<<
>>

Лиутпранд СОСТОЯНИЕ ИТАЛИИ, ГЕРМАНИИ И БУРГУНДИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ X в. ДО ОТТОНА ВЕЛИКОГО . 898-936 гг. (между 958 и 962 гг.)

Начинается вторая книга1

1. После того, как теплота жизни, удалившись из членов тела короля Арнульфа, оставила его бездыханным, все народы поставили своим королем его сына Людовика (Hulodoicus).

Смерть такого великого человека (декабрь 898 г.) не могла не сделаться известной всему миру и в особенности соседним венграм. Этот день был для них лучшим праздником; они считали такое событие для себя выше всех сокровищ. Что же случилось?

2. В первый же год после смерти Арнульфа и воцарении его сына венгры собрали огромное войско и покорили своей власти мараванов (маравов), тех самых, которые были завоеваны при их помощи Арнульфом. Затем они перешли границы багоариев (баваров), разрушили их замки, сожгли церкви и избили жителей. Для распространения большего ужаса они упивались кровью своих жертв.

3. Когда король Людовик получил известие об опустошении своих земель и жестокости венгров, он призвал всех своих людей к походу и, чтобы страхом возбудить большее усердие, угрожал каждому виселицей, кто уклонился бы от участия. Наконец его огромное войско встретилось с бесчисленными толпищами того отвратительного народа. Ни один жаждущий не стремится так к холодному источнику, как этот жестокий народ ожидает дня битвы; ничто его не радует, как бой. Как я читал в сочинении, которое говорит «О происхождении» этого народа2, сами матери

1 См. первую книгу выше.

2 Так озаглавлено известное сочинение Иордана «De Getarum origine» (см. выше); Лиутпранд ссылается именно на XXIV гл., где говорится о гуннах.

у венгров разрезают своим сыновьям при самом рождении щеки острым ножом, с тем чтобы приучить переносить раны прежде, нежели они начнут питаться первым молоком. В справедливости этого известия уверяет нас и то обстоятельство, что и до сих пор у них родственники покойника наносят себе раны в знак печали. Это люди α(οσι)εοι χαι αζεβοις αντι των δαχριων, афеи кэ асевис анти тон дакрион, то есть, «безбожные и нечестивые вместо слез» проливают кровь. Король Людовик едва успел подойти со своим войском к городу Августе (ныне Аугсбург, на р. Лехе), лежащем на пределах земли све- вов (швабов) и баваров, и восточных франков, как к нему пришло неожиданное, а еще более нежелательное, известие о приближении неприятеля. На следующий день оба войска столкнулись на равнинах р. Леманна (ныне Лех), весьма удобных по своей обширности для подвигов Марса.

4. Прежде чем «Утром Аврора восстала с пурпурного ложа Титона»1, кровожадное и браннолюбивое отродье венгров напало на христиан, еще объятых сном. Многих разбудило жужжанье стрел прежде крика неприятелей; другие же, пронзенные на своих ложах, не были подняты ни криком, ни ранами, потому что душа их отлетела прежде пробужения от сна. Затем началась жестокая сеча; обратив тыл, как бы для бегства, турки[154] [155] положили на месте многих христиан своими меткими boelis, то есть стрелами.

О, когда златокудрого Феба чело облаками Мрачными сам Элоим всемогущий мгновенно

подернет,

Вместе и своды небесные тяжко громами застонут,

Доннара[156]

стрелы каленые вспыхнут одна за другою:

Горе тогда тому, кто белым черное назвал;

В совесть твою заглянуть ни один злодей не

посмеет,

Гневом небесным в самое сердце глубоко

сраженный:

Так с быстротой вылетали каленые стрелы из лука, Кожу бычачью тяжелых щитов насквозь проникая; Граду подобно, который, зеленую жатву скосивши, Громко шумит и по кровлям высоким со стуком

летает,

Воев мечи ударялись о звонкие шлемы, и трупы Падали быстро рядами, сраженные меткой

стрелою.

Феб, начав клониться к западу, уже достиг седьмого часа своего пути (по-нашему, первый час пополудни), а Марс, обращая светлое лицо к Людовику, продолжал ему покровительствовать, как в это время коварные турки, скрыв засаду, претворились, что они обращаются в бегство. Королевское войско (regis populus), не подозревая хитрости, пустилось с жаром преследовать, но на него бросились со всех сторон из засады, и мнимопобежденные начинают истреблять победителей. Сам король с изумлением видел, что его победа обратилась в поражение, которое было тем тяжелее, чем менее он мог его ожидать. Ты увидел бы долины и поля, усеянные трупами, ручьи и реки, обагренные кровью; ржание лошадей и трубные звуки увеличили ужас обращенных в бегство и поощряли рвение преследовавшего неприятеля.

5. Так достигли венгры своей цели; но их злоба еще не была вполне удовлетворена таким страшным поражением христиан: чтобы насытить свою корысть, они прошли земли баваров, свевов (швабов), франков и саксов, предавая все встречавшееся на пути огню и мечу. Никто не осмеливался выжидать их прихода, за исключением тех мест, которые трудно было бы взять или которые были укреплены самой природой. Несколько лет народ вынужден был платить им дань.

6. При этом короле (Людовике Дитяти) жил некто Адельберт (906 г.), не какой-нибудь ничтожный человек, но тот великий герой, который, живя в своем замке Бавем- берге (Бабенберг), вступил в упорную вражду с целой империей (res publica). Король Людовик ходил против него часто со всеми своими силами; но этот герой выдерживал с ним борьбу, не запершись в замке, как другие то обыкновенно делают, но выступая в открытое поле, далеко от своих укреплений. Именно случилось однажды, что приближенные к королю, изумляясь на деле его отваге, явились к Людовику и советовали выманить неприятеля мнимым боем из крепости и после погубить. Но Адельберт не только знал подобные военные хитрости, но и сам был мастер на них, а потому встретил неприятеля так далеко от замка, что тот распознал в нем врага не прежде, как испытав на своих головах острие его смертоносного меча. После того, как Адель- берт, этот герой, в течение семи лет упорствовал в подобном мятеже, король Людовик, видя, что такое мужество и храбрость можно победить только хитростью, обратился к Гаттону, майнцскому архиепископу, и просил у него совета, как поступить в подобном случае. Будучи человеком хитрым, архиепископ ему отвечал: «Успокойся, я тебя освобожу от этой заботы; я устрою так, что Адельберт сам явится к тебе, а ты уже постарайся, чтобы он от тебя не ушел». Уверенный в себе, так как Гаттон не раз умел дать хороший оборот худому положению дел, он явился в Бабенберг, показывая вид, что его привело туда одно дружеское участие к Адельберту. Архиепископ заговорил так: «Хотя, быть может, ты и не веришь ни в какую жизнь, кроме настоящей, но тем не менее несправедливо с твоей стороны упорствовать в мятеже против своего господина, тем более, что все твои усилия напрасны; ты не хочешь понять, сколько ты выиграешь у всех и в особенности у короля, если смиришься духом. Поверь моим советам и прими клятву в том, что ты без всякого колебания можешь выйти из замка и воротиться в него. Если не веришь моим пастырским обещаниям, то будь доверчив к моей клятве; я клянусь, что как здрав и невредим ты выйдешь со мной из замка, так я позабочусь привести тебя и назад». Адель- берт, допустив себя увлечь или, лучше сказать, обмануть такими речами, сладкими как мед, поверил клятве Гаттона и вместе с тем пригласил его поужинать. Гаттон же, имея в виду свой коварный план, который он хотел немедленно привести в действие,

