<<
>>

Теоретические модели каузальной атрибуции.

Возникновение интереса к процессам каузальной атрибуции обычно связывают с работами выдающегося американского психолога Ф. Хайдера [148]. Размышляя о том, как происходит «наивный анализ по­ведения» у любого обычного человека, Хайдер указал на реша­ющую роль приписывания другому намерения совершить посту­пок при установлении степени ответственности за него.

Он счи­тал, что «наивное» понимание исходит из двух предположений:

люди ответственны за свои намерения и усилия, но в меньшей степени за свои способности, и чем больше факторы окружаю­щей среды влияют на действие, тем меньшую ответственность несет за него человек.

В этих положениях Хайдер отметил два пункта, вокруг кото­рых впоследствии развивалась теория атрибуции: это, во-первых, различение намеренных и ненамеренных действий, а во-вторых, различение личностных и средовых атрибуций, или вопрос о ло­кализации причины.

Вопрос о намеренности действия включает в себя вопрос о собственно намерении и вопрос об осознаваемых или предвиди­мых результатах. Действительно, в любой ситуации очень важ­но понимать, поступает ли человек намеренно или случайно, предполагает ли он возможность появления тех или иных ре­зультатов, или они являются для него полнейшей неожиданно­стью. Это можно заметить во многих привычных разговорных

•формулах. Когда человек говорит: «Я вижу, что я вас расстро­ил, но поверьте, я совсем не хотел этого»,—он объясняет/что

•его поступок был не намеренным. Когда же он говорит: «Я знаю, что говорю сам неприятные вещи, но я совсем не хочу вас оби­деть и надеюсь, что вы меня так не поймете», — он сообщает,

что результат его слов—обида собеседника—им предполагает­ся как возможный, но намерения такого нет.

Что касается различения личностных и средовых атрибуций, т. е. приписывания причин действия либо человеку, являюще­муся «автором» действия, либо внешним по отношению к нему факторам, то этот вопрос так же действителен и актуален при понимании поведения человека. Одно дело сказать, что «он по­ступил так, как считал нужным», и совсем другое, что «его к этому вынудили обстоятельства»,—каждый человек сразу чув­ствует, что за этими высказываниями должны следовать разные предположения о дальнейшем поведении этого человека в по­добных ситуациях. По сути дела, различение внутренних и внеш­них причин так или иначе постоянно проявляется при объясне­нии своих и чужих поступков.

При построении своей модели процесса атрибуции Хайдер попытался учесть оба этих важных вопроса. Основоположника теории атрибуции больше всего волновало, как определяете» степень ответственности за поведение. Он предложил модель «наивного анализа поведения», проведя который человек может решить вопрос о степени личной ответственности за то или иное поведение.

Факторы, определяющие действие


старание

намерения

Эффективные

возможности

личности

усилия

действие

способности

умение


Эффективные

возможности

окружения


трудность


50

случаи

Схема анализа действия по Хайдеру [см.

по: 108].

В основе его модели каузальной атрибуции лежат следу­ющие предположения. В любой ситуации в поведении чело­века наблюдатель может выделить две основные компоненты, определяющие действие,—это старание и умение. Старание определяется как произведение намерений совершить дейст­вие и усилий, приложенных для осуществления этих намерений. Умение же определяется как разность между способностями человека по отношению к данному действию и «объективной» трудностью, которую надо преодолеть для его совершения, при­чем на преодоление трудностей может еще повлиять какая-либо случайность. Так как намерения, усилия и способности «при­надлежат» действующему человеку, а трудность и случай опре­деляются внешней ситуацией, то «наивный наблюдатель», при­писав основное значение кому-либо из этих параметров, сможет сделать вывод о том, почему человек совершил действие, — по­тому, что «он сам такой» (приписать ответственность действу­ющему), или потому, что «так сложились обстоятельства» (при­чина действия связана с внешней средой). Таким образом, в соответствиии с представлениями Хайдера, наблюдатель, вла­дея информацией только о содержании действия, может объяс­нить поступок либо личностными особенностями, либо причи­нами, локализованными в силах окружения.

