<<
>>

Гиббон ВИЗАНТИЯ ПЕРЕД ЗАВОЕВАНИЕМ ЕЕ КРЕСТОНОСЦАМИ (в 1781 г.)

Сто лет, от 1080 до 1180 г., а именно в правление Алексея I Комнина и двух его преемников, Иоанна (1118—1143 гг.) и Мануила (1143—1180 гг.), были лучшей эпохой византийской истории: императоры удачного отражали внешних врагов, держали в страхе самих крестоносцев и смиряли внутренние крамолы.

Но весь этот успех основывался на личностях правителей, и достаточно было первых пяти лет после смерти Мануи- ла, чтобы язвы византийского общества, прикрываемые внешним блеском, обнаружились вполне и сделали понятными легкость завоевания империи какой-нибудь горсткой латинов.

Личные выгоды и противоположные страсти смущали иногда братскую взаимную привязанность двух сыновей императора Алексея Великого (Иоанна и Исаака). Честолюбие вынудило Исаака Севастокра- тора бежать и возмутиться; непоколебимость и милости Иоанна Красивого привели его к подчинению. Заблуждения Исаака, отца императоров Трапезунда, были неглубоки и непродолжительны; но Иоанн, старший из его сыновей, навсегда отрекся от религии. Будучи оскорблен действительно или воображаемо императором, своим дядей, он оставил лагерь римлян и перебежал к туркам. В вознаграждение за свое богоотступничество, он получил руку султана, титул келеби, или благородного, и обширные владения; потому в XV в. Магомет II хвалился тем, что он происходит из фамилии Комнинов.

Андроник, младший брат Иоанна, сын Исаака и внук Алексея Комнина, представляет собой один из великолепных характеров очерчиваемого нами века, и его похождения могли бы служить предметом весьма оригинального романа. Он заставил полюбить себя трех женщин королевского происхождения, и, действительно, художник, который захотел бы изобразить идеал силы и красоты, мог бы избрать его образцом для себя: он не имел тех приятностей, которые сообщает светскость; но они заменялись в нем мужественностью, высоким ростом, мускулами атлета и воинственным видом. Кусок хлеба и стакан воды составляли часто его ужин, и если ему случалось есть кабана или козу, то они были убиты им самим на охоте и изготовлены его собственными руками. Его увлекательное красноречие умело применяться ко всем обстоятельствам и положениям жизни; он подражал св. Павлу, но только не своим поведением; и, если дело шло о том, чтобы причинить зло, он был смел в составлении планов и отважно приводил их в исполнение. После смерти императора Иоанна он удалился во главе римской армии; проходя по Малой Азии, он блуждал случайно или с намерением в горах, хотя и был в то время еще очень молод; турецкие охотники окружили его, и он оставался некоторое время, добровольно или против воли, во власти их князя. Его доблести и его пороки снискали ему благорасположение его двоюродного брата: он разделял опасности и удовольствия императора Мануила (преемника Иоанна); и между тем как этот последний находился в предосудительных связях с Феодорой, он успел обольстить Евдоксию, сестру этой княжны. Евдоксия, пренебрегая приличиями своего пола и своего звания, с гордостью называла себя наложницей Андроника, и как дворец, так и лагерь были свидетелями ее поведения. Она последовала за ним в Киликию, которая была первым театром его воинской доблести и его неблагоразумия. Он сильно торопился с осадой Мопсуесты: проводил дни в отважных приступах, а ночью предавался музыке и танцам; труппа греческих комедиантов составляла ту часть его свиты, которой он в особенности дорожил.

Будучи однажды окружен неприятельским гарнизоном, сделавшим неожиданно вылазку, он своим непобедимым копьем пробился сквозь густые ряды армянских полков. После возвращения Андроника в императорский лагерь, находившийся в Македонии, Мануил принял его при всех весьма дружественно, но наедине дал ему выговор и, чтобы вознаградить или утешить несчастного полководца, дал ему княжества: Нес, Банизебу и Касторию. Евдоксия сопровождала его повсюду: братья последней, придя в ярость и желая истребить свое кровное бесчестье, напали внезапно на его ставку; Евдоксия советовала ему переодеться в женское платье и спасаться бегством, но отважный Андроник не хотел последовать подобному совету и расчистил себе дорогу посреди своих многочисленных убийц. При этом же случае он обнаружил в первый раз свою неблагодарность и вероломство; вступив в преступные сношения с королем Венгрии и императором Германии, он подошел однажды к ставке императора с мечом в руках и в подозрительное время: выдав сначала себя за латинского воина, он сознался, что хотел отомстить одному смертельному врагу и имел неловкость отозваться с похвалой о быстроте своего коня, с помощью которого, говорил он, можно спастись во всех обстоятельствах жизни. Мануил скрыл свои подозрения; но после окончания похода он приказал схватить Андроника и заключил его в одной из башен константинопольского дворца.

Это заключение продолжалось более 12 лет: не имея сил переносить тишины и лишения удовольствий, он был беспрестанно занят мыслью о бегстве. Однажды он заметил в углу своей темницы обломанные кирпичи; ему удалось расширить проход и открыть сзади темное и забытое убежище. Захватив с собой остаток пищи, Андроник влез туда, заложил проход кирпичами и тщательно уничтожил все следы своего крова. Стражи, делавшие обход в обычный час, были поражены тишиной его темницы, распространили слух, что Андроник спасся, но неизвестно каким образом. В ту же минуту дворцовые и городские ворота были заперты; провинции получили строгое приказание захватить беглеца, а жена его, подозреваемая в содействии к бегству, была заключена в той же самой башне. Ночью она думала, что видит перед собой привидение, но вскоре узнала своего мужа; они делились пищей, и плодом их тайных свиданий, ослаблявших муки их плена, было рождение сына. Бдительность тюремщиков, приставленных к его жене, мало-помалу теряла свою силу, и Андроник успел бежать, но его открыли и привели в Константинополь, обремененного двойной цепью. При всей строгости нового заключения он вторично успел уйти из темницы. Молодой человек, прислуживавший ему, напоил стражу и при помощи воска снял форму с ключей: друзья Андроника прислали ему на дне бочонка поддельные ключи со связкой веревок. Пленник воспользовался всем этим с отвагой и с большим благоразумием; он открыл двери, сошел с башни, укрывался целый день в кустах, а ночью спустился со стен дворцового сада. Его ожидала лодка; он зашел в свой дом, обнял детей, сбил с себя оковы и, сев на бегуна, пустился к берегам Дуная. Когда он прибыл в Анхиалу, город Фракии, один из его неустрашимых приверженцев дал ему лошадей и денег; он переправился через реку, поспешно проехал по степям Молдавии и через Карпатские горы и уже находился близ Галича, города Красной Руси, как внезапно был остановлен шайкой валахов, которые решились препроводить его в Константинополь. Присутствие духа вывело его и из этой новой опасности. Под предлогом естественной нужды он сошел ночью с лошади, и ему позволили отойти в сторону от отряда. Воткнув в землю палку, на которую он будто бы опирался, он повесил на нее свою шляпу и часть своей одежды, бросился в лес, и валахи, обманутые чучелом, дали ему время добраться до Галича. Там его приняли весьма хорошо и препроводили в Киев, местопребывание великого князя: ловкий грек успел скоро снискать расположение и доверие Ярослава: он умел подделываться под нравы всех стран, и туземцы восхваляли его неустрашимость и силу, которую он обнаруживал на охоте за оленями и медведями. Мануил просил русского князя присоединить свои силы к силам империи, чтобы сделать вторжение в Венгрию. Во время этих важных переговоров Андроник оказал услуги императору: он обещал особым договором сохранить ему верность до смерти, и император, со своей стороны, объявил полное забвение прошедшего. Вслед затем он отправился во главе русской конницы от Днепра к берегам Дуная. Несмотря на свои неудовольствия, Ма- нуил всегда любил воинственный и свободный характер Андроника, и со времени на-

Применение «греческого огня» в морском бою византийскими кораблями (греческий огонь - зажигательный состав, который, предположительно включал серу, селитру, нефть, смолу и другие вещества.)

падения на Землин, где последний отличился, император простил его торжественным образом.

