой хроники XII в.

стол Иоанн, говоря: «Иисус пошел со своими учениками за ручей Кедрон, где был сад» и т. д. (Иоан. 18, 1). На южной стороне находится долина Энном, примыкающая к первой; она разделяет колено Вениамина и Иуды, как то говорится у Иисуса (следует цитата из Библии: I. Нав., 15,8). Там и до сих пор показывают поле Акельдама, купленное на деньги, за которые Иуда, постыднейший из торгашей, продал Господа, и которое ныне обращено в кладбище для пилигримов. Об этой долине упоминается в Паралипоменоне (кн. II, гл. 28, ст. 3) по поводу Ахаза (следует цитата). Эта долина склоняется на запад в том месте, где находится древний рыбный пруд (piscina), знаменитый во времена иудейских царей; оттуда она продолжается к верхнему пруду, ныне обыкновенно называемому Патриаршим озером, что близ древнего кладбища и Львиной пещеры. С севера же в город ведет ровная дорога, на которой и ныне показывают место, где иудеи побили камнями первомученика Стефана, который испустил дух, молясь на коленях за своих преследователей.

III. Город Иерусалим лежит на двух холмах, как говорит о том и Давид (Пс., 87,1): «Основа его на святых горах». Городские стены почти охватывают собой вершины их, отделенные друг от друга небольшой долиной, которая разделяет и город. Западная гора называется Сион, и по ней часто именуют и сам город, как то сказано: «Бог любит врата Сиона больше всех жилищ Иакова» (Пс., 87,2). Другая же гора, на востоке, называется Мориа; о ней говорится во второй книге Паралипоменона (следует цитата: кн. II, 3, 1). На вершине западной горы, как на высочайшей, стоит храм, который, как и гора, называется Сионом, а недалеко от него башня Давида, выстроенная необыкновенно твердо; как городская крепость, она со своими башнями, стенами и передовыми укреплениями (antemuralibus) господствует над всем городом. Там же, на западном склоне, стоит храм св. Воскресения, круглой формы. Так как он построен на скате горы, нависшей над ним и примыкающей к нему, то в нем должно было бы быть темно, а потому его кровля имеет отверстие, через которое проходит свет. Кровля положена на балки, которые весьма искусно образуют собой корону; а под отверстием стоит Гробница Спасителя (Salvatoris monumentum). До прибытия наших латин- цев, место, где пострадал Господь, называемое Голгофа, или Лобное место, где был найден животворящий крест и где тело Господа, по погребальному обычаю иудеев, быв снято с креста, было умащено мазями и ароматами и обвернуто в плащаницу, это место находилось вне черты вышеназванного храма и имело небольшие молельни. Когда же наши с Божьей помощью овладели городом, им показалось тесным прежнее здание храма; они его расширили, украсили и сделали прочнее и таким образом включили в черту его вышеназванные места, так что древнее здание образовало часть новейшего. На другой же горе, к западу, на южном ее склоне, стоит храм Господа на том месте, где, по книгам царей и Паралипоменона, Давид купил помост у иевусея Араф- ны, или Арнана. На этом месте он построил по повелению Божьему алтарь Господу, на котором принес ему огненную и искупительную жертву, и Господь услышал его молитву и послал с неба огонь на жертвенник. Там-то, по повелению Господа, построил храм его сын Соломон. Какую он имел форму, как был разрушен при вавилонском царе Навуходоносоре, как был возобновлен при персидском царе Кире Зорававелем и первосвященником Осией и как снова истреблен вместе со всем городом при римском князе Тите - о всем этом говорит древняя история. Для нас достаточно сказать, кто построил ныне стоящий храм и какую он имеет форму.

Мы уже сказали в начале нашего сочинения (кн. I), что строителем нынешнего здания называют Омара, сына Катабы, третьего по чину преемника Магомета. А что это совершенно справедливо, то оно доказывается старинными надписями, которые находятся внутри и вне храма. Вот его форма: вся площадь в длину несколько больше полета стрелы и такой же ширины, четырехугольная и равносторонняя, окружена твердой стеной незначительной высоты. На западной стороне - двое ворот, из которых одни называются Красивыми (Speciosa); там, по словам Деяний Апостолов, Петр исцелил хромого от рождения, собиравшего милостыню с приходящих, поднял его и поставил на ноги; названия же других ворот я не знаю. Одни ворота на северной стороне, а другие на восточной; последние и до сего дня называются Золотыми. На восточной же стороне помещается королевский дворец, который обыкновенно зовется храмом Соломона. Над всеми воротами, примыкающими к городу, а также и по углам, стояли весьма высокие башни (минареты), на которые восходили в известный час служители сарацинской ереси (то есть муллы), чтобы оттуда созывать народ на молитву. Некоторые из башен целы и до сих пор, а другие разрушились от различных случаев. Никто не смел жить в этих пределах, и входить дозволено было не иначе, как с босыми и вымытыми ногами. Для наблюдения затем у каждого входа находится привратник. В середине отгороженной таким образом площади находилась еще площадка, несколько возвышенная; она образовывала правильный четырехугольник. Две лестницы ведут на нее с западной и южной стороны, но с восточной одна. Прежде на каждом углу стояли небольшие молельни;