Устройство средневекового замка:

1 - подъемный мост; 2 - надвратная башня; 3 - замковый двор; 4 - хозяйственные постройки и стойла; 5 - башня; 6 - жилище хозяина замка; 7 - женские горницы; 8 - капелла; 9 - главная замковая башня

наотрез отказался от всякого ужина. Таким образом, они оставили замок безотлагательно, а Адельберт следовал за ним, держа его за правую руку. Но едва они оставили за собой замок, как Гаттон остановил своего спутника словами: «Мне жаль, мой храбрый герой, что я не подкрепил себя, сообразно с твоим советом: ведь нам предстоит длинный путь». Не подозревая ни того бедствия, ни той погибели, которая подготовлялась ему словами Гаттона, Адельберт отвечал ему: «Так воротимся, владыко: подкрепи сколько-нибудь свое тело, чтобы не истощить его муками голода». Гаттон согласился на это предложение, и той же дорогой, которой они вышли из замка, повел назад Адельберта, держа его по-прежнему за правую руку. Они наскоро поели и в тот же день оба поспешили к королю. Когда объявили королю о прибытии Адельберта, в лагере поднялась большая тревога и шум. Король, обрадованный такой вестью, приказал всем князьям собраться и открыть су-

дебное заседание. В собрании он обратился к судьям: «Мы знаем собственным опытом, а не по одному слуху, сколько пролито Адельбертом крови в течение последних семи лет, сколько наделал он нам тревог и вреда своими разбоями и опустошениями. Теперь я жду вашего приговора, какую награду нужно присудить ему за такие блестящие подвиги». По единодушному решению Адельберт, на основании постановлений древних королей (secundum priscorum instituta regum), был обвинен в оскорблении величества (majestatis reus) и приговорен быть обезглавленным. Но когда его связанного повлекли на казнь, он увидел Гат- тона и обратился к нему: «Ты будешь клятвопреступником, если допустишь лишить меня жизни». Гаттон отвечал: «Я обещал тебя невредимым вывести из замка и также возвратить, но я и сдержал свое слово: вскоре после того, как мы вышли в первый раз, я тебя вывел и здравым и невредимым привел назад». Тогда Адельберт начал сожалеть со вздохами о том, что так поздно разгадал хитрость Гаттона, и последовал за палачом тем неохотнее, чем более хотелось ему жить, если бы только то было возможно[157].

7. По прошествии немногих лет (899 г.)[158] [159], когда венгры не встречали более себе сопротивления ни в восточных, ни в юго-восточных странах - булгары и греки были уже их данниками, - они решились, чтобы не оставить никого в покое, потревожить югозападные народы. Собрав огромное и бесчисленное войско, они потянулись в Италию. Разбив свои холщовые палатки или, скорее, тряпки, на берегах Бренты, венгры пустили вперед на три дня пути соглядатаев, чтобы разведать положение местности и плотность населения, и получили следующие известия: «Лежащая перед нами и густонаселенная равнина, как вы видите сами, с одной стороны примыкает к крутым и плодоносным горам, а с другой стороны омывается морем; города в ней многочисленны и хорошо укреплены. Не знаем, мужественна ли или ничтожна нация, но что она бесчисленна, это ясно видно. Потому мы не советуем вам начинать нападения с такими небольшими силами. Но так как есть достаточно поводов, побуждающих к войне, а именно: привычка наша к победам, отвага духа и воинское искусство, в особенности же богатства, к стяжанию которых мы стремимся, и которыми эта страна обладает в таком количестве, какого мы не видали в целом мире и не ожидали видеть, потому наш совет - возвратиться назад, так как дорога, которую можно сделать менее чем в 10 дней, вовсе не далека и не тяжела, а в следующую весну собрать самых храбрых из нашего народа и воротиться назад грозными не одной храбростью, но и многочисленностью».

8. Приняв такой совет, венгры немедленно возвратились домой и провели всю зиму в ковке оружия, изощрении стрел и в обучении своего юношества военному искусству.

9. Солнце еще не успело переступить из знака Рыб в знак Овна (по-нашему - в конце февраля 899 г.), как венгры с огромным и бесчисленным войском вторглись в Италию, прошли мимо твердых укреплений Аквилегии (ныне Аквилейя) и Вероны и, не встретив ни малейшего сопротивления, достигли г. Тицина, который теперь носит благозвучное название Папии (ныне Павия). Король Беренгарий не мог довольно надивиться такому отважному и необычайному нападению, тем более, что перед тем он даже и не слыхал имени такого народа. К итальянцам (Itali)1, тускам, вольскам, каме- ринам, сполетинцам были отправлены к одним письменные приглашения (libri), к другим непосредственные послы с приказанием всем собраться в одном месте; и составилось войско, превосходившее венгров своей численностью в три раза.

10. Король Беренгарий, видя себя во главе такого огромного войска, возмечтал духом и, ожидая победы над неприятелем не столько от Бога, сколько от своей силы, остановился в небольшом местечке со своими приближенными и предался там чувственным наслаждениям. Чем же это кончилось? Венгры, видя перед собой такую многочисленную армию, пришли в замешательство и не знали, на что решиться. Сразиться они боялись, а уйти не было никакой возможности. Колеблясь в нерешимости, все же они предпочли обратиться в бегство и, преследуемые христианами, перешли р. Аддую (ныне Адда) с такой поспешностью, что многие из них утонули.

11. Затем венгры напали на хорошую мысль и через переговорщиков просили христиан принять от них обратно всю сделанную ими добычу вместе с вознаграждением за убытки и дать им свободно отступить. К сожалению, христиане отвергли это предложение, безусловно, и - о, горе! - отвечая презрительно, думали больше о цепях, в которые они желали заковать венгров, нежели об оружии, которым можно было бы их истребить. Язычники, видя, что они не могли никакими условиями убедить христиан к согласию, возвратились к прежнему своему плану искать спасения в бегстве. Они снова отступили и достигли таким образом широких полей Вероны.

12. Передовые отряды христиан касались нередко арьергарда (novissimos) неприятеля, даже дошло дело до схватки, в которой язычники победили. Но едва приблизилась главная армия, как венгры, снова обратившись в бегство, продолжали свое отступление.

13. Таким образом, христиане и язычники подошли одновременно к р. Бренте, потому что усталость коней не позволяла венграм продолжать бегство. Оба войска встретились, и только русло упомянутой реки отделяло их друг от друга. Венгры, доведенные до отчаяния, предлагали выдать все свое имущество, всех пленных, все оружие, даже своих лошадей, удерживая только по одной лошади на человека для обратного пути; чтобы придать более веса своей просьбе, они изъявили готовность за спасение жизни обещать клятвенно никогда не нападать на Италию, и для уверения в том отдавали своих сыновей заложниками. Но, увы! Христиане, ослепленные своей гордостью, считали своего врага совершенно побежденным и угрожали ему, отправив немедленно следующую апологию, απολογειαν, то есть ответ: «Если бы мы решились принять в дар то, что и без того принадлежит нам, и вступить в переговор с издохшими собаками, то и сумасшедший Орест поклялся бы, что мы сумасшедшие»[160].