Представим себе традиционный сбор школьного класса, по­священный 20-летию окончания школы. Мы приходим туда и узнаем, что кто-то добился очень больших успехов в жизни, работе, кто-то наоборот, ничего не добился. Можно предполо­жить, что в этой ситуации мы будем не только ее констати­ровать, но и пытаться объяснить уровень достижений наших соучеников. Причем наш анализ во многом сходен с анализом по схеме Хайдера. Какой информацией о каждом мы распола­гаем? Мы. не виделись 20 лет, однако у нас сохранились вос­поминания, представления о «личностных ресурсах» каждого — его способностях. Кроме того, мы примерно представляем себе «силы окружения» — мы живем в одном мире, мы «знаем» (или нам кажется, что знаем) «трудность задачи» достижения успеха, привходящие факторы и т. д.

И вот про кого-то мы думаем: «Как ему повезло (а может, теща помогла?), он добился многого без всяких шансов на ус­пех». Здесь явно проскальзывает следующая мысль. Добиться успеха трудно, ресурсы этого человека, на наш взгляд, мини­мальны, следовательно, его успех — не его заслуга, за это от­вечает случай (повезло) или чья-то! помощь (теща) и т. д. Иными словами, здесь мы делаем заключение о внешних при-» чинах достигнутого результата (неличностной каузальности). При этом мы неосознанно присваиваем значительно больший вес факторам окружения (во главе с тещей) одноклассника по отношению к его личным усилиям и возможностям.

Про кого-то мы думаем совершенно иначе: «Сам виноват,

при таких возможностях—и ничего. А ведь от него так много» ждали. Скорее всего, лень сгубила». Здесь видно другое: наши представления о «личностных ресурсах» предполагали, что спо­собности у человека большие, явно сильнее «сил окружения»,. но успеха нет. Значит, усилий не прилагал, заключаем о внут­ренних причинах плачевного итога (личностная каузальность) с акцентом на неприложение усилий (лень) и заодно произ­водим приписывание ответственности («сам виноват»). У кого-то третьего, когда нельзя заподозрить ленность, в случае неус­пеха будем думать об ударах судьбы, опять обращая внимание на силы окружения, и т. д. и т. п.

По всей видимости, человек действительно может использовать. все те переменные, которые Хайдер включил в свою модель. Однако даже на простом примере видно, что она не позволяет учесть и объяснить всю совокупность факторов. Во-первых, ос­тается непонятным, по каким критериям отбирается и исполь­зуется информация о личности и об окружении, почему наше-внимание концентрируется то на одном, то на другом. Во-вто­рых, решая с помощью этой модели вопрос о локализацию причины результата действия в личности или в окружении, че­ловек не может получить каких-либо критериев, помогающих выбрать, что конкретно в личности (способности, характер, лич­ностные черты) или в окружении повлияло на результат. Мы не можем указать конкретной причины, а можем лишь грубо. оконтурить, обозначить область, «где она лежит».

Тем не менее в реальном общении мы не останавливаемся обычно на этом этапе, а идем дальше: нам важны именно' конкретные причины, определяющие действия людей. Опреде­лить их попытались Джоунс и Дэвис в своей модели каузальной' атрибуции — модели соответственного вывода «от действий" к диспозициям». Результатом рассмотрения причин и следст­вий по этой схеме была уже не просто локализация причины в личности или в ситуации, а выделение какой-то вполне опре­деленной личностной черты, или диспозиции, или предпочте­ния, которые и лежали в основании действия.

Основное предположение авторов состоит в том, что для атрибуции намерений действие может быть информативно в той' степени, а которой оно рассматривается в контексте выбора и отражает выбор одной из многих альтернатив [153]. Действи­тельно, когда мы знаем, что человек поступал единственным-возможным способом, мы вряд ли сможем что-либо сказать. о его личностных пристрастиях — мы не знаем, как еще он мог бы себя вести, если бы... если бы у него была такая возмож­ность. В то же время, если у человека был выбор из нескольких вариантов и он остановился на одном из них, то в таком случае-можно пытаться понять основания выбора, которые и будут при­чиной поступка.