из них некоторые еще целы, но другие сломаны, чтобы на их месте построить новые. Храм построен в виде восьмиугольника и потому имеет столько же сторон; внутри и вне украшен мраморными досками и мозаикой; кровля круглая и весьма искусно покрыта свинцом. Обе площади, и верхняя, и нижняя, которая заключает в себе первую, выложены белым камнем, так что дождевая вода, которая зимой стекает с храма и других мест, уходит совершенно чистой, без всякой грязи, в водоемы, которые находятся в большом числе на упомянутой площади. В середине храма, между рядами нижних колонн, положен довольно большой кусок скалы с высеченным внутри углублением. На нем, говорят, восседал ангел, который за несправедливую народную перепись, сделанную Давидом, поражал народ мечом до тех пор, пока Господь не приказал ему дать пощады народу и вложить меч в ножны. Когда впоследствии Давид купил этот камень за 600 сиклов чистого золота, он построил на том месте храм, как я сказал выше. До прибытия наших и 15 лет после того это место оставалось непокрытым, но позже те, которые управляли городом, покрыли его белым мрамором и построили алтарь и хор, на котором духовные совершали богослужение.

В главе IV, и весьма обширной, автор делает географическое описание всей Палестины на основании Библии и в конце говорит о тех немногих источниках, которые находились около города, а именно о Силоамском, Гионе и Овечьем пруде (Probatica piscina), расположившемся внутри самого города, близ храма; при появлении крестоносцев жители Иерусалима завалили все внешние источники на 5 миль в окружности, чтобы повредить осаждающим; по этому поводу автор оставляет свое географическое и топографическое отступление и обращается к описанию осады Иерусалима.

V В год от воплощения Господня 1099-й, в седьмой день июня наши войска расположились лагерем вблизи города. Говорят, что всего, без различия пола, возраста и состояния, в лагере было до 40 тысяч человек; из них лиц, способных носить оружие, - едва 20 тысяч пеших и 1500 конных; остальные же все состояли из безоружной

Морской бой, XII в. Стенная роспись во Дворце правительства в Сиене

черни, больных и расслабленных. В городе, говорили, должно было находиться 40 тысяч отважного и отлично вооруженного войска, ибо из соседних городов и окрестностей в городе собралось множество народа, который частью бежал от неприятеля и искал там спасения, частью же спешил на защиту столичного города от угрожающей опасности и для снабжения его оружием и съестными припасами. Когда наши приблизились к городу, они совещались тщательно с людьми, знавшими местность, откуда было легче и удобнее напасть на город, и, заметив, что с востока и с запада, по причине глубоких вышеупомянутых долин, нельзя ничего сделать, они определили обложить город с северной стороны. Таким образом, наши разбили лагерь от ворот, называемых ныне воротами св. Стефана и находящихся на севере, до ворот под башней Давида, которые носят имя этого царя, равно как и башня, воздвигнутая на западной стороне города. Первое место (то есть у ворот св. Стефана) занял государь герцог Готфрид Лотарингский; второе - государь граф Роберт Фландрский; третье - государь граф Роберт Нормандский; четвертое - государь Танкред

вместе с несколькими благородными, возле угловой башни, названной впоследствии по его имени; от этой башни и далее к западу до ворот (Давида) город был обложен графом Тулузским (Раймундом) и его армией. Позже он перевел часть своего лагеря, по совету благоразумных людей, знавших местность, на гору, на которой построен город, между самим городом и церковью, называемой Сионом и отстоящей от него на один полет стрелы; его побудило к тому отчасти то, что ему угрожала башня, защищавшая ворота, отчасти же и глубина долины, простиравшейся между лагерем и городом, так что он видел невозможность сделать что-нибудь с этой стороны. Другая же часть лагеря осталась на прежнем месте. Он имел при этом в виду, чтобы его люди при штурме были ближе к городу и чтобы ему было возможно защищать упомянутую церковь от поруганий врага. На этом месте именно Спаситель имел Тайную вечерю со своими учениками и умыл им ноги; там же в св. Пятидесятницу сошел Св. Дух в виде огненных языков и, по преданиям древних, на том же месте умерла Богородица; там же показывают гроб первомученика Стефана.

VI. При таком расположении лагеря наших город оставался свободным от северных ворот, обыкновенно называемых воротами св. Стефана, до угловой башни в долине Иосафата, и оттуда до противоположного угла, находящегося при повороте той долины, и далее, до южных ворот, называемых вратами горы Сиона; таким образом, едва половина города была окружена лагерем. В пятый день (12 июня), когда наше войско устроилось в виду города, глашатаи возвестили всенародно, что все, от мала до велика, должны вооружиться и запастись щитом, чтобы быть готовыми к нападению на город; приказанное было исполнено. Все поднялись единодушно и окружили осажденную часть города, с такой горячностью, ревностью и мужеством, что жители отступили в страхе к внутренним стенам от внешних, которые были проломаны нашими, и потеряли всякую надежду на дальнейшее сопротивление. Если бы наши в этот день, когда они атаковали город с таким жаром, имели под рукой лестницы или могли приставить машины к стенам, то, без сомнения, им удалось бы тотчас овладеть городом. Находясь в деле с раннего утра до седьмого часа дня и видя, что без машин ничего нельзя сделать, они отложили свое предприятие на будущее время, когда, построив машины, им можно будет с помощью Божьей более счастливо возобновить приступ. Пока князья усердно совещались о том, откуда достать дерева для машин, так как окрестная страна была совершенно гола, случайно явился туземец из верующих, родом сириянин, и, по его указанию, некоторые из князей отправились в отдаленные долины, отстоявшие от города миль на шесть или на семь, и нашли там много деревьев, которые хотя и не вполне были годны для их цели, однако имели достаточную высоту. При них были мастера и дровосеки, которым было приказано привезти в город на телегах и на верблюдах столько лесу, сколько, казалось, нужно для упомянутого дела. Созвав мастеров и других людей, сведущих в этом искусстве, они поручили им топорами, пилами и другими подобного рода инструментами построить тщательно из добытого материала укрепления и метательные орудия, которые называются манганами (mangana), или петра- риями (petrariae), также тараны (arietes, стенобитное орудие) и скрофы (scrophae) для подрытия стен. Рабочим, так как они были бедны и не могли трудиться даром, платили деньги из добровольных взносов народа, ибо никто из князей не имел достаточно средств, чтобы оплачивать работу, кроме государя графа Тулузского, у которого денег было всегда больше, чем у других. Он платил своим рабочим, не прибегая к поборам с народа, из собственной казны, и даже помогал многим благородным, которые издержались в дороге. Пока старейшие князья были заняты таким образом важнейшими делами, другие благородные и знаменитые мужи водили народ с распущенными знаменами, по указанию местных жителей, в те места, где рос кустарник и низкий лес, чтобы на лошадях, ослах и других вьючных животных навозить хворосту и ивовых прутьев для плетения корзин (которые наполняются землей) и чтобы таким образом содействовать великому предприятию. Таким образом все трудились с величайшим рвением, все напрягали свои силы; во всем народе не было ни одного без дела, который предался бы лени; напротив, каждый прилежал к делу, не обращая внимания на свое состояние и положение в свете; сделать что-нибудь полезное считалось самым почетным. Богатые и бедные находились одинаково в работе и так как все с равной ревностью трудились над делом, то неравенство состояний исчезло; чем кто более значил, тем тот более работал; но и тех, которые были незначительны, допускали к какому-нибудь труду. Все, что было перенесено на пути, считалось ни во что, лишь бы достигнуть плода своих усилий и попасть в город, из любви к которому они столько уже пострадали: все, чего можно было от них требовать для достижения этой цели, казалось им легким и удобным, лишь бы только они могли думать, что то и другое средство содействует исполнению их намерения.

В следующих главах, VII—X, автор описывает ужасы, которые испытывали крестоносцы во время таких работ от совершенного недостатка воды; особенно пострадали лошади, а падеж скота произвел заразные болезни; далее автор говорит о мерах защиты осажденных и о тех муках, которым в это время подвергались в Иерусалиме христиане, использовавшиеся вместо вьючных животных; в эту тяжелую минуту для крестоносцев является в Иоппе генуэзский флот; христиане посылают к нему отряд для конвоя, и генуэзцы, забрав с кораблей все инструменты и необходимые вещи, прибыли в лагерь под предводительством Вильгельма Пьяницы и доставили осаждавшим новые средства и искусных мастеров для постройки машин; между тем прошло четыре недели от начала осады (то есть 7 июля), и князья решились назначить день решительного приступа; но так как граф Тулузский и Танкред жестоко поссорились и среди других обнаружилось также несогласие, то епископы и народ решились прежде всего примирить врагов и прекратить внутренние междоусобия.