14. Доведенные до отчаяния таким ответом храбрейшие из венгров собрались вместе и начали воодушевлять друг друга такими речами: «Так как человеку не может ничего хуже случиться, как потерять настоящую жизнь, просить же более нельзя, на бегство нет никакой надежды, подчиниться - это все равно, что и умереть, то чего же нам после того бояться броситься навстречу стрел и за смерть заплатить смертью? Не будет ли лучше, если припишут наше поражение судьбе, а не трусости нашей? Пасть, мужественно сражаясь, значит не умереть, но жить. Эту славу, это наше χλιρονομειαν, клирономиан, то есть наследство, завещанное нам предками, передадим и своим потомкам. Мы должны положиться на себя, как на людей испытанных в брани, которые не раз истребляли огромные войска с ничтожными силами. Толпища простого народа, непривычного к битвам, идут навстречу одной погибели. Весьма часто Марс губит обратившихся в бегство и покровительствует решившимся мужественно бороться. Те, которые не вняли нашим мольбам, не знают и не имеют в уме того, что победить хорошо, но вознестись в победе (supervincere) не честно».

15. Воодушевленные такой речью, венгры в трех местах располагают засаду и, переправившись через реку, бросаются в середину неприятеля (24 сентября 899 г.). Большая часть христиан, утомившись продолжительным ожиданием возвращения переговорщиков, рассеялась по лагерю, чтобы подкрепиться пищей. В это-то время венгры напали с такой быстротой, что многим они прокололи кусок хлеба в горле; другие, обратясь в бегство, не могли уйти от быстроты лошадей, так что венгры тем легче истребляли неприятеля, чем более находили его стесненным. Наконец, к большему несчастью для христиан, между ними обнаружился немалый раздор. Многие не только не шли против венгров, но еще радовались, видя погибель своих, и эти недостойные люди действовали так низко, потому что ожидали после смерти своих соперников тем безграничнее властвовать. Но оставляя своих ближних без помощи в минуту их крайности и радуясь их погибели, они устраивали собственную гибель. Христиане таким образом обратились в бегство, и язычники предались неистовству; люди, которые только что напрасно молили о своей пощаде, не могли пощадить других, несмотря на их просьбы. Когда наконец христиане частью были избиты, частью же обращены в бегство, венгры пронесли опустошение по всему королевству. Им осмеливались сопротивляться только за стенами самых сильных крепостей. Силы венгров были так велики, что пока одна их часть опустошала Баварию, Свевию (Швабию), Францию (Франконию) и Саксонию, другая грабила Италию.

16. Таким успехом венгры были обязаны не одной своей силе: тем исполнялось истинное слово Божие, более неизменное, чем небо и земля, когда оно устами пророка Иеремии угрожало всем народам в лице дома Израилева: «И вот я приведу на вас народ издалека, народ сильный, народ древний, народ, языка которого ты не знаешь и не поймешь его речи. Колчаны его - разверстая могила; все - силачи; и пожрут они жатвы твои и поглотят ваш хлеб; пожрут сынов ваших и ваших дщерей; пожрут овец, и тельцов ваших; и ваши виноградники, и ваши смоквы, и маслины, и ваши твердыни, на которые полагаетесь вы, срежут мечом. Но в те дни,- говорит Господь Бог,- я не совсем погублю вас»[161].

17. В это самое время умер король Людовик, а Конрад (Chunradus), из рода франков (то есть восточных), муж сильный и искусный в деле войны, был поставлен королем над всеми племенами 20 августа - 8 ноября (911 г.).

18. При нем могущественнейшими князьями были: Арнольд в Баварии, Бургард в Швабии, Эверард, сильнейший граф во Франции (Франконии), Гизельберт - герцог в Лотарингии; но над всеми ними возвышался Генрих, всесильный герцог саксов и ту- рингов.

19. Во второй год правления Конрада (913 г.) вышеупомянутые князья, и в особенности Генрих, восстали против него. Но Конрад одержал над ними верх как своим благоразумием, так и силой, и привел к повиновению. На Арнольда же он навел такой страх, что он вместе с женой и детьми убежал к венграм и жил там, пока была искра жизни в теле Конрада.

20. В седьмой же год правления (918 г.) король увидел, что для него настало время быть отозванным к Богу. Он созвал к себе вышеупомянутых князей - один Генрих не явился - и сказал: «Как вы видите, для меня наступило время перейти от тления к нетлению, от смерти к бессмертию; потому убедительно прошу вас сохранять мир и согласие. После смерти моей да не разжигает вас никакое властолюбие, ни желание первенства. Изберите королем и поставьте господином Генриха, благоразумного герцога саксов и турингов; он знаменит и мудростью, и справедливой строгостью». Говоря так, он приказал подать свою собственную корону, которая была не только богата золотом, как короны всякого другого князя, но и украшена, даже обременена драгоценными камнями, скипетр и прочие королевские одежды, и при этом, собрав последние силы, сказал: «Вручая эти королевские регалии Генриху, назначаю его преемником и наследником королевского достоинства, и не только советую, но заклинаю вас повиноваться ему». С этим приказанием он умер (23 декабря), и после смерти его последовало исполнение его воли. Когда он скончался, вышеупомянутые князья представили герцогу Генриху корону и все королевские регалии и рассказали ему все в порядке, как распорядился король Конрад. Сначала скромно отклонял от себя Генрих королевское достоинство, но после без честолюбия принял его. Если бы бледная смерть, «которая стучит своей ногой одинаково и в хижину бедных и в замки коро- лей»1, не похитила Конрада так преждевременно, то его имя властвовало бы над многими народами в мире.

21. В это самое время возвратился из Венгрии Арнольд со своей женой и детьми и был принят с почетом баварами и восточными франками. И они не только приняли его, но и настаивали на том, чтобы он принял титул короля (ut rex fiat). Король Генрих, видя, что все повинуются его власти, и только Арнольд намерен сопротивляться, собрал многочисленное войско и пошел в Баварию (921 г.). Когда же узнал о том Арнольд, он не только не хотел ждать его прихода в Баварию, но, собрав,

1 Иерем. V, 15-18.

сколько мог, войска, поспешил ему навстречу. Очевидно, он и сам хотел сделаться королем. Но когда неприятели сошлись для битвы, король Генрих, как муж мудрый и богобоязливый, понимая, что обе стороны потерпят невознаградимые потери, предложил Арнольду личное свидание. Арнольд думал, что дело идет о поединке, и потому явился в назначенный час на условленное место.

22. Король Генрих, видя его поспешно идущим к себе навстречу, обратился к нему со следующими словами:

Ты ль в своем безрассудстве задумал противиться

Богу?

Избран был я королем всей страны по желанью

народа,

Волей Христа, десница которого правит мирами: Тартар пред ним трепетал, Флегетон его убоялся; Гордую власть королей, пред которой повсюду

дрожали,

Ниц он поверг, а смиренных сердцем напротив

возвысил,

С тем, чтобы слава Господня хранилась во веки

и веки,

Ты ль, вероломный, жестокий, преступный,

свирепый, безбожный,

Страстью слепой зараженный, уколотый зависти

жалом,

Ты ли жаждешь погибели множества душ

христианских?

Если народ предпочел бы тебя, в короли избирая, Верь, что и я никогда никого не желал бы другого.

После того, как король Генрих смягчил душу Арнольда речью, которая имела чет- вероякое достоинство, а именно - она была богата содержанием, коротка, сжата и красноречива, Арнольд возвратился к своим.

23. Арнольд, известив своих обо всем, получил от них следующий αποχριζην, апокрисин, то есть ответ: «Кто сомневается в справедливости слов того мудреца[162] или, лучше сказать, в справедливости изречения истинной мудрости, которая гласит так: «Много цари царствуют, князи господствуют и мудрые изрекают правду»; или в справедливости сказанного апосто-

1 Притчи Солом. VIII, 15, 16.