После возвращения Андроника в отечество его честолюбие возгорелось снова, сначала по поводу своего собственного несчастья и наконец в виду несчастья своей страны. Дочь Мануила была слишком слабым препятствием для честолюбивых видов князей дома Комнинов, которые считали себя более достойными престола: она должна была выйти за короля Венгрии, и этот брак был противен надеждам и предрассудкам князей и знатных. Но когда потребовали присяги на верность будущему преемнику,

Андроник один поддержал честь римского имени; он не хотел давать незаконной присяги и громко протестовал против усыновления иностранца. Его патриотизм оскорбил императора; но он согласовался с чувствованиями народа, и потому монарх, удаляя его от себя, оказал ему свою немилость почетным образом, ибо вторично поручил ему начальство на границе Киликии, с безотчетным распоряжением доходами острова Кипра. Армяне снова испытали на себе его отвагу. Его небрежность на этот раз не сделалась для него плачевной. Ему удалось обезоружить и опасно ранить одного мятежника, который расстроил все его планы. Вскоре он сделал и другое завоевание, более легкое и более приятное: он обольстил прекрасную Филиппу, сестру императрицы Марии и дочь Раймунда Пуату, латинского князя, правившего Антиохией. Из угождения ей, бросив свой пост, он провел все лето за пиршествами и турнирами: Филиппа, увлеченная любовью, пожертвовала для него своей честью, своим именем и выгодным браком. Гнев Мануила, раздраженного таким семейным бесчестием, прервал наслаждения Андроника: он бросил несчастную принцессу в слезах и раскаянии и, сопровождаемый толпой искателей приключений, отправился пилигримом в Иерусалим. Его рождение, его великая военная слава, ревность, которую он обнаруживал в отношении религии, заставили стараться привлечь его под знамена креста; он очаровал короля и духовенство и получил на берегу Финикии владение Берит. В соседстве с ним жила молодая и прекрасная королева, происходившая из одного с ним народа и одной фамилии, правнучка императора Алексея и вдова Балдуина III, короля Иерусалимского. Она навестила своего родственника и почувствовала к нему любовь. Эта королева называлась Феодора; она была третьей жертвой его обольщений, и ее стыд был еще более оглашен и представлял более соблазна, нежели первых двух. Император, постоянно питавший месть, настоятельно побуждал своих подданных и союзников, которых имел на границе Киликии, схватить Андроника и выколоть ему глаза. Палестина не представляла ему более безопасности; но Феодора предупредила его и сопровождала в бегстве. Королева Иерусалимская являлась на всем Востоке наложницей Андроника, и двое побочных детей свидетельствовали о ее слабости. Андроник убежал сначала в Дамаск, и при всем своем уважении к религии греков он нисколько не усомнился в чести мусульман, живя с великим Нуреддином и с Саладином, служившим у него. В качестве друга Нуреддина, он ходил в Багдад и к различным дворам Персии; сделав далекий обход вокруг берегов Каспийского моря и через горы Грузии, он утвердил свое местопребывание в Малой Азии, у турок - наследственных врагов соотечественников Андроника. Андроник, его наложница и толпа изгнанников, следовавшая за ним, нашли себе радушный прием во владениях султана Колонии (Цезареи); чтобы доказать ему свою признательность, он делал неоднократные набеги на римскую провинцию Трапезунда; при каждом набеге он приводил с собой большое число пленных христиан со значительной добычей. Рассказывая свои похождения, Андроник любил сравнивать себя с Давидом, который своим продолжительным изгнанием успел уйти из сетей злобы. Но царь- пророк, прибавлял он, ограничивался только тем, что прятался на границе Иудеи, убивал какого-нибудь амалекита и, несмотря на свое печальное положение, грозил корыстному Набалу; его же набеги были обширнее и делали известным его имя и его религию по всему Востоку. По определению церкви Андроник был отлучен от общения с верующими; впрочем, такое отлучение доказывает, что Андроник не отказывался никогда от христианства.

Он успел спастись от всех тайных и явных преследований императора; но плен его наложницы поймал наконец его в сети. Правитель Трапезунда захватил Феодору, иерусалимская королева и ее двое детей были отправлены в Иерусалим, и с того времени странствующая жизнь Андроника сделалась мучительной для него. Он начал умолять о прощении и получил его: ему даже позволили прийти и броситься к ногам своего государя, который удовольствовался покорностью столь гордого князя. Пав ниц перед Ма- нуилом, он оплакивал свой мятеж со слезами и рыданиями и объявил, что не встанет до тех пор, пока какой-нибудь верноподданный не возьмет его за цепь, надетую на его шее, и не притащит к ступеням трона; такое чрезвычайное выражение раскаяния вызвало всеобщее удивление и сочувствие; церковь и император простили ему его грехи и его преступления; но Мануил, продолжавший питать к нему недоверие, удалил его от двора и сослал в Эное, город Понта, окруженный богатыми виноградниками и лежащий на берегу Черного моря. Смерть Ману- ила и беспорядки по случаю несовершеннолетия его преемника открыли новое поприще для честолюбия Андроника. Император Алексей II (1180-1183 гг.), имевший от роду не то двенадцать, не то четырнадцать лет, не мог обнаружить ни силы, ни мудрости, ни опытности. Императрица Мария, мать его, отдала и себя, и управление своему любимцу по имени Комнину; а сестра молодого императора, называвшаяся также Марией и бывшая замужем за итальянцем, украшенным именем Кесарь, составила заговор и наконец произвела восстание против своей ненавистной мачехи. О провинциях забыли; столица волновалась, и порочность нескольких месяцев ниспровергла труд целого века спокойствия и порядка. Гражданская война возобновилась в стенах Константинополя; обе партии предались кровопролитию на площади дворца, и мятежники, загнанные в церковь св. Софии, выдерживали правильную осаду. Патриарх употребил все, чтобы уврачевать общественное бедствие; самые уважаемые патриоты требовали громко защитника и мстителя своих прав, и все восхваляли таланты и даже добродетели Андроника; в своем изгнании он показывал вид, что помнит те обязанности, которые налагала на него присяга: «Если безопасность и честь императорской фамилии угрожаются кем-нибудь, - говорил он, - то я употреблю в ее пользу все средства, какими могу располагать». Он позаботился о том, чтобы в своей переписке с патриархом и знатными поместить извлечение из псалмов Давида и послание св. Павла, и терпеливо выжидал, когда голос соотечественников призовет его на помощь отчизне. Когда он отправлялся

Применение «греческого огня» в сухопутном бою

из Эное в Константинополь, его свита, сначала ничтожная, обратилась скоро в многочисленную толпу и наконец сделалась целой армией; все верили его слову, как он говорил о своей религии и о своей верности. Андроник сохранил даже чужеземную одежду, которая своей простотой выказывала его величественный рост и говорила всем о его бедности и его изгнании. Все препятствия исчезали перед ним; он прибыл в пролив Фракийского Босфора; император вышел из гавани, чтобы встретить спасителя империи; ничто не могло оказать ему сопротивления. Забыли всех любимцев, возвеличенных милостями императора, и думали только о нем. Первой заботой Андроника было овладеть дворцом, поздравить императора, заключить в темницу императрицу Марию, наказать ее министра и восстановить порядок и общественное спокойствие. После того он отправился на могилу Мануила; было приказано всем держаться в отдалении; но зрители наблюдали за его молитвой и слышали или думали, что слышат следующее: «Я больше не боюсь тебя, мой непримиримый враг, который преследовал меня, как бродягу, по всем странам земли. Эта могила заключает твои останки, и ты не выйдешь отсюда ранее Страшного суда, когда нас всех воззовет труба. Теперь моя очередь, я стопчу своими ногами и твой прах, и твое потомство». Последовавшие затем жестокости заставляют ду-

мать, что он действительно мог иметь подобные мысли; но невероятно, чтобы он высказал свои задушевные мысли уже в первые месяцы своего управления; он прикрыл свои намерения личиной лжи, которая могла обмануть одну толпу. Венчание Алексея II произошло с обычной церемонией, и его вероломный опекун, держа в своих руках тело и кровь Христовы, объявил, что он будет жить и умирать за своего возлюбленного питомца. Между тем его многочисленные приверженцы поддерживали ту мысль, что потрясенная империя должна погибнуть под скипетром дитяти, что государство может спасти один какой-нибудь опытный князь, отважный на войне, искусный в науке правления и наученный превратностью судьбы искусству царствовать, и что все граждане должны принудить скромного Андроника возложить на себя бремя короны. Принудили даже молодого императора присоединить свой голос к всеобщему требованию и просить себе соправителя, который вскоре лишит его высокого звания, будет держать в неволе, и который наконец, оправдает справедливое замечание патриарха, что Алексея II можно считать умершим, лишь только он попадет во власть своего опекуна. Алексей умер после того, как мать его была схвачена и казнена. Тиран, очернив честь императрицы Марии и возбудив против нее народные страсти, приказал обвинить ее и судить за преступные сношения с королем Венгрии. Ее сын, молодой человек, исполненный чести и правоты, выразил свое отвращение к такому преступному процессу и трое из судей поставили совесть выше своей безопасности; но прочие, подчиняясь воле Андроника, без всяких доказательств и не выслушав оправдания обвиненной, осудили вдову Мануила, и сын ее подписал смертный приговор. Мария была задушена, тело ее бросили в море и память ее была оскорблена самым чувствительным образом для женского тщеславия, ибо из ее прекрасного лица сделали самую безобразную карикатуру. После того не замедлили умертвить ее сына: его задавили тетивой лука; и Андроник, недоступный чувству сожаления и угрызениям совести, взглянув на труп этого невинного юноши, грубо толкнул его ногой: «Твой отец, - воскликнул он, - был негодяй, твоя мать распутница и ты сам глупец».