XI. С этой целью (то есть для уничтожения внутренних несогласий) объявлено было в определенный день всенародно покаяние (letaniae). Епископы и весь клир в церковных одеждах, с босыми ногами, неся кресты и образа святых (sancrorum patrocinia), повели народ благоговейно на Масличную гору (mons Oliveti). Там к народу обратились с речами достопочтенный Петр Пустынник и Арнульф, муж ученый из дружины графа Нормандского, и убеждали по мере сил своих сохранять терпение. Масличная гора лежит на восточной стороне города, от которого отделяется долиной Иосафата, отстоя почти на одну милю. Поэтому у блаженного Луки (Деян. Ап., I, 12) сказано: «Близ Иерусалима, в расстоянии субботнего пути». Оттуда наш Спаситель, сорок дней спустя после воскресения, вознесся на небо перед глазами своих учеников, и облако скрыло его от их взоров. Народ верующий, прибыв туда, молился уничиженно, со вздохами и слезами, о помощи Господней. Вышеупомянутые князья примирились и перед лицом народа восстановили взаимную любовь. Сойдя с этой горы, все поднялись к церкви на горе Сионе, которая, как сказано, находится в южной стороне города и притом совершенно вблизи его, на самой вершине горы. Осажденные же, смотря с башен и стен, весьма изумлялись такой процессии народа и стреляли из луков и пращей, причем некоторые из наших, менее осторожные, были ранены. Они выставляли также для поругания над нашими кресты на стенах, плевали на них и бесчестили всяческим образом, извергая хулу на нашего Господа Иисуса Христа и его спасительное учение. Но народ не уклонялся от своего благочестивого предприятия и шел далее к упомянутой церкви, исполненный, однако, негодования на богохульство. Когда молитва была окончена и народу возвестили день, в который он должен был отважиться на приступ, все обошли снова город и возвратились в свой лагерь. Приказано было окончить все с поспешностью, если что было недоделано, чтобы недостаток того или другого не повредил делу во время самого приступа.

XII. Накануне назначенного дня (14 июля) герцог и два старейших графа (то есть Нормандии и Фландрии), видя, что часть города, осаждаемая ими, укреплена машинами, орудиями и людьми лучше других, ибо жители более всего боялись именно за эту часть, и не надеялись на следующий день сделать что-нибудь против места, столь укрепленного, приказали с удивительной осторожностью и неслыханными усилиями перенести по частям машины и башни, прежде чем они были сложены, в другое место, между воротами св. Стефана и угловой башней, которая возвышается на юге над долиной Иосафата, и перевели туда же свой лагерь. У них была мысль, и она оправдалась на деле, что жители менее будут сторожить ту часть города, которая не была обложена. Таким образом, ночью перетащили машины в ту сторону, и прежде чем взошло солнце, их сложили вместе с величайшим трудом и поставили на надлежащем месте. Также и башня была подкачена к стене там, где она казалась ниже и доступнее, и столь близко, что неприятель и люди, помещенные в машине, могли сражаться врукопашную. Эта работа была немалая, ибо место, откуда притащили машины, отстояло почти на полмили; а между тем к солнечному восходу все было сложено и устроено. Когда рано утром осажденные взошли на стену посмотреть, что предпринимается нашими, они были чрезвычайно изумлены, видя, что часть лагеря и все военные орудия, которые они вчера и третьего дня видели перед собой, вдруг исчезли.

Но, всматриваясь внимательнее и оглядывая все пространство стен, они заметили, что герцог перенес свой лагерь, и увидели машины в том месте, где они были поставлены вновь.

В заключение этой главы автор говорит, как и прочие князья, каждый на своем месте, придвигали в эту ночь, с 13 на 14 июля, свои осадные орудия к стенам города.

