<<
>>

Самодержец выступает силой соединяющей и укрепляющей дух народный;

2.

3. Самодержавие вместе с тем обеспечивает подлинную свободу духовной жизни и сочетается с широкими правами местного самоуправления.

Существо и значение русского самодержавия Ф.М. Достоевский очень точно выразил в следующих словах: «Это дети царевы, дети заправские, настоящие, родные, а [185]

Царь их отец.

Разве это у нас только слово, только звук, только наименование, что «Царь им отец»? Кто думает так, тот ничего не понимает в России! Нет, тут идея, глубокая и оригинальнейшая, тут организм, живой и могучий, организм народа, слиянного с своим царем воедино. Идея же эта есть сила. Создавалась эта сила веками, особенно последними, страшными для народа двумя веками, которые мы столь восхваляем за европейское просвещение наше, забыв, что это просвещение обеспечено было нам два века назад крепостной кабалой и крепостным страданием народа русского, нам служившего. Вот и ждал народ Освободителя своего и дождался, - ну так как же они не настоящие, на заправские дети его? Царь для народа не внешняя сила, не сила какого - нибудь победителя, а всенародная, всеединящая сила, которую сам народ восхотел, которую вырастил в сердцах своих, которую возлюбил, за которую претерпел, потому что от нее только одной ждал исхода своего из Египта. Для народа Царь есть воплощение его самого, всей его идеи, надежд и верований... Да ведь это отношение народа к Царю, как к отцу, и есть у нас то настоящее, адамантовое основание, на котором всякая реформа у нас может зиждиться и созиждется. Если хотите, у нас в России и нет никакой другой силы, зиждущей, сохраняющей и ведущей нас, как эта органическая, живая связь народа с Царем своим, и из нее у нас все и исходит»[186].

Н.А. Бердяев недоумевает по поводу этих строк и видит в них смешение веры в будущую вселенскую церковь с империализмом: «Легенда о Великом Инквизиторе - самое анархическое и самое революционное из всего, что было написано людьми. Никогда еще не был произнесен такой суровый и уничтожающий суд над соблазном государственности, над империализмом, никогда еще не была с такой силой раскрыта антихристианская природа земного царства и не было еще такой хвалы свободе, такого обнаружения божественности свободы, свободности Христова духа. Но это анархизм на религиозной почве, не «мистический анархизм», а теократический анархизм, это творческая революция духа, а не революционно-анархическое разрушение и распадение. Это отрицание всякого человековластия, всякого обоготворения человеческой воли, всякого устроения земли во имя Боговластия, соединения земли с небом. И остается непонятным, как мог автор «Великого Инквизитора» защищать самодержавие, соблазниться византийской государственностью»[187].

Во-первых, будущий идеал соборного братства людей возможен при условии нравственного совершенства людей, а до той поры существование государства

неизбежно. Здесь важно увидеть в мировоззрении Ф.М. Достоевского то, что идеальное общественное устройство не нуждается во власти, поскольку любой авторитет будет покушением на чистую свободу людей.

Во-вторых, поскольку государство исторически неизбежно, постольку единственной формой правления в России может быть самодержавие, но не империализм, тесная, органическая связь народа с царем, а не жесткое подавление личности и стремление к расширению своей территории и ресурсов.

В-третьих, одно православное самодержавие может служить достижению цели свободной братской общины верующих. Охраняя народ от внешних и внутренних угроз, самодержавия дает ему свободу общинной и духовной жизни. Ф.М. Достоевский верно замечает: «А что у нас все основное как нигде в Европе, то вот вам тому первый пример: у нас свобода - у нас гражданская свобода может водвориться самая полная, полнее, чем где-либо в мире, в Европе или даже в Северной Америке, и именно на этом же адамантовом основании они и созиждется. Не письменным листом утвердится, а созиждется на детской любви народа к Царю, как к отцу, ибо детям можно многое такое позволить, что и немыслимо у других, у договорных народов, детям можно столь многое доверить и столь многое разрешить, как нигде еще не бывало видно, ибо не изменят дети отцу своему и, как дети, с любовию примут от Него всякую поправку всякой ошибки и всякого заблуждения их»205.

В-четвертых, русское самодержавие ничего общего не имеет с абсолютизмом и имперскими государствами, ограничивающими свободу общества. Самодержавие предполагает свободу местного самоуправления, взаимное доверие царя и народа.

Причем именно общинное самоуправление более эффективно и справедливо может разрешать социальные и экономические задачи - распределения материальных благ, помощи нищим и больным, детям и старикам, причем деятельной душевной помощью, на что государство не способно.

Так, А.А. Григорьев в статье «Взгляд на историю России» резко критикует прозападническую государственную теорию централизации С.М. Соловьева, К.Д. Кавелина и др., опираясь на идею самопроизвольного, органического развития русской общины и децентрализации управления. Исследователь жизни и творчества А.А. Григорьева С.Н. Носов пишет: «Григорьев хотел видеть в истории России прежде всего

естественный вольный процесс саморазвития «народного организма», пытаясь согласовать и «примирить» между собой разнородные, конфликтные исторические явления - христианство и язычество, областной сепаратизм и стремление к «собиранию земли русской»... Не централизацию, а развитие местного самоуправления, региональной политической, социальной и культурной автономии считает Григорьев желанным и позитивным в историческом развитии России»[188].

Во взглядах на право почвенники были традиционалистами и отдавали предпочтение духовно-нравственным регуляторам и обычаям русского народа, нежели юридическим, формальным правилам поведения. Ими подчеркивалось служебное, подчиненное положение юридических норм по отношению к православной морали и традициям России. В законе они видели более низкую ступеньку в развитии нравственного самосознания человека. Закон принудительно связывает поведение человека, тогда как его поступки должны быть результатом свободного выбора и проистекать их христианской совести.

В этом плане почвенники, как и многие другие охранители, выражают сквозную для русской мысли идею - соотношения закона и благодати, обозначенную еще митрополитом Иларионом в XI в. Благодать открывается только преодолевшего закон человека, не из необходимости, а по доброй воле творящего добро. Закон лишь приуготовляет колеблющихся и слабых к свободному принятию божественной истины. Но, господство закона обрекает человечество на рабство, возвращает его в языческие времена - в царство не совести, а необходимости, не свободы духа, а покорности и рабства перед мертвенной буквой закона.

И.А. Есаулов отмечает: «митрополит Иларион в первом же оригинальном произведении русской словесности намечает два возможных способа ориентации человека в мире: самоутверждение в земной жизни и духовное спасение, для достижения которого необходимо освободиться от "рабства" земных забот. Н. Афанасьев — спустя почти тысячелетие — то же разграничение применяет, описывая благодать как антипод "правового пространства". Напомним, что для последнего "благодать исключает право подобно тому, как благодать исключила ветхозаветный закон... Признание права есть отказ от благодати есть возвращение к закону".

Конечно, в этом разграничении протопресвитер исходит из православной традиции, согласно которой благодать понимается как результат спасительного воздействия на человека Святого Духа и традиционно противопоставляется закону как категория сверхзаконная, а потому и "отменяющая" в перспективе все правовые отношения»[189].

Поступки, совершаемые человеком в силу одних только требований закона, из- за страха перед возможным наказанием - проявление человеческой слабости, несовершенства духа человека и его совести. Поэтому закон не способен внешними силами государственного контроля зародить в человеке совестливость, нравственные ценности, а может лишь оградить других людей от всплесков агрессии слабых духом людей.

<< | >>
Источник: В.В. Сорокин, А.А. Васильев. История правовых учений России. 2014

Еще по теме Самодержец выступает силой соединяющей и укрепляющей дух народный;:

  1. Народная оппозиция Швейцарии выступала за избрание законодательного органа, свободу мнения и ограничение власти церкви.
  2. 5. Самодержец - человек, несущий гнет власти,
  3. § 4. Народное творчество и его значимость, выражение народности в литературе и искусстве
  4. § 3. Основания освобождения от ответственности за вред, причиненный непреодолимой силой
  5. РАСТА VESTITA («ОДЕТЫЕ» PACTA). НЕФОРМАЛЬНЫЕ СОГЛАШЕНИЯ С ИСКОВОЙ СИЛОЙ
  6. . .Как только люди соединяются в общество, они утрачивают сознание своей слабости, существовавшее между ними равенство исчезает и начинается'война.
  7. Самодержец - человек, несущий гнет власти, а потому почитаемый народом как человек нравственного подвига.
  8. 13.4. Абсолютный дух
  9. 13.4. Абсолютный дух
  10. 13.2. Субъективный дух
  11. 13.2. Субъективный дух
  12. 3. «Дух» и «душа»
  13. Дух
  14. 2. Дух и душа
  15. 13.3. Объективный дух
  16. 13.3. Объективный дух