При таком понимании проблемы вывод от действия к дис-

позиции может быть получен путем оперирования следующей информацией: 1) о количестве необщих (уникальных) эффектов действия; 2) о социальной желательности этих эффектов. Роль количества необщих эффектов действия для понимания при­чин поведения легче всего продемонстрировать на примере.

Предположим, что некий молодой инженер Сидоров выби­рает себе место работы. У него есть три варианта — заводы А, Б и В. Сначала перечислим возможные эффекты выбора работы: 1) большая зарплата; 2) перспективы быстрого роста;

3) работа с друзьями по институту; 4) предоставление жилья;

5) интересная работа, дающая интеллектуальное удовлетворе­ние. На заводе А у него будет большой оклад (1), возмож­ность быстрого роста (2); на заводе Б—зарплата (1), друзья (3) и жилье (4); на заводе В—друзья (3) и интересная работа (5). Чтобы сделать вывод о причинах выбора того или иного места работы, необходимо исключить необщие эффекты:

Выбор завода А Б В

Эффекты выбора 12 134 35 Общие эффекты 1 133 Необщие эффекты 2 4 5

(Карьера) (Жилье) (Интересная работа)

Теперь можно понять, что если Сидоров выбирает завод Л, то он в основном заинтересован в карьере (2), а жилье (4) и интересная работа (5) для него неактуальны. Если он выби­рает завод Б, то он в основном хочет получить жилье (4), а карьера (2) и интересная работа (5) неважны, а если он выбирает завод В, то главное для него интересная работа (5), зарплата (1) совсем не важна, а карьера (2) и жилье (4) неактуальны. В результате в первом случае мы делаем вывод, что Сидоров — карьерист, во втором, что он остро нуждается в жилье, и в третьем, что он творческая личность. Но если бы все три завода предоставляли одинаковые условия, то, зная о выборе Сидорова, мы ничего не смогли бы сказать о его причинах.

Таким образом,, анализ необщих эффектов действия как будто бы приводит к выяснению его причин. Однако, по пред­ставлению Джоунса и Дэвиса, необходим еще один шаг — вы­яснение степени социальной желательности того действия, ко­торое совершено. Действительно, если поступок высоко жела­телен с точки зрения какой-либо группы, то в таком случае его причиной может быть не какая-то особенность личности, а ха­рактеристики объекта.

Предположим, что в битком набитом вагоне метро трое раз­ных людей в сложнейших условиях читают один и тот же скуч­ный и малохудожественный роман. Один из них — литератур­ный критик, второй — школьник, третий — инженер. Кому из них можно с уверенностью приписать любовь к плохим рома-

нам? Первый, скорее всего, читает в силу профессиональной не­обходимости (высокая социальная желательность), и, следо­вательно, ничего нельзя оказать о его отношении к данному роману и автору. Инженер может быть признанным в своем отделе знатоком литературы и читает также в силу социальной ценности этого романа как нового, о котором еще можно рас­сказать и на котором подтвердить свой авторитет. А вот что касается школьника, то поскольку мы не подозреваем, каким образом чтение этого романа может быть для него социально желательным, то здесь можно предположить, что он как раз любитель такого рода литературы.

Следовательно, вторым важным фактором, управляющим приписыванием причины совершаемого человеком действия, явля­ется степень его социальной желательности. О значимости этого фактора свидетельствуют многочисленные наблюдения, показы­вающие, что для оценки готовности человека действовать опре­деленным образом значительную роль играет такое его пове­дение, которое не может быть оправдано («списано») за счет социальной желательности. Например, если испытуемые слуша­ли некоторое сообщение или доклад через дверь (ситуация под­слушивания), то высказанное докладчиком мнение они в боль­шей степени приписывали его собственной позиции, чем в слу­чае, когда тот же доклад они слушали как участники публич­ного выступления. В последнем случае они допускали, что позиции, высказываемые докладчиком, могли быть вызваны желанием понравиться аудитории—социальной желательностью [1661. Влияние фактора социальной желательности проявляется во многих исследованиях, вскрывших большую информативную ценность поведения «выходящего из роли», по сравнению с по­ведением, удовлетворяющим требованиям определенной социаль­ной роли.

Так, в одном из экспериментов [163] испытуемым предла­гали описание некоего учителя, которое в одном случае не вы­ходило за рамки обычного ролевого поведения (учитель разве­шивал по стенам наглядные пособия, готовился к уроку), а в другом случае несколько отклонялось от обычных ожиданий (учитель организовывал кружок современной музыки, пробо­вал новые формы обучения). В обеих ситуациях испытуемых просили оценить учителя по группе параметров. Оказалось,,, что во втором случае (поведение, не соответствующее привыч­ному представлению о роли) оценки были более полярными, чем в первом (типичное ролевое поведение). Иначе говоря, если человек ведет себя так, как «нужно» (т. е. социально привыч­ным и желательным способом), то это малоинформативно, и его трудно как-то оценить, поэтому ему и ставят «средние», «ника­кие» оценки, если же он ведет себя не так, как предполагалось, то это несет значимую информацию о нем, и оценки сдвига­ются к краю, поскольку теперь о нем можно хоть что-то сказать.

В этом смысле, чем меньше социальная желательность дейст­вия, тем увереннее приписываются причины поведения—те дис­позиции, которые за него «ответственны».

Многочисленные исследования показали, что модель «соот­ветственного вывода» в целом не противоречит реальности, т. е. люди в своей повседневной жизни действительно руководству­ются подобными правилами при объяснении себе поступков и действий других. Существуют и прямые экспериментальные подтверждения ценности основных положений модели. Так, в работе Ньютсона была подтверждена зависимость вывода от количества уникальных эффектов. В его исследовании показа­но, что уменьшение числа необщих, уникальных эффектов от некоторых действий приводит к более точным, уверенным и экст­ремальным (полярным) выводам при толковании причин этих действий. Обнаружено даже, что приписывание причины пове­дения по одному эффекту — линейная функция от уникальности эффекта [169].

Анализируя модель Джоунса и Дэвиса, можно заметить ее определенную ограниченность. В соответствии с ней конечный вывод связан с конкретной диспозицией, лежащей «за» поведе­нием. Это приводит к тому, что если действие не может быть объяснено личностными причинами, то объяснение действия с точки зрения ситуации остается за рамками модели, и нет способов найти причины поведения.

Например, если некто на наших глазах перебегает дорогу в запрещенном месте, подвергаясь опасности быть сбитым ма­шиной, то, используя модель соответственного вывода, ничего нельзя сказать о том, каково конкретное побуждение, которое ответственно за это поведение. Этим малосодержательным ут­верждением и будет исчерпан наш вывод, так как модель не дает возможности обнаружить причины — понять, почему он так делает: потому ли, что спешит, потому ли, что на него из окна смотрит любимая девушка и он демонстрирует ей свою храбрость, потому ли, что, задумавшись, начал переходить не там, где надо, и теперь нет хода назад.

Еще одним ограничением модели является то, что она предназначена для построения вывода на основании учета све­дений только об одном поступке человека, т. е. не позволяет использовать весьма ценную информацию о том, как этот же человек себя ведет в других ситуациях. Ведь согласитесь, одно дело, если он перебегает в неположенном месте улицу всегда, а другое, если он это делает в первый раз в жизни.

Модель каузальной атрибуции, позволяющую найти причину и в личности и в окружении и при этом учитывающую инфор­мацию не об одном, а о многих действиях человека, предложил Келли [158]. В его модели информация о поступке оценивается по трем аспектам—согласованности, стабильности и различию.

Согласованность — степень уникальности действия с точки

зрения принятых в обществе норм поведения. Низкая согласо­ванность отражает уникальность данного поведения, а высокая говорит о том, что данное действие является общим для боль­шинства людей в данной ситуации. Стабильность поведения подчеркивает степень изменчивости во времени реакций дан­ного человека в подобных ситуациях. Высокая стабильность •приписывается тогда, когда человек в большинстве случаев ведет себя также, низкая свидетельствует о том, что лат/нов действие уникально для человека в подобных обстоятельствах во времени (только сегодня!). Различие определяет степень уникальности данного действия по отношению к данному объек­ту. Низкое различие предполагает, что человек ведет себя также и в других подобных ситуациях. Высокое различие пред­полагает уникальность сочетания реакции и ситуации.

Схема Келли «работает» следующим образом. Различные сочетания высоких или низких значений факторов определяет отнесение причины поступка либо к личностным особенностям (личностная атрибуция), либо к особенностям объекта (стиму-льная атрибуция), либо к особенностям ситуации (обстоятель­ственная атрибуция).

Вернемся к нашему недисциплинированному пешеходу и про­ведем атрибуцию по модели Келли. С ее помощью можно более или менее точно «локализовать» причину либо в личностных особенностях человека, либо в особенностях ситуации, либо объекта. Так, если мы знаем, что в основном на этой улице люди выполняют правила дорожного движения и обычно не перебегают дорогу в неположенном месте, а идут по переходу (низкая согласованность), если этот конкретный человек всегда перебегает здесь улицу (высокая стабильность) и при этом вообще часто нарушает правила движения не только здесь, но и в других местах (низкая степень различия), то мы за­ключаем, что причина его поведения в нем самом—характе­рологические особенности «заставляют» его переходить улицу именно так. Если же, в другом случае, мы знаем, что очень многие люди нарушают в этом месте правила, т. е. ведут себя так же, как и наш пешеход (высокая согласованность), если этот пешеход всегда здесь перебегает дорогу, но при этом в других местах соблюдает правила дорожного движения (вы­сокая степень различия) мы можем заключить, что его пове­дение определяется особенностями стимула, ну, например, здесь переход расположен крайне неудобно. Если же, наконец, мы знаем, что здесь правила никто не нарушает (низкая согла­сованность) , что наш пешеход тоже обычно переходит эту улицу по переходу (низкая стабильность) и что в других местах он идет тоже по переходу (высокая степень различия), то мы мо­жем заключить, что его поведение объясняется особенностями данной ситуации, например, он куда-то сейчас спешит или дей­ствительно на него смотрит любимая девушка.

Можно заметить, что процесс каузальной атрибуции, по Кел­ли, представляет собой как бы чисто логический процесс, меха­нический подсчет вариантов, обработку информации, где, ка­залось бы, не остается места ни для какой психологии. Так ли это происходит на самом деле? Специально проведенные ис­следования показали, что если человеку предоставляется ин­формация о действии вместе с информацией о всех трех пара­метрах, его выводы соответствуют тому, как если бы они со­вершались по ковариационной модели.

В исследовании Мак-Артур [165] испытуемым в письменною виде давалась информация о действии и всех трех парамет­рах, работающих в модели Келли, и предлагалось указать при­чину действия. Например, сообщалась информация: «Том оча­рован этой картиной»; говорилось о высокой согласованности:

«Почти все, кто видит эту картину, очарованы ею»; указывалось на высокое различие: «Почти все другие картины не произво­дят на Тома такого впечатления» и на высокую стабильность поведения: «Раньше Том почти всегда очаровывался похожими картинами». Результаты исследования практически полностьк» подтвердили модель Келли: приписывание причин в целом со­ответствовало тем, которые предполагались исходя из нее. Так, при сочетании высокой согласованности, высокой стабиль­ности и высокого различия большинство испытуемых приписы­вало причину стимулу (в нашем примере с Томом это было нечто, связанное с картиной), а при низкой согласованности,. высокой стабильности и низком различии причина приписыва­лась личности (в нашем случае—самому Тому).