XIII. Когда наступил день (14 июля), все войско в полном вооружении выступило из лагеря, чтобы начать приступ, как о том было возвещено. Все твердо решили или пожертвовать жизнью за Христа, или возвратить городу его христианскую свободу. В целом войске не было старика или больного, или несовершеннолетнего юноши, которые не горели бы священной жаждой битвы; даже женщины забывали свой пол и свою слабость и хватались за оружие, принимая на себя мужской труд, превышающий их силы. Вступив с таким единодушием в битву, они старались приблизить к стенам изготовленные машины с тем, чтобы побороть тех, которые им давали отпор, стоя на стенах и башнях. Осажденные же, решившись сопротивляться до последней крайности, пускали копья с бесчисленным множеством стрел, метали камни с руки или машиной и старались отразить наших от стены. Но наши не унывали. Из-за своих щитов и корзин они отвечали беспрерывно своими луками и пращами и пытались неустрашимо приблизиться к стене, не давая отдыха тем, которые стояли на башнях. Другие же, поместившись в машинах, то старались при помощи крюков пододвигать свои орудия, то пускали из метательных машин огромными камнями в стену, желая непрерывными ударами и сотрясениями поколебать ее и опрокинуть. Некоторые же при помощи малых метательных орудий, называемых манганами, из которых стреляли мелким камнем, сбивали всех, кто сопротивлялся нашим на внешних укреплениях стен. Но ни те, которые пододвигали башни к стенам, не могли получить успеха, ибо им препятствовал глубокий ров, отделявший их от стен, ни те, которые старались метательными орудиями пробить стену, ибо осажденные спускали со стен мешки, наполненные соломой и отрубями, канаты, ковры, громадные балки и матрацы, набитые ватой, чтобы такими мягкими и упругими вещами сделать безвредными удары камней и уничтожить все наши усилия. Сверх того, они сами устроили у себя машины, и притом в гораздо большем числе, и осыпали из них стрелами и камнями, чтобы тем устрашить наших. Когда обе стороны сразились с таким упорством и делали страшные усилия, завязался такой отчаянный бой, длившийся с раннего утра до вечера, что стрелы сыпались с обеих сторон, как град; пущенные камни сталкивались в воздухе, и люди погибали разными способами. Усилия и опасность были на стороне герцога одинаково, как и для Танкреда, графа Тулузского и других князей, ибо город - мы заметили выше - был с одинаковым рвением атакован с трех сторон. Наши более всего заботились о том, чтобы, засыпав ров камнями и землей, расчистить дорогу машинам; а осажденные старались, напротив, воспрепятствовать нашим в этом намерении. Тем, которые хотели исполнить то, они оказывали страшное сопротивление и бросали на машины огонь и предметы, вымазанные серой, маслом, смолой, чтобы сжечь их. Кроме того, они направляли на наши машины из своих громадных орудий, изготовленных внутри, такие искусные удары, что у наших машин изломали фундамент, пробили стены и одним сотрясением почти сбросили на землю тех, которые сидели внутри их, чтобы оттуда сражаться. Наши же встречали воспламенительные вещества тем, что заливали их массой воды и так старались потушить пожар.

В следующих главах, XIV—XVII, автор, заметив сначала, что ночь останов-ила яростный бой 14 июля, затем рассказывает, как в ту ночь обе стороны, не ложась спать, готовились к продолжению битвы; как с рассветом дня, 15 июля, возобновились прежние сцены, как удалось крестоносцам убить двух колдуний (см. об этом у Раймунда Агильского, ниже), заговаривавших их машины, и как, несмотря на все, христиане в седьмом часу дня готовы были отступить, но в то время явился на Масличной горе всадник с пламенным щитом, воодушевивший крестоносцев до того, что они успели наконец засыпать ров, подкатили машину к самой стене и сорвали две толстые балки, повешенные неприятелем для ослабления ударов машин, которые, как окажется ниже, будут играть главную роль в решительную минуту осады, так как у крестоносцев не было таких толстых бревен; наконец в заключение автор коротко упоминает о действиях южной армии графа Тулузского, который, впрочем, не имел такого успеха, как северная армия, и снова возвращается к герцогу Лотарингскому, воспользовавшемуся воодушевлением войска при появлении неизвестного всадника на Масличной горе и теми двумя бревнами, чтобы овладеть городской стеной.

XVIII. Таким образом, как мы выше сказали (в главе) XVI, полки герцога (Лотарингского) и графов (Нормандии и Фландрии), штурмовавшие город с севера, с Божьей помощью дошли до того, что утомленные граждане не осмеливались более оказывать сопротивления, а по закрытии рва и укрепления перед стенами были разрушены. Вследствие того они могли безнаказанно приблизиться к стене, и изредка осмеливался неприятель нападать на них из-за расселин стены. Те же, которые были в подвижной башне, бросили по приказанию герцога в матрацы, набитые ватой, и в мешки с соломой огонь, который, будучи раздуваем северным ветром, воспламенился и погнал в город такой густой дым, что защищавшие стены не могли открыть ни рта, ни глаз, начали задыхаться и ошеломленные бросили стены без защиты. Тогда-то герцог приказал принести с величайшей поспешностью те балки, которые были отняты у неприятеля, положить их с машины другим концом на стену и опустить открывающуюся сторону башни, которая и легла на них; так образовался мост, имевший весьма крепкую подпору. Вот каким образом то, что неприятель изобрел для своей защиты, обратилось ему в погибель. Когда мост был переброшен, впереди всех устремился в город знаменитый и преславный муж герцог Готфрид со своим братом Евстафием, убеждая и других следовать за ним. За ним последовали немедленно единоутробные братья Людольф и Гизлеберт, благородные и вечной памяти достойные люди, уроженцы города Торнака (ныне Toumay, в Бельгии), а потом и бесчисленное множество рыцарей и пеших людей, так что машина и мост едва могли их вынести на себе. Когда неприятель увидел, что наши овладели стеной и что герцог с войском ворвался в город, то бросил башни и стены и отступил в узкие улицы города. Наши же, видя, что герцог и большая часть благородных овладели башней, не могли дождаться перехода по мосту, и друг перед другом приставляя к стене лестницы, которых они имели при себе большой запас,- а именно каждые два рыцаря были обязаны сделать одну лестницу - взобрались по ним и, присоединившись к прочим, стоявшим уже на стене, ожидали дальнейших приказаний герцога. Вслед за герцогом следующие лица ворвались в город: граф Фландрский и герцог Нормандии, мужественный и достохвальный государь Танкред. Гуго Старший, граф С. Поль, Бал- дуин Бургский, Гастон Беарнский, Гастон Безьерский, Гергард Руссильонский, Фома Ферийский, Конан Бретонский, граф Раим- больд Оранский, Людовик Монсон, Куно Монтегю и его сын Ламберт вместе со многими другими, числа которых и имен мы не знаем. Когда герцог увидел, что все они невредимо вступили в город, он послал некоторых из них со значительным прикрытием к северным воротам, ныне называемым воротами св. Стефана, чтобы открыть их и впустить ожидавший вне их народ. Когда ворота были поспешно открыты, весь народ бросился без всякого разбора вперед. Случилось же это в пятницу (feria sexta), в девятом часу дня (то есть в девятом после восхода солнца), и, по-видимому, тут было Божеское предопределение; в тот же день и в тот же час, в котором Господь пострадал в этом городе, верный народ, сражавшийся за славу своего Спасителя, счастливо достиг цели своих желаний. В этот же день (в пятницу) был, говорят, сотворен человек, а второй предан смерти за спасение первого, и потому подобало членам его и последователям одержать победу над его врагами во имя его.

В главе XIX автор говорит о первых убийствах на улице, которые начали крестоносцы, и о том, как граф Тулузский, ничего не знавший о взятии города, увидел, что неприятель, стоявший перед ним на стенах, отступил и заперся в башне Давида; тогда и он бросился через южные ворота в Иерусалим, истребляя на пути тех, которые бежали с севера от меча Готфрида; после того автор переходит к рассказу о сценах ужаса, которые произошли в верхнем храме, куда сбежались все, ища спасения от неприятеля.

XX Большая часть народа бежала в портик храма (Соломона, на горе Мориа), как потому, что это место было самое отдаленное в городе, так и потому, что оно было снабжено стеной, башнями и крепкими воротами (см. описание храма выше, в гл. III). Это бегство не было, однако, для них спасением, ибо государь Танкред отправился туда немедленно со значительной частью своего войска. Он ворвался силой в храм и убил там бесчисленное множество народа. Он, говорят, унес из храма несметное множество золота, серебра и драгоценных камней, но впоследствии, когда прошло смятение, возвратил, как полагают, все в целости. После и прочие князья, избив всех, кто попадался им в нижних частях города, отправились в храм, в ограде которого, как они слышали, укрылось множество народа. Они вступили туда со множеством конных и пеших людей и, не щадя никого, перекололи всех, кого нашли, мечами, так что все было облито кровью. Произошло же это по справедливому приговору Господню, и те, которые оскверняли святыню своими суеверными обрядами и лишили ее верный народ, очистили ее своей кровью и поплатились жизнью за свое злодеяние. Страшно было смотреть, как валялись повсюду тела убитых и разбросанные члены, и как вся земля была облита кровью. И не только обезображенные трупы и отрубленные головы представляли ужасное зрелище, но еще более приводит в трепет то, что сами победители были в крови с головы до ног. В черте храма, говорят, погибло до 10 тысяч неприятеля, кроме тех, трупы которых валялись по улицам и площадям и которые были умерщвлены рассеянно по городу; говорят, число таких было также немало. Остальная часть войска разошлась по городу и, вытащив как скотов из узких и отдаленных переулков тех, которые там укрывались от смерти, убивали их на месте. Другие, разделившись на отряды, ходили по домам и извлекали оттуда отцов семейств с женами и детьми, прокалывали их мечом или сбрасывали с кровель и, таким образом, ломали им шею. При этом каждый, ворвавшись в дом, обращал его в свою собственность со всем, находившимся в нем, ибо еще до завоевания города было условлено между ними, что по завоевании каждый присваивает себе на вечные времена все, что он успеет захватить. Ходя таким образом по городу, чтобы врываться в дома жителей и их тайные убежища, каждый, в знак овладения домом, вешал на дверях свой щит или другое оружие, чтобы через то объявить другим, что они должны идти дальше, ибо это место имеет уже для себя господина.

XXI. Когда город был совершенно завоеван и жители умерщвлены, князья после восстановления спокойствия сошлись вместе, прежде чем сложили оружие, и определили, чтобы для большей безопасности башни были заняты стражей и у каждых ворот города поставлены верные люди привратниками, пока по общему их согласию и по определению князей не будет вверена охрана города одному, который устроит все по своей воле. Они были правы, остерегаясь неприятелей, окружавших их со всех сторон, и опасаясь неожиданного нападения. Когда таким образом в городе был восстановлен порядок, они сложили оружие, омыли руки, облеклись в чистые одежды и пошли с уничиженным и сокрушенным сердцем, плача и воздыхая, с босыми ногами к тому месту, которое Спаситель прославил и освятил своим присутствием, и с величайшим благоговением прикладывались к нему. У храма Страстей и Воскресения Господня им вышел навстречу народ верных и духовенство, несшие столько лет безвинно тяжкое иго, с крестами и образами святых; они благодарили своих избавителей, даровавших им свободу, и отвели их в упомянутый храм с пением духовных гимнов. Было трогательное зрелище, наполнившее сердца святым восторгом, видеть, с каким благоговением народ вступал в святые места и с какой задушевной радостью и торжеством целовал землю, на которой Господь пострадал. Повсюду слезы, повсюду воздыхания, но не те, которые производят печаль и горе, а те, которые приносятся Богу

Крестовые походы (XII-XIII вв.):

1 - поход бедноты (1096 г.); 2 - Первый крестовый поход (1096-1099); 3 - Второй крестовый поход (11471149); 4 - Третий крестовый поход (1189-1192); 5 - Четвертый крестовый поход (1202-1204); 6 - Шестой крестовый поход (1228-1229); 7 - Седьмой крестовый поход (1248-1254). Границы государств указаны на начало XIII в., после Четвертого крестового похода.

(На схеме не указаны Пятый и Восьмой крестовые походы.)

в жертву из пламенного благоговения и из глубокой, внутренней радости человека. В храме, как и во всем городе, раздавалось столько голосов народа, приносившего Господу свое благодарение, что они, казалось, поднимались до звезд, и о них справедливо можно было сказать: «Глас радости и торжества в кущах праведных» (Пс., 117, 15). По всему городу в благоговейном восторге совершались дела милосердия. Одни исповедовали Господу свои грехи и заклинались не повторять их более; другие великодушно жертвовали все, что они имели, согбенным старцам и бедным, ибо то, что Господь сподобил их видеть такой день, они считали величайшим богатством. Иные ползали с сердечными воздыханиями на обнаженных коленях по святым местам, омочали их слезами и могли по справедливости говорить: «Очи мои излились слезами» (Пс., 118, 136). Что прибавить к этому? Невозможно словами описать, сколь велико было святое чувство, овладевшее народом верных. Они соперничали друг с другом в подвигах милосердия, помышляя о благодеянии, которое оказал им Бог, и имея перед глазами милость, которой они были награждены за множество трудов. И кто мог иметь такое каменное сердце и столь железную грудь, чтобы сердце его не размягчилось, видя, какой плод принесло его пилигримство и какую награду пожал он за свои военные подвиги? Люди с более возвышенным чувством смотрели на дарованное им Богом счастье как на ручательство будущей награды, которую Господь обещал своим святым. Они веровали, что Бог настоящими милостями укрепляет в нас надежду на будущее, и достижением земного Иерусалима обещает нам достижение небесного, где мы вступим в общение с ним. Между тем епископы и духовенство приносили в храмах жертвы Господу Богу, молились за народ и благодарили за оказанное благодеяние.

В главах XXII и XXIII автор делает отступление, говоря о том, как явился в Иерусалиме епископ города Пюи, Адемар, умерший в Антиохии, и многие другие, погибшие в походе, и какие почести были оказаны жителями города Петру Пустыннику, на которого смотрели как на одного из героев освобождения Гроба Господня; заметив мимоходом, что патриарх Иерусалимский в это время не был в городе, ибо он еще до осады удалился на о. Кипр для сбора милостыни, автор возвращается к главной теме.

XXIV. После совершения молитв и после благоговейного посещения св. мест князья сочли за лучшее прежде всего очистить город и в особенности пределы храма, чтобы трупы убитых не заразили воздух. Они возложили это дело на жителей города (то есть мусульман), которые случайно избежали смерти и были закованы в цепи. Но так как их было мало для такой большой работы, то дали ежедневную плату бедным людям в войске, чтобы они пособили немедленно очистить город. Затем князья разошлись по своим домам, которые между тем приготовила им их прислуга. Так как они нашли город наполненным всеми потребностями жизни и богато снабженным всякими припасами, то все от мала до велика увидели себя в большом изобилии. В домах, которыми они овладели силой, найдено было в огромном количестве золото, серебро, драгоценные камни и одежды, фрукты, вино, масло, даже вода, в которой они весьма нуждались во время осады, так что те, которые овладели домами, не только имели всего достаточно для себя, но и могли охотно поделиться с бедной братией. Во второй, третий и следующий дни на рынке стояли самые низкие цены на товары, так что последняя чернь имела все в изобилии. Потому они проводили веселые и счастливые дни, заботились о своей плоти и отдыхали, наслаждаясь пищей и покоем, в чем они так нуждались. Постоянно помышляя о небесном благе, которого удостоил их Господь, они изумлялись щедротами его благости. А чтобы воспоминание об этом дне прославить еще более, было определено, чтобы на будущие времена этот день торжествовался всеми и между прочими праздниками был бы величайшим праздником. В этот день на все времена было препрославлено имя христианское, и о том предсказывалось в пророчествах. Также предписано было молить Бога о всех, достохвальными трудами которых, сообразно желанию каждого, вышеупомянутый и Богом возлюбленный город приобрел свободу и прежнюю христианскую религию.

Между тем те из неприятелей, которые, спасаясь от меча наших, бежали в башню Давида, убедились, что им невозможно долее удержаться, ибо наш народ овладел всем городом. Потому они просили графа Тулузского, жилище которого было вблизи башни, чтобы им был дан вместе с женами, детьми и имуществом свободный выход и охрана до Аскалона. Граф согласился на их просьбу, и они сдали ему башню. Те же, которым было поручено очистить город, обнаружили большое рвение и, частью со- жгя трупы, частью зарыв, в несколько дней сделали город столь же чистым, как он был прежде. С того времени народ мог с полной беспечностью посещать святые места и совершенно свободно ходить по улицам и площадям и беседовать друг с другом.

Город же был взят в год от воплощения Господня 1099-й, в 15-й день июля, в шестой день недели (то есть пятницу), в девятом часу дня, три года спустя после того, как народ верных принял на себя все тяжести такого странствования; во время управления св. Римской церковью государя Урбана II Папы, в царствование государя Генриха IV в Римской империи, государя короля Филиппа (I) во Франции и государя Алексея у греков; а содействовало тому Божеское милосердие, ему же честь и слава бесконечная во веки веков. Аминь.

Кончается книга восьмая[35].

Belli sacri historia, libri, XXIII. Кн. VIII.

<< | >>
Источник: М.М. Стасюлевич. История Средних веков: Крестовые походы (1096-1291 гг.) 2001. 2001

Еще по теме Вильгельм Тирский ОСАДА И ВЗЯТИЕ ИЕРУСАЛИМА.:

  1. Глава III Взятие Иерусалима персами. Вторжение в Персию в 623 г. и ряд поражений, нанесенных персидскому царю. Осада Константинополя аварами и персами. Всемирно-историческое значение персидской войны
  2. Бернард Казначей ТИВЕРИАДСКАЯ БИТВА И ВЗЯТИЕ ИЕРУСАЛИМА САЛАДИНОМ. 1187 г. (около 1230 г.)
  3. Взятие Иерусалима Саладином. 1187-1204 гг.
  4. Никита Хониат ОСАДА И ВЗЯТИЕ КОНСТАНТИНОПОЛЯ ЛАТИНАМИ. 1204 г. (в 1218 г.)
  5. Вильгельм Тирский ВРЕМЯ ПРАВЛЕНИЯ ГОТФРИДА БУЛЬОНСКОГО.
  6. Вильгельм Тирский ПАЛЕСТИНА ПЕРЕД НАЧАЛОМ КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ И ПЕТР ПУСТЫННИК (между 1170 и 1184 гг.)
  7. Вильгельм Тирский ФУЛЬКО АНЖУЙСКИЙ И БАЛДУИН III: ЗАВОЕВАНИЕ ЭДЕССЫ МУСУЛЬМАНАМИ.
  8. Вильгельм Тирский ПАЛЕСТИНА В ПРАВЛЕНИЕ АМАЛЬРИКА И БАЛДУИНА IV: ВОЙНЫ С САЛАДИНОМ 1163-1184 гг.
  9. Вильгельм Тирский БАЛДУИН II, КОРОЛЬ ИЕРУСАЛИМСКИЙ, И МОРСКОЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД ВЕНЕЦИАНЦЕВ. 1118-1131 гг.
  10. Вильгельм Тирский ПОХОД ГОТФРИДА, ГЕРЦОГА ЛОТАРИНГСКОГО, ДО ВЗЯТИЯ НИКЕИ. 1097-1098 гг.
  11. Раймунд Агильский ОСАДА АНТИОХИИ И ПОХОД К ИЕРУСАЛИМУ. Октябрь 1097 - июнь 1099 г. (в 1099 г.)
  12. Вильгельм Поатье ПРИГОТОВЛЕНИЕ К ПОХОДУ И ОТПЛЫТИЕ ВИЛЬГЕЛЬМА В АНГЛИЮ. 1066 г. (в 1090 г.)
  13. 5.4. Карфаген Тирский
  14. В описании осады Иерусалима есть несколько интересных аспектов.
  15. ИЕРУСАЛИМ
  16. Яков Витрийский ОСАДА ДАМИЕТТЫ КРЕСТОНОСЦАМИ.