<<
>>

«Знать и видеть»

- главная в плане постановки и предложения по решению проблемы. В ней утвержда­ется: «На протяжении истории человечества неоднократно признавалось, что человеческий ум располагает двумя способами познания, двумя типами сознания, которые часто обозначались как рациональный и интуитивный, и традиционно ассоциирова­лись с наукой и религией.» (С.

22) Ну, мало ли кто что признавал? Например, на протяжении последних двух веков многие неоднократно и традиционно утверждали, что они - Наполеоны. Их еще почему-то, по крайней мере временно, селили в желтых домиках. Капра как-то странно представляет себе основательность доводов.

Кроме того, у него видно явное передергивание существа дела. Мы не стали бы спорить с признанием важности интуиции в познании. Но выделять ее в самостоятельный тип познания, а не в сорт догадки вероятностного характера, требующий в дальнейшем проверки и упорядочения рациональным знанием, недопустимо. Но он это делает, опираясь всего лишь на то, что мы не отрицаем вообще важности интуиции в познании.

«На Западе интуитивный, религиозный тип познания нередко считался менее ценным, чем рациональный, научный тип познания, в то время как на Востоке было распространено противоположное мнение.» (С. 22) И опять же: мало ли кем что считалось? Капра, выступая в книге как ученый, должен был и говорить от лица науки, а она отрицает религию. Но он говорит, как будто ставит на один уровень, в один ряд, как равные истину и заблуждения. Кроме того, как-то досадно становится от его настоя­тельного связывания интуиции с религией. Фактически получается, что он неявно старается связать, отождествить интуицию с мисти­кой, что для ученых совершенно неприемлемо. Ученые знают об интуиции, но ничего мистического, сверхчувственного, сверхъ­естественного в ней не видят. Так, математик и мыслитель Пуанкаре писал: «...недостаточно одной логики; ... наука доказывать не есть еще вся наука и ... интуиция должна сохранить свою роль как дополнение - я сказал бы, как противовес или как противоядие логики ([13], с. 165). ... логика и интуиция играют каждая свою необходимую роль. Обе они неизбежны. Логика, которая одна может дать достоверность, есть орудие доказа­тельства; интуиция есть орудие изобретательства.» ([13], с. 167)

Затем Капра переходит к конкретному объяснению дефектности обычного научного познания.

«Рациональное знание ... относится к области интел­лекта, функция которого - различать, разделять, сравнивать, измерять и распределять по категориям. (Замечу, что все эти функции свойственны ощущению, без которого человек как нечто, отличное от просто материи, не существует, см., напр., ([14], глава 4). Соответственно, без подобных действий человек вообще не может обойтись. - В.Г.) Так возникает мир интеллектуальных разграничений, мир противоположностей, не существующих друг без друга...

Уязвимое место данного подхода - абстрагирование, поскольку для того, чтобы сравнивать и классифицировать огромное количество различных форм, структур и явлений, мы не можем использовать все их характеристики, и должны выбирать несколько наиболее важных. (Тут немедленно вспоминается поучение Ленина выбирать главное звено в цепи причин, событий и обстоятельств, поскольку всех причин и обстоятельств ухватить невозможно.

Так что выделение только самого важного - вещь отнюдь не новая. Во-вторых, ведь это «абстрагирование» неизбежно начинается еще на этапе ощущения, которое уже есть упрощение, огрубление, выбор главного в каком-то отношении, установление границ и, соответственно, структур в отражении материала, которых, таких четких, нет в самой отражаемой реальности. - В.Г.)

Однако мир ... полон разнообразия и отклонений от норм. В нем нет абсолютно прямых линий и правильных форм. ... Понятно, что при помощи системы абстрактных понятий полно­стью такой мир описать нельзя, так же, как нельзя покрыть сферическую поверхность Земли плоскими картами. Мы можем надеяться лишь на приблизительное представление о реальности, и поэтому рациональное познание изначально ограничено в своих возможностях.» (С. 23-24) Здесь уместны два замечания.

1) Можно подумать, что автор старается своими словами кратко изложить часть содержания «Материализма и эмпириокри­тицизма», касающуюся невозможности точно отразить в теориях (и вообще в познании) абсолютную истину, так что приходится довольствоваться лишь относительной.

2) Однако Капра проходит мимо факта, что возможности всё более точно отразить реальность и приблизиться к абсолютной истине априорно не ограничены. Так, он откровенно опускает очевидный факт, что усложнением «абстрактных» конструкций из идеальных элементов в принципе можно сколь угодно точно приближать их к желаемой картине, скажем, как в случае аппроксимации функции удлинением ряда по базисным функциям или путем уменьшения отрезков при подсчете длины кривой линии, на чем вообще и основано интегрирование. И упоминаемую им поверхность Земли в принципе можно сколь угодно точно отобразить набором плоских картинок. Кстати, он сам не заметил, как без особых потерь для смысла и существа дела воспользовался термином «сферическая» для указания формы Земли, хотя она, конечно, в строгом смысле слова сферической не является. И ничего страшного не произошло: все поняли, что он хотел сказать, и полностью удовлетворены. Такая допустимость человеком и всем ощущающим неабсолютной точности получаемых результатов, выражения или описания реальности также есть важный фактор [14,15], которого он не учитывает при оценке «западного», научного, рационального способа познания как в принципе дефектного. Таким образом, его утверждение об изначальной ограниченности рационального познания не может так уж впрямую относиться к адекватной оценке процесса познания.

Итак, «рациональное познание ... свойственно науке, которая измеряет, оценивает, классифицирует и анализирует. Современные ученые, особенно физики, уже сознают ограниченность всех знаний, приобретенных при помощи этих методов ... На Западе семантик Альфред Корзыбский высказал ... то же самое положение: «Карта не есть местность.»» (С. 24) Но что нам семантик, ориентирующийся в отражении реальности так же не обязательно, как и формальный математик? Важно, что это известно и многим физикам. Например, Бриллюэн писал еще раньше: «Физические модели отличаются от мира так же, как географическая карта от поверхности земли» ([16 ], стр. 87). Здесь мне что-то всё вспоминаются аналогичные случаи ссылок на авторитеты, но совершенно не в потребных областях. Так, в вопросе о необходимости согласования термодинамики с механикой А.Д.Суханов недавно почему-то апеллировал к математику: «...многие математики, например, Б.Мандельброт, высказывались в том смысле, что ... полное обоснование термодинамики из динамики ... никому не нужно.» ([17]) Это странно. Какой вес могут иметь мнения математиков в вопросе об отражении природы в теориях? Разве они работают с природой и имеют свое математическое мнение о проблеме единстве мира?

Ниже автор снова рассуждает о неточности научного метода. «Научный метод абстрагирования очень продуктивен и полезен, но за его использование нужно платить. По мере того, как мы все точнее определяем нашу систему понятий и делаем бо­лее строгими правила сопоставлений, она все больше отдаляется от реального мира.» (С. 28-29) Это заключение ниоткуда не следует. Система понятий есть система понятий, которую можно применять, когда она подходит, или не применять, когда она не подходит. И вроде бы наоборот, она тем более адекватно применима, когда она лучше разработана и ясна. Иначе не было бы никакого смысла и надобности «все более точно ее определять». Выходит, автор делает принципиальные суждения весьма вольно и некритично. «Вновь используя аналогию, предложенную Корзыбским, между картой и местностью, мы можем сказать, что обычный язык - это карта, которая, в силу присущей ей неточности, способна, до некоторой степени, повторять очертания сферической поверхности Земли. По мере того, как мы исправляем ее (по смыслу аналогии тут явно должно иметься в виду - делаем более плоской. - В.Г.), гибкость постепенно исчезает, и в математическом языке мы сталкиваемся с крайним проявлением ситуации - слишком слабые узы связывают ее с реальностью, отношение символов к нашему чувственному восприятию перестает быть очевидным.» (С. 29) Тут он смешал в кучу разные аспекты. Во-первых, вообще улучшение и совершенствование аппарата позволяет лучше смоделировать реальную ситуацию, и его аналогия с уплощением карты как следствием развития аппарата явно неверна. В данном случае развитием аппарата была бы изготовление карты из небольших плоских лоскутов, соединяемых под углами - как говорится, некомпланарно, - чтобы она лучше охватывала сферу. Во-вторых, в физике описывается не нечто чувственное, а относительно точные и общезначимые результаты приборного анализа. Так что ущерб для нее от удаления аппарата от непосредственно чувственного вполне надуман.

И теперь мы переходим к решающему шагу.

«Для большинства из нас слишком сложно постоянно помнить об ограничениях и относительности понятийного мыш­ления. Поскольку проще иметь дело с нашими представлениями о реальности, чем с самой реальностью, мы, как правило, смешиваем одно с другим и принимаем свои символы и понятия за реальность. (Непонятно, зачем он заговорил о «нас», когда речь идет о наилучшем познании, которое не у «нас», обыденных людей, а у науки, которая, разумеется, должна помнить об указанной разнице, хотя бы некоторые ученые об этом и забывали, речь-то не об этой забывчивости! - В.Г.) Одна из основных целей, которую ставят перед собой мистические учения Востока, - освободить нас от смешения двух разных вещей. ... (И вот решающий шаг: - В.Г.) Восточные мистики стремятся к непосредственному вос­приятию действительности, превосходящему как рациональное, так и чувственное познание.» (С. 24)

Вот это интересно. Капра пишет в своей манере: кто-то там что-то считает, мистики куда-то стремятся. А доказательств и в помине нет. Стремиться-то можно, однако возможно ли этого достичь? Можно стремиться превзойти скорость света, но возможно ли это? Ну, со скоростью света еще не вполне ясно, и никогда не будет вполне ясно, если и пока не будет показана возможность. Но с абсолютным знанием, неограниченным и безусловным, не зависящим от обстоятельств, истории, средств и способов получения и выражения, - весьма ясно: оно совершенно невозможно. Откуда взял Капра эту возможность? Поверил на слово самим мистикам или их рекламщикам?

«Буддисты называют такое знание «абсолютным», поскольку оно не опирается на разграничения, абстракции и классификации интеллекта, которые, как мы видели, всегда условны и приблизительны. Оно является, как учат нас буддисты (выделено мной. А мы им слепо верим? - В.Г.), непосредственным восприятием недифференцированной, неделимой «таковости». Абсолютное постижение этой таковости не только лежит в основе восточного мистицизма, но также является основной характеристикой всех мистических переживаний.

Восточные мистики постоянно настаивают на том факте, что высшая реальность не может быть объектом рефлексии или передаваемого знания. (Ну, объектом-то рефлексии вся реальность может быть и даже часто бывает, но полностью отражаемой, полностью ухватываемой знанием и точно выражаемой словами, конечно, не может. - В.Г.) Она не может быть адекватно описана словами... Лао-цзы, называющий эту реальность Дао, утверждает то же самое в первой строке «Дао-дэ цзин»: «Дао, которое может быть выражено, не есть вечное Дао». ... Этот факт... служит достаточным свидетельством невозможности передачи абсолютного знания словами.» (С. 25) (Последнее предложение, говорящее о правильном, поразительно оригинально в отношении достаточности доказательств. Можно посоветовать всем, почтительно читающим Капру, повесить это его высказывание на стенку на самое видное место. - В.Г.)

Невозможность узнать в субъективном выражении и пере­дать абсолютное знание вполне известна «западной» науке (правда, не всем ученым, особенно следствия) - «уж слишком глубоким оно обладает логосом»! И даже с большими подробностями: читайте, например, «Материализм и эмпириокритицизм» или любой учебник по диалектическому материализму. Но Восток якобы знает другой способ познания: схватывание реальности не раскласси­фицированной, самой по себе.

И дальше автор переходит к описанию абсолютного знания и способа его получения.

«...Абсолютное знание - полностью неинтеллектуальное восприятие реальности; опыт, возникающий в необычном состоянии, которое можно назвать «медитативным» или мистическим.» (С. 25) «Научное исследование ... в первую очередь состоит из рационального знания и рациональной рефлексии, но не сводится к этому (верно. - В.Г.). Бесполезной была бы рациональная часть исследования, если бы за ней не стояла интуиция (и это верно: экспериментальная часть и интерпретационная погружены в неограниченный мир понимания, подчиняющийся не формальной, а диалектической логике - по словам Гегеля, существенному содержанию всех иных знаний, которое не может быть выражено полностью и формально строго. И еще об одной важной стороне интуиции - о догадке - пишет Капра: - В.Г.), которая одаривает ученых новыми открытиями и таит в себе их творческую силу. Озарения обычно приходят неожиданно и, что характерно, не в минуты напряженной работы за письменным столом... Когда напряженная умственная работа сменяется периодами релаксации, интуиция словно берет верх, и порождает кристально ясные откровения...» (с . 27)

Совершенно кристально ясно, куда он клонит: расширить (экстраполировать, отождествить) интуицию как догадку, явление неожиданного обнаружения ошибки или искомой новой конструкции, решающей довольно хорошо сформулированную проблему (причем конструкции из известных стандартных для мышления элементов), на полное, бездефектное видение реальности самой по себе. Так же кристально ясно видно, что эти вещи, которые он пытается сблизить, имеют совершенно разную природу, одна реальна, другая мифологична, так что надежд на какой-либо успех тут быть не может.

Капра мистическое прозрение, усматривание истинной реальности при медитации пытается (несколько ниже) проиллюст­рировать примером озарения при понимании шутки. «Сходство между духовным прозрением и проникновением в смысл шутки должно быть хорошо знакомо людям, достигшим просветления.» (С. 33) Но понять шутку - то есть обнаружить другой, чем первоначально предполагавшийся смысл, вариант связи событий, - дело довольно простого перебора вообще-то известных и немногих элементов, подходящих ко вполне приемлемой и не слишком сложной конструкции. Увидеть же внутреннее абсолютное строение первоначально неизвестной, к тому же весьма сложной реальности, да еще не имея реальных средств - дело совсем другое. Вроде как пойти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что. И даже то, что ты не можешь постичь, поскольку ограничен своей природой. Ведь не холмы же и долины, которые созерцаешь, а что-то поглубже! Заодно обратим внимание на то, что шутка обычно понимается по ходу дела, т.е. озарение чаще приходит в процессе рассмотрения, а не случайно - в расслабленном состоянии. Капра тут собирался подвести к тому, что, якобы, для нахождения решения надо расстаться мыслями и разумом, ибо они мешают проницанию и просветлению.

И вот Капра подходит к финишу, к основной идее: «...в восточном мистицизме ... разные школы ... уделяют разное внимание рассудку и логике. ... даосы всегда испытывали недоверие к рассудку и логике. ... дзэн считает достоинством «отсутствие слов, отсутствие объяснений, отсутствие наставлений и отсут­ствие знания» в своем учении. Его последователи сосредоточены единственно на переживании просветления, и испытывают лишь косвенный интерес к истолкованию этого переживания. Знаменитое дзэнское изречение гласит: «В тот момент, когда ты заговариваешь о чем-то, ты не достигаешь цели.»» (С. 29) Вроде вырванной из поэтического контекста тютчевской глубокомыслен­ности (поражающей дам) «Мысль изреченная есть ложь.» Никто не выгонит их из рая, созданного для них буддизмом и даосизмом!

И дальше. «Хотя остальные школы восточного мистициз­ма не столь категоричны, в их основе лежит непосредственный мистический опыт. ... Благодаря тому, что этот опыт служит основой всех знаний, восточные традиции характеризуются силь­ной эмпирической ориентацией, которая всегда подчеркивается их сторонниками.» Как дело-то поворачивается! И вольтметры-амперметры с ускорителями не нужны! Помедитируй, и истина откроется. «Например, Д.Т.Судзуки пишет о буддизме: «Личный опыт... - основа буддийской философии. В этом отношении буддизм представляет собой радикальный эмпиризм или экспериментализм...» Подчеркнем, что по контексту тут речь идет не об обычном обдумывании хотя бы даже увиденного, а не просто высосанного из пальца, а о большем: о некоем мистическом опыте, якобы устанавливающем непосредственную и исчерпывающую связь медитирующего с реальностью, даже, как можно было понять из предыдущего, не расчлененную на объекты, реальность как она есть, возможно, даже в целом! Медитирующий созерцает те холмы и долины и в некоторый момент начинает видеть, как всё (хорошо) там устроено! В противном случае даже не стоило бы и огород городить, предлагая нечто превосходящее «западный» способ познания. «Джозеф Нидэм ... подчеркивает важность эмпириче­ского подхода даосов в своей работе «Наука и цивилизация в Китае» и утверждает, что именно это отношение к личному опыту сделало даосизм основой развития китайской науки и техники.» Возможно, что так и было, однако результаты были чудовищно плачевны - как в отношении науки, так и техники. Перевымученно-мудрое конфуцианство, позже совместно с дао­сизмом погрузили Китай во многовековой схоластический сон. Лу Синь в своих замечательных воспоминаниях впечатляюще рассказывает о состоянии там «науки и техники», а также «медицины» на рубеже XIX и ХХ веков [18]. В юности он и сам пожелал было выучиться на горного инженера, но в течение долгого курса никто не узнал ничего, так что ему пришлось ехать учиться в Японию, которая раньше, в результате «революции Мэйдзи», перешла к «западному» способу познания и технологии. А Китаю пришлось дожидаться революции Сунь Ятсена, а потом еще и коммунистической революции и гигантской научно-технической помощи СССР. Об аналогичной «успешности» «восточной» науки и техники можно сказать и в случае Индии. Поистине гора родила мышь.

Так на практике, в виде громадного многовекового застоя, «восточная» методика - при якобы целостном, но неясном, не раз­вивающемся знании, при декларативном, неверном и невозможном одномоментном «схватывании» всего сразу, - показала свою пол­ную несостоятельность по сравнению с западной «кумулятивной» методикой последовательного набирания и уточнения знания по частям, последовательности и прогресса в обучения и отработке производственных технологий, процессов и устройств при их неуклонном развитии.

Необходимо также отметить необычное понимание Капрой обоснованности предлагаемых выводов. В качестве доводов он использует почти лишь мнения: «как учат нас буддисты, уделяют внимание, испытывали недоверие, считает достоинством, сосредоточены на переживании просветления, испытывают интерес, Нидэм ... подчеркивает важность». Ни одного доказательства нет.

I. 4. Посмотрим еще на их «опыт».

«Д.Т.Судзуки пишет по этому поводу: «Важнейшее место в буддийской эпистемологии занимает видение, поскольку видение - основа знания. Знание невозможно без видения; все знание берет свое начало в видении. ... