Экстремальность как краевой феномен.
Выше мы акцентировали в содержании термина «экстремальность» значения «края», «конечности», которые представлены психологически как переживание края, конца. Продолжая эту мысль, добавим необходимость раскрытия содержания и направленности переживания в горизонте смысловой структуры жизненного мира личности.
Связанность экстремальности с феноменом конца, края мы можем обосновать, прежде всего, ссылаясь на Фрейда. Заявляя о том, что в бессознательном нет ничего такого, что могло бы дать содержание понятию об уничтожении жизни, и, следовательно, никакого переживания, подобного смерти, он высказывает следующее предположение: «...страх смерти, — говорит Фрейд, — приходится понимать как нечто аналогичное кастрационному страху, и ситуация, на которую Эго реагирует страхом смерти, представляет собой состояние, при котором Эго чувствует себя оставленным, защищающим его Супер-эго, олицетворяющим судьбу — и с этим наступает конец уверенности в защите от всех опасностей» (Фрейд 3., 2005, с. 47). Из этого фрагмента текста мы выделим следующий момент: страх смерти трактуется как состояние оставленности, покинутости защищающей Эго, скажем, всемогущей инстанцией. В результате, возникает переживание конца, т.е. наступает конец уверенности в защите от всех опасностей. Вот этот последний момент, связанный с концом, мы относим к фундаментальному переживанию уязвимости. Итак, чувство беспомощности и переживание развития травматического страха — аналога травмы рождения, выступает в качестве источника страха как сигнала опасности. В обратной перспективе этот феномен рассматривается Хайдеггером, который считал, что экстремальный феномен приводит личность — бытие личности в сферу «бытия-к-концу» (Хайдеггер М., 1997). Подчеркивая в экстремальности феномен конца, мы должны остерегаться от попадания в плен зачарованности идеей конечности в философии экзистенциализма как единственного основания человеческой аутентичности. Мы исходим из того, что «бытие-к-концу» для живущего всегда есть «бытие-к-началу» — решимость быть, воля «длиться». Маленькая поправка в этом тезисе: «для живущего» — имеет основополагающее значение для всех утверждений о бытии личности Чтобы быть, необходимо иметь — иметь жизнь. Вот почему экстремальная ситуация есть ситуация возможности, но эта возможность открыта живущему, и её сущность заключена в «бытии-возможности», которую возможно реализовать в жизни вопреки небытию.Угрозу небытия мы назвали выше фундаментальной угрозой, имея в виду угрозу возможности невозможности (Хайдеггер М., 1997). С фундаментальной угрозой, с другой стороны, связана фундаментальная возможность возможности — забрасывание человека в самостановление. В онтологическом горизонте экстремальность — это забрасывание в возможность: возможность быть или не быть. Онтологически сущность всякой экстремальной ситуации заключена в феномене возможности — бытии возможности. Экстремальность определяется стремлением к возможности — возможности быть и длиться вопреки небытию. Таким образом, экстремальная ситуация, в своей сущности, онтологически — это не ситуация отсутствия чего-то, а ситуация присутствия предельного бытия личности, в том числе возможности собственной невозможности.
Даже стресс, по Селье, можно трактовать как реакцию возможности, хотя физиологически она строится на мобилизации организма, направленной на обезвреживание опасности.
Поэтому стресс и определяется не только Лазарусом и другими авторами, но, по сути, и Селье с точки зрения соотношения требований и возможностей организма (индивида), его ресурсов, адаптационного потенциала. Даже на уровне организма экстремальность (стрессовость) характеризует реактивность жизни — жизненность жизни (возможность жизни — стремление к возможности). Предельная возможность, которая связана с экстремальностью, двояка: она есть возможность конца и возможность начала.Для дальнейшего продвижения проводимого нами анализа напомним, что экстремальная ситуация — это жизненная ситуация конкретного человека. Психологически, собственно, это означает, что экстремальная ситуация есть единство личности и её окружения в темпоральном горизонте — развёртывания сингулярного события жизни человека. Для того чтобы ухватить в экстремальной ситуации онтологический смысл, экстремальную ситуацию как жизненную ситуацию данного человека, необходимо ухватить его с точки зрения способа бытия личности. Мы уже предварительно охарактеризовали способ бытия личности в триаде «мученичества (страдания) — мужества (стойкости) — просветления (трансгрессии)», к которой добавили еще одну составляющую — заботу, выражающуюся в «помощи — привязанности — любви».