Скипетр Византии был наградой преступлениям Андроника; он правил около трех с половиной лет в качестве опекуна и верховного главы империи. Его управление представляло странную смесь добродетели и порока. Когда он следовал своим страстям, он был бичом своего народа и, возвращаясь к рассудку, он делался его отцом. Он выказал себя справедливым и строгим в делах честного правосудия; уничтожил постыдную и плачевную продажность; умея различать людей, он делал хороший выбор и был довольно тверд, чтобы наказывать виновных, а потому вскоре на всех местах явились достойные люди. До него обыкновенно грабили тех несчастных, которые претерпевали кораблекрушение, и он уничтожил этот бесчеловечный обычай; провинции, столь долгое время угнетаемые и пренебреженные, ожили среди изобилия, и между тем как очевидцы его ежедневных жестокостей проклинали его, миллионы людей, живших вдали от Византии, прославляли счастливое благоденствие его правления. Марий и Тиберий подтвердили собой ту древнюю поговорку, что человек, переходя из изгнания к власти, делается кровожадным. Жизнь Андроника подтвердила справедливость того в третий раз. Он припоминал в своем изгнании всех своих врагов и соперников, которые говорили о нем худо, которые порицали его в несчастье или которые противились его счастью, и надежда на месть была тогда единственным его утешением. Избавившись от императора и его матери, он считал себя обязанным истребить всех, которые ненавидели его или могли его наказать; и ряд душегубств уничтожил в нем всякое сострадание. Чтобы изобразить его кровожадность, нет надобности рассказывает о всех жертвах, погибших от яда или меча, в море или в огне; достаточно указать на то, что неделя, в которую он не пролил крови, называлась временем счастливых дней в летописях его жизни. Он старался слагать на законы или на судей часть своих преступлений; но личина спала, и его подданные не могли не узнать наконец виновника своих бедствий. Благороднейшие из греков и в особенности те, которые по своему происхождению или по родству могли предъявить притязание на наследие Комнинов, спасались из логовища этого чудовища: одни бежали в Никею или в Прузию, в Сицилию или на остров Кипр; так как их бегство считалось уже преступлением, то они присоединяли к нему восстания и принимали на себя титул императора. Андроник спасался всякий раз от кинжала и меча своих жесточайших врагов; он покорил и наказал города Никею и Пру- зию; сицилийцы ограничились разорением Фессалоники; и если мятежники, удалившиеся на остров Кипр, были вне преследований императора, то с другой стороны, такая отдаленность острова была выгодна и для самого Андроника. Его свергнул с престола ничтожный соперник и безоружный народ. Андроник произнес смертный приговор против Исаака Ангела, который происходил по женской линии от Алексея Великого. Исаак решил защищать свою свободу и свою жизнь: умертвив палача, исполнявшего предписания тирана, он убежал в церковь св. Софии. Чернь, любопытная и опечаленная, наполнила мало-помалу храм. Но толпа очень скоро переходит от плача к брани и от брани к угрозам. Начали раздаваться голоса: «Чего мы боимся? Чего мы подчиняемся тирану? Нас целые миллионы, а он один: наше рабство основано на нашем терпении». С рассветом дня восстание в городе сделалось всеобщим: овладели темницами; самые спокойные или самые раболепные граждане обнаружили готовность защищать свою страну; и Исаак, по числу второй (1185-1195 гг.), был возведен прямо из храма на престол. Андроник, считавший себя в безопасности, находился в то время на восхитительных островах Пропонтиды. Он вступил в малоприличный брак с Алисой, или Агнесой, дочерью Людовика VII, короля Франции, и вдовой несчастного Алексея; его общество, более соответственное его темпераменту, нежели возрасту, составляли молодая жена и одна из самых любимых наложниц. При первом известии о революции он отправился в Константинополь, торопясь наказать виновных смертью; но он был поражен молчанием дворца, шумом города и обнаружил беспокойство, когда заметил, что все его оставляли. Он обнародовал всеобщую амнистию в пользу своих подданных: его подданные смеялись над таким заявлением и говорили, что они не намерены прощать его; он предложил передать корону своему сыну Мануилу; но добродетели сына не могли искупить преступлений отца. Он мог еще спастись морем, но слух о революции распространился по всему берегу; с той минуты, как перестали бояться тирана, никто не оказывал более ему повиновения. Вооруженное судно овладело императорской галерой; и Андроник в оковах и с длинной цепью на шее был привлечен к ногам Исаака Ангела. Его красноречие и слезы сопровождавших его женщин не остановили казни, и вместо того, чтобы осудить Андроника законным порядком на смерть, новый император предоставил его ярости многочисленной толпы граждан, которые по его кровожадности лишились отца, мужа или друга. Они вырвали ему зубы и волоса, выкололи глаза и отрубили кисти рук; чтобы смерть была мучительнее для него, они позаботились оставлять промежутки между различными пытками. Потом посадили его на верблюда и, не опасаясь, чтобы кто-нибудь решился его освободить, возили его с торжеством по всем улицам столицы, и самая последняя чернь с радостью попирала ногами величие этого властителя. Осыпав Андроника бесчисленными ударами и поруганиями, они повесили его за ноги между двух колонн, наверху которых были помещены волк и свинья; и все те, которые могли достать его тело, позволяли себе подвергать его самой скотской и утонченной жестокости. Два итальянца, которым он внушил сожаление или которые были увлечены яростью, вонзили ему два меча и освободили его таким образом от страданий жизни. Во время столь продолжительной и мучительной агонии, он произнес только следующие слова: «Господи, сжалься надо мной; зачем ты хочешь разбить в куски уже и без того разломанный сосуд?!»

The history of the decline and fall of the roman empire. Базель. 1787.

Замок Фридриха Барбароссы в Кайзерсверте на Рейне. Восстановлен в XIX в.

<< | >>
Источник: М.М. Стасюлевич. История Средних веков: Крестовые походы (1096-1291 гг.) 2001. 2001

Еще по теме Гиббон ВИЗАНТИЯ ПЕРЕД ЗАВОЕВАНИЕМ ЕЕ КРЕСТОНОСЦАМИ (в 1781 г.):

  1. Никита Хониат МОНУМЕНТАЛЬНАЯ ВИЗАНТИЯ ПЕРЕД ВЗЯТИЕМ ЕЕ КРЕСТОНОСЦАМИ.
  2. Э. Гиббон УСТРОЙСТВО И ПОСЛЕДУЮЩЕЕ РАЗВИТИЕ ДРЕВНЕЙ ХРИСТИАНСКОЙ ОБЩИНЫ В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ (1781 г.)
  3. Начало османских завоеваний. Падение Византии.
  4. Марин Санудо ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ «СЕКРЕТНОЙ КНИГИ КРЕСТОНОСЦЕВ О НОВОМ ЗАВОЕВАНИИ И СОХРАНЕНИИ СВЯТОЙ ЗЕМЛИ» (между 1306 и 1321 гг.)
  5. Яков Витрийский СОСТОЯНИЕ ОБЩЕСТВА В ПАЛЕСТИНЕ ПЕРЕД ЗАВОЕВАНИЕМ ИЕРУСАЛИМА САЛАДИНОМ. 1187 г. (около 1220 г.)
  6. ЭДУАРД ГИББОН ИСТОРИЯ УПАДКА И КРУШЕНИЯ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
  7. Статьи Конфедерации (1781 г.)
  8. Государства крестоносцев на Востоке
  9. Государства крестоносцев на Востоке
  10. СТАТЬИ КОНФЕДЕРАЦИИ И ВЕЧНОГО СОЮЗА МЕЖДУ ШТАТАМИ 1781 г.
  11. ГОСУДАРСТВА КРЕСТОНОСЦЕВ
  12. Альберт Ахенский ДВИЖЕНИЕ КРЕСТОНОСЦЕВ ОТ НИКЕИ К АНТИОХИИ.
  13. Яков Витрийский ОСАДА ДАМИЕТТЫ КРЕСТОНОСЦАМИ.
  14. Крестоносцы на Святой земле
  15. ЮРИДИЧЕСКИЕ АКТЫ ВОССТАВШИХ КОЛОНИЙ: ДЕКЛАРАЦИЯ независимости 4 июля 1776 г. статьи конфедерации 1781 г.
  16. A. H. Бадак, И. E. Войнич, H. M. Волчек .. Всемирная история:. Крестоносцы и монголы .1998, 1998