Таким образом, теории атрибуции как будто бы проясняют, каким образом мы понимаем причины своего поведения и дру­гих людей. Интересно проверить, как «работают» эти теории-в уже знакомой нам ситуации суда, когда задачей «судей» явля­ется вынесение приговора и установление степени ответствен­ности «преступника». В специальных экспериментах Шоу и его-коллег испытуемым—детям, юристам, полицейским—предла­гали описания действий, соответствующих уровням ответствен­ности, по Хайдеру. Оказалось, что и приписывание ответствен­ности и предлагаемое наказание соответствуют тому, что пред­полагалось из модели Хайдера [178].

В упомянутом эксперименте оценивалась такая ситуация:

водитель оставил машину без тормозов на горе и ушел. Машина поехала вниз и произошло происшествие — для одних испыту­емых машина врезалась в столб, для других она задавила чело­века. Испытуемым предлагалось оценить степень ответственности водителя. Оказалось, что чем хуже и ярче последствия, тем боль­шая ответственность ему приписывается. В данном случае, оче­видно, оказывают влияние социальная «желательность резуль­тата» и представление о его предсказуемости, что прямо соот­ветствует модели соответственного вывода Джоунса и Дэвиса.

Люсьер в подобных экспериментах проверял предсказание, вытекающее из модели Келли, о том, что «преступнику» с по­добными преступлениями в прошлом (т. е. с высокой стабиль­ностью поведения) будет приписываться большая ответствен­ность за поступки (так как в этом случае должна расти лично­стная атрибуция) и соответственно ему будут давать большой «срок». Эксперимент подтвердил эту гипотезу [см. по: 108].

В другой работе исследовалось влияние фактора согласо­ванности (по Келли) на атрибуцию ответственности. Согласно модели, если согласованность высока, т. е. когда многие люди ведут себя так же в похожих ситуациях, то должна возрастать ситуационная атрибуция и, следовательно, уменьшаться личная ответственность. В эксперименте предлагалось вынести приго­вор за совершение кражи либо в одиночку, либо в компании (групповая кража). Как правило, «одиночкам» приписывали большую ответственность, чем «коллективистам», но на «срок» в эксперименте это значимо не влияло. Однако анализ 140 реальных случаев осуждения за кражу показал, что 70 одиночек получили вместе значительно большее наказание, чем 70 «груп-повиков» (при этом возраст и дела преступников в выборке были уравнены) [178]. Таким образом, и здесь теория атрибу­ции ярко подтверждается.

<< | >>
Источник: Крижанская Ю. С., Третьяков В. П.. Грамматика общения.1990. 1990

Еще по теме Теоретические модели каузальной атрибуции.:

  1. Теоретические модели каузальной атрибуции.
  2. Каузальная атрибуция как механизм восприятия.
  3. Каузальная атрибуция как механизм восприятия.
  4. «Ошибки» атрибуции.
  5. «Ошибки» атрибуции.
  6. Каузальне і нормативне суспільствознавство
  7. Междисциплинарный теоретический синтез. Интегрированные теоретические исследования в технике
  8. 4.5. Модели рыночной экономики. Особенности белорусской экономической модели
  9. 4. Модель «совокупный спрос и совокупное предложение» как базовая модель макроэкономического равновесия
  10. § 2.26. Классификации моделей правовых режимов государственно-частного партнерства и моделей государственно-частного партнерства
  11. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
  12. Модели определения премии опционов.
  13. 3.2. Методы и средства теоретического исследования
  14. Политика России в АТР в XXI веке: теоретические и практические аспекты. 1.3. Основные векторы современной тихоокеанской политики России. 1.1. Политика России в АТР в ХХ! веке: теоретические и практические аспекты
  15. Основные теоретические ядра современных научных картин.
  16. Теоретическая и практическая значимость.
  17. Теоретическая и практическая значимость исследования.