лом1: «Всякая власть от Бога, и кто противится власти, Богу противится». При избрании Генриха в короли было бы невозможно единогласие народа, если бы он не был избран еще до сотворения мира верховной Троицей, которая и есть единый Бог. Будет он хорош, тогда его должно любить, а Бога за него прославлять; будет он худ, должно его терпеть, потому что в большей части случаев подданные, если они властью угнетаются, то это бывает за их грехи. Нам же кажется справедливым, чтобы ты не отставал от других, но избрал ты также его королем, и чтобы он со своей стороны отличил тебя, как человека, покровительствуемого счастьем и обладающего огромными богатствами, и смягчил бы твое неудовольствие, дав тебе такое право, каким не пользовались твои предшественники, а именно - подчинив твоей власти епископов всей Баварии и предоставив тебе назначать преемников, если кто-нибудь из них умрет». Арнольд последовал этому прекрасному и доброму совету своих приверженцев и сделался вассалом короля Генриха (Heinrici regis miles), за что и был почтен властью над епископами всей Баварии.

24. В это время (919 г.) венгры, узнав о смерти короля Конрада и о вступлении на престол Генриха, рассуждали между собой так: «Быть может, новый король желает заключить и новые договоры. Поднимемся, собрав многочисленное войско, и разведаем, согласен ли Генрих платить нам должную подать. Если он, как можно полагать, походит на прочих королей, то мы опустошим его государство огнем и мечом. Сначала мы нападем не на Баварию, а на Саксонию, где живет сам король; если, сверх нашего ожидания, он успеет собрать войско, то ни из Лотарингии, ни из Франции (Франконии), ни из Свевии (Швабии), ни из Баварии он не получит своевременно помощи. Притом страна саксов и турингов может быть легче предана разграблению, так как она не защищена ни горами, ни укрепленными замками».

храбрости львиной, славное имя. кровью облитым; мир подчинялся; всех победивший; нас уничтожил, Богу угодно грешные души. богопротивный, хвалятся громко верных чад церкви. думают даже бременем дани. мужи герои, сильной рукой! в сердце пылайте! к Стиксу с дарами, платит Харону.

25. Король Генрих был тяжко болен (933 г.), когда его известили о скором появлении венгров. Не выслушав до конца слов вестника, он разослал послов по всей Саксонии, повелевая каждому, до кого могло достигнуть приказание, под страхом смерти явиться к нему в течение четырех суток. Так собрал он в четыре дня огромное войско: саксы имели похвальный и достойный подражания обычай, по которому никто по истечении тринадцати лет не смел уклоняться от военной службы. Хотя король был весьма слаб телом, но по твердости душевной он сел, как мог, на коня, собрал около себя войско и начал в нем возбуждать охоту к битве следующими словами[163]

26. Знатных саксов народ,

В битвах издревле стяжал Дрался он с Карлом мечом, Власти же Карла тогда В бегство был обращен Если же он, воротясь, Божья то милость была: Было спасти от греха Ныне ж проклятый народ, Турки, Христовы враги, Весь народ полонить,

Горе нам, горе! теперь Выю нашу склонить Духом воспряньте, мои Режьте, рубите, молю, Жаждою брани святой Пусть отправляется враг И раскаленный обол

27. Король, видя, что его убеждения воодушевили войско к борьбе, восстановил тишину и, полный дара божественного пламени, продолжал так: «Деяние королей древности и писания св. отцов поучают нас, как мы должны поступать. Богу не трудно ничтожной силой поразить великие силы,

1 Речь Генриха в стихах была опять заимствована Лиутпрандом из какой-нибудь современной поэмы, служившей ему источником; она написана особым размером; каждая строчка разбита на две части; первая представляет первую половину пентаметра, а вторая - конец экзаметра, а именно: «Знатных саксов народ - храбрости львиной,- В битвах издревле стяжал - славное имя».: если вера первых будет заслуживать того; я говорю вера, но не вера слова, а дела, не вера уст, а сердца. Дадим же обет и, по словам псалмопевца, исполним его; я буду первым, как я первый по своему достоинству и сану. Да будет изгнана всячески из нашего государства симония1 (simoniaca heresis), ненавистная Богу, осужденная блаженным князем апостолов Петром и безрассудно поддерживаемая до сих пор нашими предшественниками. Пусть благодать соединит тех, кого разделила хитрость дьявола».

28. Король хотел еще говорить далее в этом же роде, как вестник, быстро подъехав к нему, объявил, что венгры у Мерзебурга (Meresburg), крепости, расположенной на границе саксов, турингов и славян (Sclavorum). Он присоединил к этому, что они взяли в плен множество детей и женщин и избили огромное число мужчин; а для внушения большего ужаса саксам они решили не оставлять в живых никого старше 10 лет. Но король, твердый духом, не был ничем устрашен и продолжал убеждать своих воинов с большей храбростью сражаться за отечество и пасть со славой.

29. Между тем венгры расспрашивали своих пленных, могут ли они ждать нападения и, получив в ответ, что иначе и не может быть, отправили соглядатаев разузнать, насколько это справедливо. Пустившись в путь, они увидели короля Генриха с бесчисленным войском вблизи упомянутого города Мерзебурга. Но они едва имели время воротиться к своим, чтобы известить их о приближении неприятеля; и никто другой, как сам король, предстал перед ними вестником битвы.

30. Вслед за тем началось сражение. Из среды войска христиан раздался святой и чудодейственный глас: Κυριε ελειζον, Ки- риэ элисон, то есть, Господи, помилуй; из их же лагеря беспрестанно слышалось отвратительное и дьявольское: у-у!

31. №ред началом битвы король Генрих дал своим следующий мудрый и спасительный совет: «Когда вы пуститесь на игру Марса, то не опережайте друг друга, хотя бы у иного лошадь была быстрее; закрывайтесь взаимно щитами и на них примите пер-

У замковой стены

вые стрелы неприятеля. Затем во весь карьер (cursu rapido) со страшной силой полетите на неприятеля, чтобы он почувствовал на себе раны, нанесенные вашими мечами, прежде, нежели имел бы время сделать второй выстрел». Помня этот спасительный совет, саксы помчались, сохраняя прямую линию строя, и никто, имея более быструю лошадь, не заезжал вперед; по словам короля, прикрыв друг друга щитами, они без всякого вреда для себя приняли на них первый залп стрел и затем, как

приказал им благоразумный вождь, быстро бросились на неприятеля, так что враг прежде расстался с жизнью, нежели успел сделать второй залп. По благодати Божией, венгры после того думали более о бегстве, нежели о битве: бег быстроногого рысака казался им еще весьма тихим; бляхи сбруй и насечка оружий были для венгров не обороной, а бременем. Побросав луки, разметав стрелы, сбросив с лошадей сбрую, чтобы облегчить их, они думали об одном бегстве. Но всемогущий Бог, отняв у них боевую отвагу, лишил возможности найти спасение в бегстве. Избив и рассеяв венгров, победители выпустили на волю бесчисленное множество пленных, и стоны их обратились в радостную песнь. Король приказал изобразить на ζφγραφειαν, зографиан, то есть картине, эту преславную и достохвальную победу в верхних покоях дворца в Мерзебурге, чтобы считали это дело более истинным, нежели прав- доподобным1.

32. Пока все это происходило, итальянцы, почти все, отправив прямо посольство, пригласили к себе некоего Людовика (Слепого), короля Бургундского[164] [165], по происхождению бургунда, прося прийти к ним, отнять у Беренгария (I) королевство и взять себе (901 г.).

33. Виновником такого преступного замысла был Адельберт, маркграф города Эпо- регия (ныне Иврея в Пьемонте), за которого тот же Беренгарий выдал свою дочь, по имени Гизлу (Гизель); от нее он имел и сына, которому дал имя его деда (то есть Беренгария). Это-то и есть тот Беренгарий (II)[166], под тяжкой тиранией которого и теперь (959 г.) воздыхает Италия, и всякий народ, управляемый им, получает погибель, а не пользу. Но возвратимся к делу, а теперь достаточно и этого сказать.

34. Этот Адельберт - да сохранит от того Бог всех добрых людей - был самых нечестивых нравов. Но сначала, будучи еще юношей, несмотря на пылкость возраста, он отличался удивительным человеколюбием и необыкновенной кротостью до того, что если, возвращаясь с охоты, встречал нищего и не имел ничего с собой, чтобы ему подать, то, не задумавшись, уступал ему свой рог, висевший у шеи на золотой цепочке, и после выкупал у него за то, чего он стоил. Но впоследствии он составил себе такую дурную память, что о нем сложилась справедливая песня, которую знали и взрослые и дети. Скажем ее по-гречески, потому что на этом языке она будет благозвучнее: Αδελβερτος χομις χουρτης μαχροζπαΦης γουνδοπιζτις, Адельбертос комис куртис, макроспатис, гундопистис; это значит: «Меч у него длинен, а честь коротка».

35. По его-то приглашению и по приглашению некоторых других итальянцев вышеупомянутый Людовик явился в Италию. Лишь только узнал о том Беренгарий (I), как вышел против него с войском. Людовик же, услышав, что враг идет к нему навстречу с огромными силами, у него же войско было ничтожно, дал клятву под влиянием страха никогда не являться в Италию, если Беренгарий дозволит ему отступить. Людовик был так легко изгнан потому, что Беренгарий многочисленными дарами успел сохранить верность к себе Адельберта, могущественного маркграфа тусков[167].

36. Но по прошествии короткого времени Адельберт начал смотреть на власть Бе- ренгария, как на бремя. Этому немало содействовала жена его Берта, мать Гуго, бывшего впоследствии при мне (с 926 г.) королем Италии. Вследствие того, по совету Адельберта, прочие итальянские князья снова обратились с приглашением к тому же Людовику. Властолюбие заставило его забыть клятву, и он поспешил явиться в Италию (октябрь 909 г.).

37. Беренгарий, видя, что Людовик имеет на своей стороне не только итальянцев, но и тусков (тосканцев), отправился в Верону. Людовик же, преследуя его неутомимо вместе с итальянцами, выгнал его из Вероны и силой покорил все королевство.

38. По окончании этого дела, так как Людовик объехал кругом всю Италию (то есть долину р. По), ему захотелось побывать и в Тусции. Выйдя из Папии (ныне Павия), он отправился в Лукку, где и был принят Адельбертом с большим почетом и торжеством.

39. Когда Людовик увидел Адельберта окруженным отличными войсками и живущим весьма богато и роскошно, он, побуждаемый завистью, втихомолку заметил своим: «Его можно принять скорее за короля, нежели за маркграфа; он ниже меня только титулом». Это замечание не могло укрыться от Адельберта. Берта, женщина хитрая, услышав то, склонила не только своего мужа нарушить ему верность, но вовлекла в измену и других князей Италии. Вследствие того, когда Людовик, возвращаясь из Тусции, отправился в Верону и остался там, ни о чем не думая и не подозревая никакого злоумышления, Беренгарий, подкупив городскую стражу и собрав около себя храбрейших мужей, под покровом ночи проник в город (июль 905 г.).

40. Река Атезис (ныне Эчь), подобно реке Тибру в Риме, протекает по самой середине города Вероны. На реке построен громадный мраморный мост удивительной работы и удивительной величины. На левом берегу реки северная часть города защищена крутым и затруднительным для подъема возвышением, так что если бы та часть города, которая расположена на правом берегу упомянутой реки, была взята неприятелем, то левая сторона могла бы еще хорошо защищаться. На самой вершине того возвышения была выстроена церковь дорогой работы в честь князя апостолов блаженного Петра: там-то и поместился Людовик как потому, что ему нравилась церковь, так и потому, что все это место было укреплено.

41. Но Беренгарий (I), как мы сказали, пробравшись в город ночью и перейдя вместе со своими воинами мост на рассвете, совершенно неожиданно для Людовика напал на него. Поднятый криком и шумом воинов, он спросил, что случилось, и убежал в церковь. Только один из воинов Бе- ренгария знал о месте его убежища, но и тот, побуждаемый жалостью, не хотел его выдавать и утаил. Опасаясь же, что узнанный другими Людовик будет выдан и умерщвлен, он подошел к Беренгарию и сказал ему: «Так как Бог тебя до того возлюбил, что в твои руки предал твоего врага, то и ты припомни себе его наставления или, лучше сказать, повеления, ибо Он сказал: “Будьте милостивы, как и Отец ваш милосерд; не судите, да не судимы будете; не презирайте, да не будете сами презрены”». Но Беренгарий, как человек хитрый, понял, что он знает, где скрылся Людовик, и потому решился обмануть его своим софистическим ответом: «Неужели ты, безумный, думаешь, что я захочу умертвить человека, и притом короля, которого предал мне Бог? Разве св. Давид не мог убить царя Саула, преданного Богом в его руки? Нет, он не захотел того». Побужденный такими речами, воин указал место, в котором укрывался Людовик. Когда Людовик был схвачен и предоставлен Беренгарию, этот обратился к нему со следующими упреками: «Долго ли ты, Людовик, будешь употреблять во зло наше терпение?[168] [169] Можешь ли ты не сознаться, что в последний раз я тебе оказал благодеяние и расположение, что не я побудил тебя к новому восстанию и что я выпустил тебя только по состраданию, которого ты не стоил? Понимаешь ли ты, говорю тебе, что ты теперь запутался в сетях собственного вероломства? Ты клялся мне, что никогда не вступишь в Италию. Я дарю тебе жизнь, как было мной обещано тому, кто тебя выдал, а выколоть тебе глаза не только приказываю, но и строго повелеваю». По окончании этой речи Людовик был лишен зрения, а Беренгарий овладел королевством (905 г.).

42. Между тем, так как ярость венгров не могла более изливаться на саксов, франков, швабов и баваров, они бросились на Италию, где никто не оказал им сопротивления. А так как Беренгарий (I) мало доверял своим вассалам (milites), то он даже вступил в тесную дружбу с ними.

43. Но и сарацины, поселившиеся, как я сказал выше, во Фраксинете, одержав верх над провансальцами, начали производить немалые опустошения в соседних с ними частях Верхней Италии и, разграбив многие города, дошли до Аквэ (Aquae)1, отстоящего от Папии (ныне Павии) почти на 40 миль. Этот город получил свое название от теплых вод (по-латински aquae), при которых устроено превосходное здание в форме четырехугольника для ванн. При этом нападении такой страх овладел всеми, что только самые укрепленные места решились оказывать сопротивление сарацинам.

44. В это же самое время другие сарацины, прибыв из Африки на кораблях, овладели Калабрией, Апулией, Беневентом и почти всеми городами римлян, так что в этих городах одна половина принадлежала римлянам, а другая - африканцам. Последние построили на горе Гарелиане укрепление, где они держали в безопасности своих жен, детей, пленных и все свое имущество. И никто не мог ни с севера, ни с запада проникнуть в Рим для поклонения блаженным апостолам без того, чтобы не попасться в их руки и потом не выкупиться только за большую сумму. Хотя несчастная Италия претерпела большие бедствия от нападения венгров и сарацин из Фраксинета, но никакое зло и никакая чума не причинили бы ей столько вреда, как африканцы.

45. Рассказывают, что они по следующему случаю оставили Африку и перешли в Италию. После смерти августейших императоров, Льва (VI) и Александра[170], в Константинополе управлял империей Роман[171] (мы расскажем о том подробнее в другом месте) вместе с сыном императора Льва, Константином (913 г.), который живет еще и до сих пор (959 г.). Как то обыкновенно случалось, в первый же год правления Романа некоторые из его народов и в особенности ανατολιχαι, анатоликэ, то есть восточные, попытались возмутиться против него. Случилось же, что в то время, когда император отправил войска для их усмирения, восстали также Апулия и Калабрия, две провинции, которые в ту эпоху еще подчинялись Византии. Когда император, отослав главные силы на восток, не мог поставить значительного войска в Апулию и Калабрию, то он сначала просил их признать над собой прежнюю его власть добровольно. Но они отказались и объявили, что никогда не согласятся на то, а потому Роман обратился к африканскому владетелю (regem) с просьбой помочь ему усмирить Апулию и Калабрию. Вызванный такой просьбой владетель африканский перевез на бесчисленных кораблях войска свои в Апулию и Калабрию и силой подчинил обе провинции власти императора. Но впоследствии, удалившись оттуда, африканцы обратили свое оружие против Рима и, укрепившись для безопасности на горе Гарелиане, овладели силой многими весьма хорошо укрепленными городами.

46. Но Господь наш Иисус Христос, совечный и сосущный Отцу и Св. Духу, милосердием которого исполнена вся Земля, не желает, чтобы погиб кто-нибудь из людей, но чтобы все спаслись и познали истину, да не погибнут; один Бог предвидел эту опасность еще до сотворения мира, когда после всякой твари сотворил человека господином всего остального, что будет ему служить и повиноваться; в конце времен искупил его пролитием своей крови тот же истинный человек и истинный Бог, но не два существа, а одно, и принудил людей любить себя и своего Отца, одних благодеяниями, других страхом, и притом не ради себя - потому что ни наше добро не служит ему прибылью, как сказал пророк: «Ибо не нуждаешься в нашем дворе»; ни наше зло не причиняет ему убытка - но чтобы нам оказать помощь. Ему-то и было угодно казнить нас на то время ужасами, потому что мы отвергали его благодеяния. Но чтобы сарацины не свирепствовали долее и не говорили: «Где же их Бог?» - угодно было Богу направить сердца христиан так, что они стали сражаться с большей охотой, нежели прежде обращались в бегство.

47. В то время верховным первосвящен- ничеством на досточтимом римском престоле был облечен Иоанн Равеннский1. Он достиг такой высоты самым гнусным злодеянием против всех прав, божеских и человеческих.

48. В то время Римом управляла полновластно - стыдно то и сказать - Теодора, распутная женщина (scortum inpudens), бабка того Альберика, который недавно (954 г.) умер (см. родословную табл. № 2). Она имела двух дочерей, Мароцию и Теодору, не только во всем ей подобных, но и опередивших ее в любовных интригах (veneris exercitio). Мароция родила преступным образом (nefario adulterio) от Папы Сергия, о котором я упомянул выше[172] [173], Иоанна (XI), который после смерти Иоанна (X) Равеннского получил должность (dignitatem) в Римской церкви, а от маркграфа Альбери- ка родился Альберик, который позже, в наше время, захватил незаконно в свои руки верховную власть в Риме. В то время (906 г.) первосвященником Равенны был Петр, а равеннский архипастырь (archiprae- sul) считался вторым после римского архиерея (archiereon). Петр по долгу подчинения весьма часто посылал к апостольскому владыке (то есть Римскому Папе) будущего Папу Иоанна (X), который был в то время священником его церкви. Теодора, как я уже сказал, распутная женщина, разожженная любовью, пленилась лицом Иоанна, и Иоанн хотя сначала не отвечал ей, но потом совершенно увлекся. Пока происходили эти бесстыдства, умер епископ в Боно- нии (н. Болонья), и Иоанн был выбран на его место. Немного позже, за день до его посвящения, умер вышеупомянутый архипастырь (archipraesul) Равенны, и по проискам Теодоры Иоанн, разжигаемый честолюбием, оставляет прежнюю Бононскую церковь и, в противность постановлениям св. отцов, овладевает тем местом. Отпра- вясь в Рим, он был вскоре поставлен епископом Равеннской церкви[174]. Вскоре после того (914 г.) Божьим соизволением умер и Папа (Анастасий III), который его незаконно поставлял. Тогда распутная и чувственная Теодора, чтобы не быть отдаленной от своего любовника на 200 миль, на которые Равенна отстоит от Рима, почему она могла обладать им весьма редко, вынудила равеннского архипастыря оставить свою кафедру и - о, ужас! - овладеть верховным римским престолом (911 г.). После утверждения такого наместника святых апостолов пуны (Poeni, или Puni, то есть африканцы или сарацины), как я выше сказал, ограбили жалким образом Беневент и римские города.

49. В это время (912 г.) один молодой человек из среды пунов, оскорбленный нанесенными ему обидами, бежал от своих и явился к Папе Иоанну (X); по божественному вдохновению он ему сказал следующее: «Великий жрец, если бы ты имел ум, то не допустил бы пунов так жестоко грабить твой народ и подчиненную тебе землю. Избери юношей, отличающихся особенной быстротой, и прикажи им повиноваться мне, как своему полководцу (imperatorem), наставнику и властелину. Никто из них не может иметь более одного копья и одного меча; я разрешаю им взять самую простую одежду и небольшое количество пищи».

50. Получив наконец 60 таких юношей в свое распоряжение, он поспешил против пунов и засел в одном узком проходе, через который лежал их путь. Так как пуны очень часто возвращались по этому месту из своих набегов, то они бросились на них с криком и совершенно неожиданно из своей засады и без труда перебили их: за криками удары следовали непосредственно. Пуны не успели опомниться, как уже были поражены их копьями. Слух об этой победе и этот опыт воодушевили многих римлян, и они в различных местах поразили пунов; вследствие умного совета того африканца, они должны были оставить города и удержали за собой одно укрепление на горе Гарелиане.

51. При утверждении Иоанна, как мы сказали, Папой (911 г.) пользовался большой известностью князь беневентинцев и капу- анцев по имени Ландульф, муж храбрый и искусный в военном деле. Так как пуны немало потрясли государственный порядок, Папа Иоанн обратился к Ландульфу, этому знаменитому князю, с просьбой дать ему совет относительно африканцев. Выслушав это, князь отвечал Папе через послов: «Это дело, духовный отец, требует больших размышлений. Пошлите к императору аргосцев (ad Argorum imperatorem - так на Западе называли в то время византийского императора), заморские владения которого опустошаются беспрерывно, подобно нашим. Пригласите на помощь жителей Камерина и Спо- лето, и начнем с Божьей помощью жестокую войну с ними. Если победим, припишем победу Богу, а не своим силам: если же победят пуны, наше поражение будет отнесено не к нашей слабости, а к нашим грехам».

52. Услышав это, Папа немедленно отправил послов в Константинополь, убедительнейше прося оказать ему помощь. Император (Роман), как муж богобоязненный и святейший, тотчас же отправил на кораблях войско (916 г.). Когда они высадились у реки Гарелиана, Папа Иоанн (X), равно как и могущественнейший князь беневентинцев, жители Камерина и Сполето, все находились уже там на месте. Между ними произошла ожесточенная битва. Но когда пуны увидели, что христиане одолевают, бросились на вершину горы Гарелиана и ограничились защитой узких проходов.