Экстремальная ситуация — это такая ситуация, в которой трансформируется бытие личности в жизненном мире. Повседневный модус бытия переходит в неповседневный модус быгия — и создаётся ситуация, или феномен, трансординарной экзистенциальной транзитности (ТЭТ), в которой человек оказывается в потоке экзистенциальных переходов. Неповседневный модус бытия здесь понимается как способ бытия личности в условиях вторжения небытия в бытие, смерти в жизнь. Экстремальность, таким образом, определяется, не как особое свойство, качество или интенсивность, а онтологически, как вторжение небытия в бытие и направленность бытия личности на преодоление (в трансгрессивной работе) небытия.
Для онтологической конкретизации экстремального бытия личности — вторжения небытия в бытие, превращения смерти в феномен жизни — экстремальную ситуацию надо трактовать с точки зрения события. Что касается события, то в экстремальной ситуации мы имеем событие личности как «со-бытие» бытия и небытия. Именно через событие личность вовлекается, забрасьгеается в экстремальный жизненный мир, а мир через событие вторгается в личность, забрасывая личность в двойную возможность «бытия-небытия».
Не опасаясь повторения, скажем, что экстремальная ситуация имеет не только негативную, травмирующую человека сторону, доставляющую страдания, мучения, вовлекающую его в выживание или в деструкцию, негативность, но и позитивную, состоящую в преодолении возможности смерти, забрасывании человека в героическое, мужество, святость, человечность, рост, развитие.
Эти две полярности экстремальности, в целом, как уже отмечалось, создают триадическую структуру (негативное-нейтральное-позитивное, «страдание—стойкость—рост»). С другой стороны, надо разграничивать, конструктивную и деструктивную неповседневность, тогда уточняются два онтологических движения бытия личности: первое — заброшенность человека в небытие, вторжение небытия в бытие, и второе — «вьщвижение» бытия в небытие. Из этого следует, что экстремальность создаётся не только бедствием, но и стремлением человека к восхождению, к возвышенному, сакральному. Тенденция жизневосхождения, соответствующая инструментальной выдвинутости, выходу бытия в небытие, есть в определённой своей форме «позыв овладения», который бросает человека в техническую гонку и конструирование особых гиперреальностей. Этот факт проясняет то, что в существе современной техники человек находится в особой инструментальной экстремальности. Данная форма инструментальной экстремальности отличается от другой формы вдвинутости бытия в небытие — экстатического модуса бытия, самовыражения человека в экстазисе, переходе, восхождении, трансгрессии, сакральном и т.д.
Возвращаясь к модусу негативной неповседневности (бытия личности), мы уточним затронутые два аспекта экстремальности: 1) экстремальность создаёт предельную угрозу, предельную возможность невозможности человека — «бытие-к-концу»; 2) экстремальность создаёт запредельную решимость быть — «жить, чтобы быть», то есть запредельную возможность собственной возможности — «бытие-к-началу». Эту вторую ориентацию бытия личности мы раскрываем также как бытие-к-длительности, или «волю-к-длению». Экстремальная ситуация, с одной стороны, открывает предельную возможность невозможности существования человека, а с другой стороны, бросает человека в трансгрессию — запредельную возможность быть собой или не быть. Угроза конечности, небытия, и стремление, решимость быть (воля «длиться») — два фундаментальных аспекта экстремальной ситуации.
Соединяя вместе оба аспекта экстремальной ситуации, мы уточняем феномен переживания края, который разделяется на близкое и дальнее, предельное и запредельное. Переживание края дифференцируется, разносится между началом, в которое превращается «безысходный конец», и дальним горизонтом собственного существования, из которого человек относится к тому, что близко, в чём он актуально пребывает и в деянии, и в страдании.
Начертим следующую цепочку умозаключений для разъяснения понятия воли к длительности. Человек, как существо живущее, бытийствующее, «имеет» свою жизнь как сингулярное событие, длящееся длительностью всей жизни, в этом смысле континуальности она неограниченна. Действуя в конечных, дискретных жизненных ситуациях, сингулярная жизнь человека не ограничена ни с начала, ни с конца. Конечно, выделяясь из окружения как отдельное, человек в то же время переживает континуальную длительность единственного события — жизни. Жизненное событие человека как длящееся целое конкретизируется, воплощается в собственном становлении в конкретных жизненных событиях. Континуальная длительность жизни развёртывается отдельными дискретными, но континуальными, длительностями (существованиями), создающими потребность длиться и работу связывания отдельных полей длительностей (существований). Каждое жизненное событие есть частичка (момент) сингулярной человеческой жизни, в свою очередь, состоящая из образующих событие моментов, субсобытий — их взаимопроникающей (неаддитивной) серии Событийная серия, составляющая «пространство-время» события, не только взаимопересекается без разрывов (длится), но и находится в становлении (разворачивается и контр-разворачивается). Быть живущим тогда означает: во-первых, иметь жизнь, чтобы жить этой жизнью; во-вторых, иметь жизнь, чтобы быть. Требование «жить» философии жизни дополняется требованиями «быть», создавая фундаментальную формулу существования: «жить, чтобы быть». В этой формуле союз «чтобы» указывает на феномен работы, сущность которой есть забота, получающая своё выражение в движениях индивидуации и приобщения. Поэтому, проживая свою жизнь, человек движется по своей жизни, каждый раз вступая в определенное событие. Вступая в событие до всякой рефлексии о событии, человек уже имеет жизнь (в событии), чтобы быть. Фундаментальная угроза, связанная с экстремальной ситуацией, не может быть исчерпывающе определена в тематическом поле потребности в безопасности, ибо является онтологической — угрозой небытия. Онтологически угроза связана не только с реализацией низших потребностей (по А. Маслоу, потребностей в безопасности), но и высших — в самоактуализации, самореализации и касается не только Я, но и Другого. Экстремальная ситуация угрожает реализации мета-потребности в существовании, создавая возможность невозможности человека, ограничивая человеческие проявления и т.д. Однако, как любил говорить Хайдеггер, там, где угроза, там есть и спасительное (Хайдеггер М., 1997). Экстремальность забрасывает человека не только в возможность смерти, но и в возможность жизни как экстремальное самовыражение в человеке человеческого. Обнаруживается неожиданный поворот в определении экстремальной ситуации — она оказывается, по своей сути, не ситуацией невозможности возможностей, а наоборот, ситуацией возможности, в которой наиболее явно и открыто показывает себя феномен бытия возможности.
В экстремальной ситуации осуществляется переворот бытия личности, и личность забрасывается в ситуацию возможности: человек подходит к пределу, Рубикону бытия, и он в переходе забрасывается в самореализацию. Самореализацию надо трактовать темпо-рально, с точки зрения «воли-к-длению», т.е. темпоральной заботы. Можно даже говорить о принципе онтотемпорального Рубикона. Да, небытие переходит Рубикон в экстремальности, превращаясь в посюстороннее и ничтожащее, но и бытие личности переходит Рубикон в сферу неповседневной воли быть и длиться. Экстремальность двулика: в просвете бытия в экстатичности разворачивается яростное единоборство между конструктивным и деструктивным, добром и злом, «Ничто» и длительностью. Мы не поймём полноценно феномен экстремальности, если не учтём, что человек заброшен в неустранимую сферу ценностей и близкого контакта человеческого и нечеловеческого. В этой ситуации творятся ценности и смыслы[В6] . В данной части нашей работы мы пытались очертить онтологический горизонт понимания экстремальности, который в дальнейшем мы конкретизируем более подробно.
Экстремальные факторы являются источниками, материалом неповседневной реальности, которые в ходе обработки в работе личности складываются в детерминанты расстройства, стойкости или роста. Речь идет о том, из какого горизонта бытия личности обрабатывается жизненный опыт, т.е. тематизируется проблематичность существования.
Еще по теме Экстремальность как краевой феномен.:
- Магомед-Эминов М. Ш.. феномен экстремальности.2008, 2008
- В психологической литературе экстремальность, несмотря на разнообразие возможных подходов, чаще всего трактуется как «экстремальные условия», «факторы», «ситуации» и в целом согласуется с первым из шести выделенных нами подходов.
- ТЕМА 1. Философия как социокультурный феномен Лекция 1. Философия как социокультурный феномен
- Экстремальность как экстазис.
- Травма как транзитный феномен.
- Экстремальность как транзитность.
- Абсолютизация смерти как феномен культуры
- 2.1.3. Абсолютизация смерти как феномен культуры
- § 2. Организованная преступность как социальный феномен
- §2. Организованная преступность как социальный феномен
- 7.1. Язык символов как эпистемологический феномен
- Язык символов как эпистемологический феномен
- Самотрансценденция как феномен человека
- Самотрансценденция как феномен человека
- Знание как сознательный феномен
- 7.2.8. Кац Л.М. 45 лет Приморской государственной краевой картинной галерее (1966).
- Телесность как интегративный личностный феномен
- Телесность как интегративный личностный феномен
- Судебная власть как общеправовой феномен: