Теоретические модели каузальной атрибуции.
Возникновение интереса к процессам каузальной атрибуции обычно связывают с работами выдающегося американского психолога Ф. Хайдера [148]. Размышляя о том, как происходит «наивный анализ поведения» у любого обычного человека, Хайдер указал на решающую роль приписывания другому намерения совершить поступок при установлении степени ответственности за него.
Он считал, что «наивное» понимание исходит из двух предположений:люди ответственны за свои намерения и усилия, но в меньшей степени за свои способности, и чем больше факторы окружающей среды влияют на действие, тем меньшую ответственность несет за него человек.
В этих положениях Хайдер отметил два пункта, вокруг которых впоследствии развивалась теория атрибуции: это, во-первых, различение намеренных и ненамеренных действий, а во-вторых, различение личностных и средовых атрибуций, или вопрос о локализации причины.
Вопрос о намеренности действия включает в себя вопрос о собственно намерении и вопрос об осознаваемых или предвидимых результатах. Действительно, в любой ситуации очень важно понимать, поступает ли человек намеренно или случайно, предполагает ли он возможность появления тех или иных результатов, или они являются для него полнейшей неожиданностью. Это можно заметить во многих привычных разговорных
•формулах. Когда человек говорит: «Я вижу, что я вас расстроил, но поверьте, я совсем не хотел этого»,—он объясняет/что
•его поступок был не намеренным. Когда же он говорит: «Я знаю, что говорю сам неприятные вещи, но я совсем не хочу вас обидеть и надеюсь, что вы меня так не поймете», — он сообщает,
что результат его слов—обида собеседника—им предполагается как возможный, но намерения такого нет.
Что касается различения личностных и средовых атрибуций, т. е. приписывания причин действия либо человеку, являющемуся «автором» действия, либо внешним по отношению к нему факторам, то этот вопрос так же действителен и актуален при понимании поведения человека. Одно дело сказать, что «он поступил так, как считал нужным», и совсем другое, что «его к этому вынудили обстоятельства»,—каждый человек сразу чувствует, что за этими высказываниями должны следовать разные предположения о дальнейшем поведении этого человека в подобных ситуациях. По сути дела, различение внутренних и внешних причин так или иначе постоянно проявляется при объяснении своих и чужих поступков.
При построении своей модели процесса атрибуции Хайдер попытался учесть оба этих важных вопроса. Основоположника теории атрибуции больше всего волновало, как определяете» степень ответственности за поведение. Он предложил модель «наивного анализа поведения», проведя который человек может решить вопрос о степени личной ответственности за то или иное поведение.
Факторы, определяющие действие
старание |
намерения
Эффективные
возможности
личности
усилия
действие
способности
умение
Эффективные возможности окружения |
трудность |
50 |
случаи
Схема анализа действия по Хайдеру [см.
по: 108].В основе его модели каузальной атрибуции лежат следующие предположения. В любой ситуации в поведении человека наблюдатель может выделить две основные компоненты, определяющие действие,—это старание и умение. Старание определяется как произведение намерений совершить действие и усилий, приложенных для осуществления этих намерений. Умение же определяется как разность между способностями человека по отношению к данному действию и «объективной» трудностью, которую надо преодолеть для его совершения, причем на преодоление трудностей может еще повлиять какая-либо случайность. Так как намерения, усилия и способности «принадлежат» действующему человеку, а трудность и случай определяются внешней ситуацией, то «наивный наблюдатель», приписав основное значение кому-либо из этих параметров, сможет сделать вывод о том, почему человек совершил действие, — потому, что «он сам такой» (приписать ответственность действующему), или потому, что «так сложились обстоятельства» (причина действия связана с внешней средой). Таким образом, в соответствиии с представлениями Хайдера, наблюдатель, владея информацией только о содержании действия, может объяснить поступок либо личностными особенностями, либо причинами, локализованными в силах окружения.
Представим себе традиционный сбор школьного класса, посвященный 20-летию окончания школы. Мы приходим туда и узнаем, что кто-то добился очень больших успехов в жизни, работе, кто-то наоборот, ничего не добился. Можно предположить, что в этой ситуации мы будем не только ее констатировать, но и пытаться объяснить уровень достижений наших соучеников. Причем наш анализ во многом сходен с анализом по схеме Хайдера. Какой информацией о каждом мы располагаем? Мы. не виделись 20 лет, однако у нас сохранились воспоминания, представления о «личностных ресурсах» каждого — его способностях. Кроме того, мы примерно представляем себе «силы окружения» — мы живем в одном мире, мы «знаем» (или нам кажется, что знаем) «трудность задачи» достижения успеха, привходящие факторы и т. д.
И вот про кого-то мы думаем: «Как ему повезло (а может, теща помогла?), он добился многого без всяких шансов на успех». Здесь явно проскальзывает следующая мысль. Добиться успеха трудно, ресурсы этого человека, на наш взгляд, минимальны, следовательно, его успех — не его заслуга, за это отвечает случай (повезло) или чья-то! помощь (теща) и т. д. Иными словами, здесь мы делаем заключение о внешних при-» чинах достигнутого результата (неличностной каузальности). При этом мы неосознанно присваиваем значительно больший вес факторам окружения (во главе с тещей) одноклассника по отношению к его личным усилиям и возможностям.
Про кого-то мы думаем совершенно иначе: «Сам виноват,
при таких возможностях—и ничего. А ведь от него так много» ждали. Скорее всего, лень сгубила». Здесь видно другое: наши представления о «личностных ресурсах» предполагали, что способности у человека большие, явно сильнее «сил окружения»,. но успеха нет. Значит, усилий не прилагал, заключаем о внутренних причинах плачевного итога (личностная каузальность) с акцентом на неприложение усилий (лень) и заодно производим приписывание ответственности («сам виноват»). У кого-то третьего, когда нельзя заподозрить ленность, в случае неуспеха будем думать об ударах судьбы, опять обращая внимание на силы окружения, и т. д. и т. п.
По всей видимости, человек действительно может использовать. все те переменные, которые Хайдер включил в свою модель. Однако даже на простом примере видно, что она не позволяет учесть и объяснить всю совокупность факторов. Во-первых, остается непонятным, по каким критериям отбирается и используется информация о личности и об окружении, почему наше-внимание концентрируется то на одном, то на другом. Во-вторых, решая с помощью этой модели вопрос о локализацию причины результата действия в личности или в окружении, человек не может получить каких-либо критериев, помогающих выбрать, что конкретно в личности (способности, характер, личностные черты) или в окружении повлияло на результат. Мы не можем указать конкретной причины, а можем лишь грубо. оконтурить, обозначить область, «где она лежит».
Тем не менее в реальном общении мы не останавливаемся обычно на этом этапе, а идем дальше: нам важны именно' конкретные причины, определяющие действия людей. Определить их попытались Джоунс и Дэвис в своей модели каузальной' атрибуции — модели соответственного вывода «от действий" к диспозициям». Результатом рассмотрения причин и следствий по этой схеме была уже не просто локализация причины в личности или в ситуации, а выделение какой-то вполне определенной личностной черты, или диспозиции, или предпочтения, которые и лежали в основании действия.
Основное предположение авторов состоит в том, что для атрибуции намерений действие может быть информативно в той' степени, а которой оно рассматривается в контексте выбора и отражает выбор одной из многих альтернатив [153]. Действительно, когда мы знаем, что человек поступал единственным-возможным способом, мы вряд ли сможем что-либо сказать. о его личностных пристрастиях — мы не знаем, как еще он мог бы себя вести, если бы... если бы у него была такая возможность. В то же время, если у человека был выбор из нескольких вариантов и он остановился на одном из них, то в таком случае-можно пытаться понять основания выбора, которые и будут причиной поступка.
При таком понимании проблемы вывод от действия к дис-
позиции может быть получен путем оперирования следующей информацией: 1) о количестве необщих (уникальных) эффектов действия; 2) о социальной желательности этих эффектов. Роль количества необщих эффектов действия для понимания причин поведения легче всего продемонстрировать на примере.
Предположим, что некий молодой инженер Сидоров выбирает себе место работы. У него есть три варианта — заводы А, Б и В. Сначала перечислим возможные эффекты выбора работы: 1) большая зарплата; 2) перспективы быстрого роста;
3) работа с друзьями по институту; 4) предоставление жилья;
5) интересная работа, дающая интеллектуальное удовлетворение. На заводе А у него будет большой оклад (1), возможность быстрого роста (2); на заводе Б—зарплата (1), друзья (3) и жилье (4); на заводе В—друзья (3) и интересная работа (5). Чтобы сделать вывод о причинах выбора того или иного места работы, необходимо исключить необщие эффекты:
Выбор завода А Б В
Эффекты выбора 12 134 35 Общие эффекты 1 133 Необщие эффекты 2 4 5
(Карьера) (Жилье) (Интересная работа)
Теперь можно понять, что если Сидоров выбирает завод Л, то он в основном заинтересован в карьере (2), а жилье (4) и интересная работа (5) для него неактуальны. Если он выбирает завод Б, то он в основном хочет получить жилье (4), а карьера (2) и интересная работа (5) неважны, а если он выбирает завод В, то главное для него интересная работа (5), зарплата (1) совсем не важна, а карьера (2) и жилье (4) неактуальны. В результате в первом случае мы делаем вывод, что Сидоров — карьерист, во втором, что он остро нуждается в жилье, и в третьем, что он творческая личность. Но если бы все три завода предоставляли одинаковые условия, то, зная о выборе Сидорова, мы ничего не смогли бы сказать о его причинах.
Таким образом,, анализ необщих эффектов действия как будто бы приводит к выяснению его причин. Однако, по представлению Джоунса и Дэвиса, необходим еще один шаг — выяснение степени социальной желательности того действия, которое совершено. Действительно, если поступок высоко желателен с точки зрения какой-либо группы, то в таком случае его причиной может быть не какая-то особенность личности, а характеристики объекта.
Предположим, что в битком набитом вагоне метро трое разных людей в сложнейших условиях читают один и тот же скучный и малохудожественный роман. Один из них — литературный критик, второй — школьник, третий — инженер. Кому из них можно с уверенностью приписать любовь к плохим рома-
нам? Первый, скорее всего, читает в силу профессиональной необходимости (высокая социальная желательность), и, следовательно, ничего нельзя оказать о его отношении к данному роману и автору. Инженер может быть признанным в своем отделе знатоком литературы и читает также в силу социальной ценности этого романа как нового, о котором еще можно рассказать и на котором подтвердить свой авторитет. А вот что касается школьника, то поскольку мы не подозреваем, каким образом чтение этого романа может быть для него социально желательным, то здесь можно предположить, что он как раз любитель такого рода литературы.
Следовательно, вторым важным фактором, управляющим приписыванием причины совершаемого человеком действия, является степень его социальной желательности. О значимости этого фактора свидетельствуют многочисленные наблюдения, показывающие, что для оценки готовности человека действовать определенным образом значительную роль играет такое его поведение, которое не может быть оправдано («списано») за счет социальной желательности. Например, если испытуемые слушали некоторое сообщение или доклад через дверь (ситуация подслушивания), то высказанное докладчиком мнение они в большей степени приписывали его собственной позиции, чем в случае, когда тот же доклад они слушали как участники публичного выступления. В последнем случае они допускали, что позиции, высказываемые докладчиком, могли быть вызваны желанием понравиться аудитории—социальной желательностью [1661. Влияние фактора социальной желательности проявляется во многих исследованиях, вскрывших большую информативную ценность поведения «выходящего из роли», по сравнению с поведением, удовлетворяющим требованиям определенной социальной роли.
Так, в одном из экспериментов [163] испытуемым предлагали описание некоего учителя, которое в одном случае не выходило за рамки обычного ролевого поведения (учитель развешивал по стенам наглядные пособия, готовился к уроку), а в другом случае несколько отклонялось от обычных ожиданий (учитель организовывал кружок современной музыки, пробовал новые формы обучения). В обеих ситуациях испытуемых просили оценить учителя по группе параметров. Оказалось,,, что во втором случае (поведение, не соответствующее привычному представлению о роли) оценки были более полярными, чем в первом (типичное ролевое поведение). Иначе говоря, если человек ведет себя так, как «нужно» (т. е. социально привычным и желательным способом), то это малоинформативно, и его трудно как-то оценить, поэтому ему и ставят «средние», «никакие» оценки, если же он ведет себя не так, как предполагалось, то это несет значимую информацию о нем, и оценки сдвигаются к краю, поскольку теперь о нем можно хоть что-то сказать.
В этом смысле, чем меньше социальная желательность действия, тем увереннее приписываются причины поведения—те диспозиции, которые за него «ответственны».
Многочисленные исследования показали, что модель «соответственного вывода» в целом не противоречит реальности, т. е. люди в своей повседневной жизни действительно руководствуются подобными правилами при объяснении себе поступков и действий других. Существуют и прямые экспериментальные подтверждения ценности основных положений модели. Так, в работе Ньютсона была подтверждена зависимость вывода от количества уникальных эффектов. В его исследовании показано, что уменьшение числа необщих, уникальных эффектов от некоторых действий приводит к более точным, уверенным и экстремальным (полярным) выводам при толковании причин этих действий. Обнаружено даже, что приписывание причины поведения по одному эффекту — линейная функция от уникальности эффекта [169].