53. Греки в тот же день расположились лагерем именно с той стороны, с которой был труднее приступ и по которой пуны могли легче убежать; расположившись таким образом, они наблюдали за пунами, преграждая им путь к побегу, и в ежедневной борьбе истребляли их в большом числе.

54. В этих ежедневных схватках пунов с греками и латинами при помощи Божией ни один пун не ушел от того, чтобы или не погибнуть от меча, или не попасться живым в плен. Во время этой борьбы святейшие апостолы Петр и Павел были видимы благочестивыми верными, и я верю в то, что только их молитвами христиане обратили в бегство пунов и одержали победу.

55. В это время умер могущественный маркграф тусков Адельберт, и сын его Видо получил от короля Беренгария (I) утверждение в звании маркграфа на место отца.

Жена же Адельберта, Берта, сохранила не меньшую власть и при своем сыне Видо. Хитростью, подкупом и развратом она привязала некоторых к себе. Вследствие того, когда спустя несколько времени Беренгарий арестовал ее и сына и заключил их под стражу в Мантуе, она не сдала ему своих городов и замков, но удержала их за собой, и он освободил из плена как ее, так и сына.

56. Берта (см. родословную табл. № 2), судя по слухам, имела трех детей от своего мужа: Видо, вышеупомянутый нами, Ламберта, который живет до сих пор (959 г.), лишенный зрения, и Эрменгарду, не уступавшую ей в разврате; она выдала ее за Адельберта, иврейского маркграфа, когда умерла Гизла, дочь короля Беренгария (I) и мать нынешнего короля Беренгария (II). Эрменгарда родила ему сына по имени Ан- скария; о его доблестях и отважном духе я расскажу в следующей книге.

57. В то время (917 г.) этот самый Адель- берт, зять короля, маркграф Иврейский, Одельрик палатный граф (palatii comes, пфальцграф, коронный граф), родом шваб (ex Suevorum canguine), Гизельберт богатейший и храбрый граф, Ламберт, архиепископ Миланский, и некоторые другие князья Италии восстали против Беренгария (I). Причина же того следующая. Когда Ламберт после смерти предшественника должен был стать архиепископом Миланским, король Беренгарий в противность постановлениям св. отцов потребовал от него значительную сумму и приказал по получении ее расписать, сколько должны получить cubicularii, сколько hostiarii и даже altilium custodes. Архиепископ Ламберт, человек самолюбивый, заплатил королю требуемое им с величайшей досадой, как увидим то из последующего.

58. В то время Беренгарий держал в плену Одельрика, палатного графа, о котором мы сказали выше. Поставив Ламберта архиепископом, он поручил ему Одельрика, пока он сам не определит, как поступить с ним. Но архиепископ, не забывая той суммы, которую он внес за свое звание, вступил в сношение с пленником.

59. Несколько дней спустя король Берен- гарий, отправив послов, потребовал к себе

Одельрика. Но не подвержено сомнению, что Ламберт дал на это следующий иронический ответ: «Я нарушу свои святительские обязанности, если выдам кого-нибудь другому на смерть». Послы поняли, что архиепископ перешел на сторону возмутившихся, если без позволения короля выпустил того, кто был ему сдан. Возвратившись оттуда к королю, они вместо ответа привели ему стих Теренция: «Если что хочешь хорошо сохранить, так только поверь ему».

60. В это время у бургундов правил гордый король Рудольф (II)[175]. Его могущество увеличивалось и тем обстоятельством, что он был женат на дочери герцога швабов Бургарда по имени Берте. К нему-то и обратились итальянцы с посольством и просили прийти к ним для изгнания Беренгария.

61. Пока все это происходило (921 г.), венгры, незамеченные итальянцами, подошли к Вероне: два предводителя (reges) их, Дурсак и Бугат, были в тесной дружбе с Бе- ренгарием. Пока таким образом маркграф Адельберт (Иврейский), палатный граф Одельрик, граф Гизельберт и многие другие совещались в горах у города Бриксиа- ны (ныне Бресчия), отстоящего на 50 миль от Вероны, каким образом свергнуть Берен- гария, этот последний уговорил венгров в доказательство их дружбы напасть на его неприятелей. Венгры, жадные до крови и войны, потребовали у Беренгария проводника, зашли тайными обходами в тыл неприятелю и напали с такой быстротой, что никто не имел времени ни надеть доспехи, ни даже схватиться за оружие. Многие были изрублены, многие попались в плен; палатный граф пал в битве, хотя он, впрочем, не храбро защищался; а маркграф Адельберт и Гизельберт были живыми захвачены в плен венграми.

62. Но Адельберт, хотя не большой герой, зато человек хитрый и ловкий, увидев себя окруженным врагами без возможности спастись бегством, немедленно сбросил с себя перевязи, золотые поручья и драгоценные украшения и надел дрянные одежды своего вассала (militis), чтобы не быть узнанным венграми. Попав в плен, он на вопрос о своем звании выдал себя за вассала одного из своих вассалов (militis cujusdam militem) и просил отвести его в близлежащий замок Кальцинарию, где у него будто был жил родственник, который выкупит его. Его отвели туда и продали за ничтожную цену, так как никто его не узнал. Выкупил же Адельберта его собственный вассал по имени Лев.

63. Напротив того, Гизельберт, как узнанный, был избит, закован и полунагой представлен королю Беренгарию. Так как его привели к королю без штанов (sine femoralibus), в короткой верхней одежде (andromade), то, когда он бросился немедленно королю в ноги, сзади открылось все (genitalium ostensione membrorum) до того, что все присутствовавшие едва не умерли от смеха. Но король, человек мягкого сердца, оказал ему милость, которой он, впрочем, не заслуживал, и не отплатил ему злом за зло, как того желало войско (populus); он приказал обмыть его и одеть в лучшие одежды; затем, возвращая ему свободу, король сказал: «Я не требую от тебя никакой клятвы и поручаю тебя твоей собственной чести; если ты дурно поступишь со мной, то Богу отдашь отчет в том».

64. Но возвратившись домой и скоро забыв оказанное ему благодеяние, Гизель- берт согласился по предложению Адельберта, зятя короля, и других мятежников отправиться к Рудольфу (II) и пригласить его. Таким образом, Гизельберт пустился в дорогу (922 г.) и уговорил Рудольфа раньше, чем в 30 дней, явиться в Италию. Он был принят там всеми и оставил Беренгарию из всех его владений один город Верону. Рудольф удерживал в своей власти Италию в течение целых трех лет (922-925 гг.).

65. Когда один и тот же человек в течение 12 часов может и нравиться и не нравиться, когда один и тот же предмет то любят, то отвергают, кто в состоянии тогда угодить всем одинаково? Вот таким же образом по прошествии трех лет король Рудольф для одних был хорош, для других невыносим. Вследствие того половина народа в королевстве была расположена к Рудольфу, другая же часть благоприятствовала Беренгарию. Обе стороны начали готовиться к отчаянной гражданской войне; и так как Видо, епископ города Плаценции, был на стороне Беренга- рия, то битва произошла при Флоренциоле в 12 милях от Плаценции[176].

66. Король Рудольф выдал свою сестру Вальдраду, которая и до сих пор славится своей красотой, умом и нравами, за Бонифация, могущественного графа, который позже в наше время (946 г.) получил маркграфство у камеринов и сполетинцев. Собрав войско, Бонифаций явился к Рудольфу на помощь вместе с графом Гариардом; но как человек хитрый и смелый, он считал более выгодным укрыться в засаде и ожидать окончания дела, нежели выдерживать первый натиск. Уже войско Рудольфа почти все обратилось в бегство, и приверженцы Беренга- рия, дав знать о победе, начали собирать добычу, как Бонифаций и Гариард, выйдя поспешно из засады, поразили их тем легче, чем неожиданнее было нападение. Гариард дал некоторым пощаду, ударяя их копьем, а не мечом; но Бонифаций, не спуская никому, произвел страшное опустошение. Тогда Бонифаций в свою очередь поднял знамя победы; по этому знаку собрались бежавшие приверженцы Рудольфа и, преследуя берен- гарийцев (berengaricos), принудили их обратиться в бегство. Сам же Беренгарий искал убежища в известном городе Вероне. Во время этой войны такое множество было избито, что и до сих пор чувствуется недостаток в способных носить оружие.

67. После того король Рудольф покорил себе силой всю Италию и, поспешив в Павию, собрал около себя всех и обратился к ним со следующей речью: «Так как мне удалось, с помощью Божией победив врагов, овладеть всем государством, то теперь мне пришло на мысль, препоручив вашей верности итальянское королевство, посетить прежнее отечество Бургундию». На это ему отвечали итальянцы: «Если тебе так угодно, мы согласны».

68. После удаления короля Рудольфа жители Вероны, задумав зло, прибегли к покушению на жизнь Беренгария, и их намерение не укрылось от короля. Зачинщиком и исполнителем этого преступления явился Фламберт, с которым король покумился, восприняв его сына из святой купели. Накануне этого дня король позвал к себе Фламберта и сказал ему:

69. «Если бы ты не был со мной связан тесными и искренними узами дружбы, то можно было бы поверить тому, что о тебе говорят. Рассказывают, что ты покушаешься на мою жизнь; но я не так легко им верю. Я хочу тебе только напомнить, что все приобретенное тобой и в отношении имущества, и в отношении почестей, могло быть приобретено только моими благодеяниями. Потому ты должен хранить ко мне большое расположение, чтобы мое достоинство могло быть покойно на счет твоей привязанности и верности. Я не заботился ни о чьем счастье и ни о чьем имуществе, как о твоей чести. Все мои старания, усилия, заботы и помыслы жителей этого города были направлены к тому. Знай одно: если я буду видеть, что твоя верность останется постоянной, то при этом меня будет радовать не своя собственная безопасность, но твое умение быть благодарным за мои милости».

70. Сказав это, король протянул ему золотой тяжеловесный кубок и прибавил: «Выпей, что в нем, из любви ко мне и за мое здоровье; а то, в чем вино, удержи для себя». Без сомнения, вместе с напитком, вошел в него сатана; так написано и об Иуде, предателе Господа нашего Иисуса Христа: «И после сего куска вошел в него сатана».

71. Забыв и прошедшие и настоящие благодеяния короля, Фламберт провел целую бессонную ночь, склоняя войско (populos) к умерщвлению Беренгария. В эту ночь король, по своему обычаю, оставался в красивой беседке близ церкви, а не во дворце, где можно было хорошо защищаться. Не подозревая никакого злого умысла, он не приказал даже поставить стражу на ночь[177].

Лишь только крыльями взмахнул Петух, указывая стражу,

И медный колокола звук Раздался громко, призывая,

Заботы мира отложив,

Воздать хвалу Тому, который Нам временную жизнь открыл И указал искать на небе Другой отчизны край святой,- Тогда король пошел поспешно Во храм Всевышнего молить.

Туда ж торопится презренный Фламберт со свитою убийц,

На жизнь святого покусившись.

Король, не зная цели их,

Услышав шум, вперед выходит Узнать, что там, и видит вдруг Толпу людей вооруженных.

«Скажи, Фламберт, мой верный муж,

Что за толпа, чего желает Народ с оружием в руках?»

«Не бойся,- отвечал предатель,- Не на тебя идет толпа:

Она сразиться ищет с теми,

Кто покушается давно На жизнь твою, о, мой властитель». Обманутый король спешит Укрыться в их среде, и, ужас! - Его, как пленника, влекут,

И подлый Ромфей в тыл наносит Удар тяжелый королю;

И пал тогда благочестивый,

Вручая Господу свой дух.

72. Наконец, какую святую кровь они пролили, как бесчестно поступили эти бесчестные, о том, если бы и мы умолчали, заговорил бы камень, лежащий пред вратами церкви и указывающий на кровь его всем проходящим. И никто не проходит мимо, не зачерпнув воды и не окропив этого места.

73. Король Беренгарий вырастил у себя, как родного, одного юношу по имени Милона, настоящего героя, достойного памяти и хвалы. Когда бы король последовал его совету, то не испытал бы такой жалкой судьбы, если бы только божественное определение не решило, что иначе не может быть. Милон хотел именно в эту ночь, когда король Беренгарий был обманут, занять ночную стражу. Король же, обманутый обещаниями Фламберта, не только не позволил Милону оставаться на страже, но и строго то запретил. Милон, как муж верный и честный, помня всегда благодеяния своего короля, хотя не мог его защищать, потому что отсутствовал, но постарался за то жестоко отомстить. Три дня спустя после смерти короля, он, схватив Фламберта и сообщников его в этом ужасном злодеянии, приказал их повесить (924 г.). Впрочем, Милон обладал многими другими превосходными качествами, о чем мы скажем в своем месте, если то будет угодно Богу.

<< | >>
Источник: М.М. Стасюлевич. История Средних веков: От Карла Великого до Крестовых походов (768 - 1096 гг).. 2001

Еще по теме Лиутпранд СОСТОЯНИЕ ИТАЛИИ, ГЕРМАНИИ И БУРГУНДИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ X в. ДО ОТТОНА ВЕЛИКОГО . 898-936 гг. (между 958 и 962 гг.):

  1. Лиутпранд СОСТОЯНИЕ ИТАЛИИ, ГЕРМАНИИ И БУРГУНДИИ ПО СВЕРЖЕНИИ КАРОЛИНГОВ И ДО НАЧАЛА X в. (888-898 гг.) (между 958 и 962 гг.)
  2. Лиутпранд О ДЕЯНИЯХ ОТТОНА ВЕЛИКОГО, ИМПЕРАТОРА.
  3. Великие державы и объединение Италии и Германии
  4. Культура Италии в XVI - первой половине XVII вв.
  5. Экономическое развитие Италии в XVI — первой половине XVII в
  6. Лиутпранд ПОСЛЕДНИЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ КОРОЛИ В ИТАЛИИ:
  7. Французский либерализм первой половины ХІХ в.: между Революцией и Реставрацией
  8. ГЕРМАНИЯ B XVI — ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVII в.
  9. § 68. Конституционное развитие Германии в первой половине XIX в.
  10. Росвита ИЗ ПОЭМЫ ОБ ОТТОНЕ ВЕЛИКОМ. 949-952 гг. (в 967 г.)
  11. ВРЕМЯ ОТТОНА ВЕЛИКОГО И ВОССТАНОВЛЕНИЕ СВЯЩЕННОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
  12. Видукинд ВРЕМЯ ГЕНРИХА I ПТИЦЕЛОВА И ПЕРВЫЕ ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ ОТТОНА ВЕЛИКОГО. 919-945 гг. (около 968 г.)
  13. 44. Деятельность высших органов гос. власти БССР во второй половине 50-х-первой половине 60-х гг. ХХв
  14. . Политические и правовые учения в России во второй половине XIX — первой половине XX в.
  15. Международное положение Османской империи во второй половине XVI — первой половине XVII в.