Анализируя модель Джоунса и Дэвиса, можно заметить ее определенную ограниченность. В соответствии с ней конечный вывод связан с конкретной диспозицией, лежащей «за» поведением. Это приводит к тому, что если действие не может быть объяснено личностными причинами, то объяснение действия с точки зрения ситуации остается за рамками модели, и нет способов найти причины поведения.
Например, если некто на наших глазах перебегает дорогу в запрещенном месте, подвергаясь опасности быть сбитым машиной, то, используя модель соответственного вывода, ничего нельзя сказать о том, каково конкретное побуждение, которое ответственно за это поведение. Этим малосодержательным утверждением и будет исчерпан наш вывод, так как модель не дает возможности обнаружить причины — понять, почему он так делает: потому ли, что спешит, потому ли, что на него из окна смотрит любимая девушка и он демонстрирует ей свою храбрость, потому ли, что, задумавшись, начал переходить не там, где надо, и теперь нет хода назад.
Еще одним ограничением модели является то, что она предназначена для построения вывода на основании учета сведений только об одном поступке человека, т. е. не позволяет использовать весьма ценную информацию о том, как этот же человек себя ведет в других ситуациях. Ведь согласитесь, одно дело, если он перебегает в неположенном месте улицу всегда, а другое, если он это делает в первый раз в жизни.
Модель каузальной атрибуции, позволяющую найти причину и в личности и в окружении и при этом учитывающую информацию не об одном, а о многих действиях человека, предложил Келли [158]. В его модели информация о поступке оценивается по трем аспектам—согласованности, стабильности и различию.
Согласованность — степень уникальности действия с точки
зрения принятых в обществе норм поведения. Низкая согласованность отражает уникальность данного поведения, а высокая говорит о том, что данное действие является общим для большинства людей в данной ситуации. Стабильность поведения подчеркивает степень изменчивости во времени реакций данного человека в подобных ситуациях. Высокая стабильность •приписывается тогда, когда человек в большинстве случаев ведет себя также, низкая свидетельствует о том, что лат/нов действие уникально для человека в подобных обстоятельствах во времени (только сегодня!). Различие определяет степень уникальности данного действия по отношению к данному объекту. Низкое различие предполагает, что человек ведет себя также и в других подобных ситуациях. Высокое различие предполагает уникальность сочетания реакции и ситуации.
Схема Келли «работает» следующим образом. Различные сочетания высоких или низких значений факторов определяет отнесение причины поступка либо к личностным особенностям (личностная атрибуция), либо к особенностям объекта (стиму-льная атрибуция), либо к особенностям ситуации (обстоятельственная атрибуция).
Вернемся к нашему недисциплинированному пешеходу и проведем атрибуцию по модели Келли. С ее помощью можно более или менее точно «локализовать» причину либо в личностных особенностях человека, либо в особенностях ситуации, либо объекта. Так, если мы знаем, что в основном на этой улице люди выполняют правила дорожного движения и обычно не перебегают дорогу в неположенном месте, а идут по переходу (низкая согласованность), если этот конкретный человек всегда перебегает здесь улицу (высокая стабильность) и при этом вообще часто нарушает правила движения не только здесь, но и в других местах (низкая степень различия), то мы заключаем, что причина его поведения в нем самом—характерологические особенности «заставляют» его переходить улицу именно так. Если же, в другом случае, мы знаем, что очень многие люди нарушают в этом месте правила, т. е. ведут себя так же, как и наш пешеход (высокая согласованность), если этот пешеход всегда здесь перебегает дорогу, но при этом в других местах соблюдает правила дорожного движения (высокая степень различия) мы можем заключить, что его поведение определяется особенностями стимула, ну, например, здесь переход расположен крайне неудобно. Если же, наконец, мы знаем, что здесь правила никто не нарушает (низкая согласованность) , что наш пешеход тоже обычно переходит эту улицу по переходу (низкая стабильность) и что в других местах он идет тоже по переходу (высокая степень различия), то мы можем заключить, что его поведение объясняется особенностями данной ситуации, например, он куда-то сейчас спешит или действительно на него смотрит любимая девушка.
Можно заметить, что процесс каузальной атрибуции, по Келли, представляет собой как бы чисто логический процесс, механический подсчет вариантов, обработку информации, где, казалось бы, не остается места ни для какой психологии. Так ли это происходит на самом деле? Специально проведенные исследования показали, что если человеку предоставляется информация о действии вместе с информацией о всех трех параметрах, его выводы соответствуют тому, как если бы они совершались по ковариационной модели.
В исследовании Мак-Артур [165] испытуемым в письменною виде давалась информация о действии и всех трех параметрах, работающих в модели Келли, и предлагалось указать причину действия. Например, сообщалась информация: «Том очарован этой картиной»; говорилось о высокой согласованности:
«Почти все, кто видит эту картину, очарованы ею»; указывалось на высокое различие: «Почти все другие картины не производят на Тома такого впечатления» и на высокую стабильность поведения: «Раньше Том почти всегда очаровывался похожими картинами». Результаты исследования практически полностьк» подтвердили модель Келли: приписывание причин в целом соответствовало тем, которые предполагались исходя из нее. Так, при сочетании высокой согласованности, высокой стабильности и высокого различия большинство испытуемых приписывало причину стимулу (в нашем примере с Томом это было нечто, связанное с картиной), а при низкой согласованности,. высокой стабильности и низком различии причина приписывалась личности (в нашем случае—самому Тому).
Таким образом, теории атрибуции как будто бы проясняют, каким образом мы понимаем причины своего поведения и других людей. Интересно проверить, как «работают» эти теории-в уже знакомой нам ситуации суда, когда задачей «судей» является вынесение приговора и установление степени ответственности «преступника». В специальных экспериментах Шоу и его-коллег испытуемым—детям, юристам, полицейским—предлагали описания действий, соответствующих уровням ответственности, по Хайдеру. Оказалось, что и приписывание ответственности и предлагаемое наказание соответствуют тому, что предполагалось из модели Хайдера [178].
В упомянутом эксперименте оценивалась такая ситуация:
водитель оставил машину без тормозов на горе и ушел. Машина поехала вниз и произошло происшествие — для одних испытуемых машина врезалась в столб, для других она задавила человека. Испытуемым предлагалось оценить степень ответственности водителя. Оказалось, что чем хуже и ярче последствия, тем большая ответственность ему приписывается. В данном случае, очевидно, оказывают влияние социальная «желательность результата» и представление о его предсказуемости, что прямо соответствует модели соответственного вывода Джоунса и Дэвиса.
Люсьер в подобных экспериментах проверял предсказание, вытекающее из модели Келли, о том, что «преступнику» с подобными преступлениями в прошлом (т. е. с высокой стабильностью поведения) будет приписываться большая ответственность за поступки (так как в этом случае должна расти личностная атрибуция) и соответственно ему будут давать большой «срок». Эксперимент подтвердил эту гипотезу [см. по: 108].
В другой работе исследовалось влияние фактора согласованности (по Келли) на атрибуцию ответственности. Согласно модели, если согласованность высока, т. е. когда многие люди ведут себя так же в похожих ситуациях, то должна возрастать ситуационная атрибуция и, следовательно, уменьшаться личная ответственность. В эксперименте предлагалось вынести приговор за совершение кражи либо в одиночку, либо в компании (групповая кража). Как правило, «одиночкам» приписывали большую ответственность, чем «коллективистам», но на «срок» в эксперименте это значимо не влияло. Однако анализ 140 реальных случаев осуждения за кражу показал, что 70 одиночек получили вместе значительно большее наказание, чем 70 «груп-повиков» (при этом возраст и дела преступников в выборке были уравнены) [178]. Таким образом, и здесь теория атрибуции ярко подтверждается.
Еще по теме Теоретические модели каузальной атрибуции.:
- Теоретические модели каузальной атрибуции.
- Каузальная атрибуция как механизм восприятия.
- Каузальная атрибуция как механизм восприятия.
- «Ошибки» атрибуции.
- «Ошибки» атрибуции.
- Каузальне і нормативне суспільствознавство
- Междисциплинарный теоретический синтез. Интегрированные теоретические исследования в технике
- 4.5. Модели рыночной экономики. Особенности белорусской экономической модели
- 4. Модель «совокупный спрос и совокупное предложение» как базовая модель макроэкономического равновесия
- § 2.26. Классификации моделей правовых режимов государственно-частного партнерства и моделей государственно-частного партнерства
- ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
- Модели определения премии опционов.
- 3.2. Методы и средства теоретического исследования
- Политика России в АТР в XXI веке: теоретические и практические аспекты. 1.3. Основные векторы современной тихоокеанской политики России. 1.1. Политика России в АТР в ХХ! веке: теоретические и практические аспекты
- Основные теоретические ядра современных научных картин.
- Теоретическая и практическая значимость.
- Теоретическая и практическая значимость исследования.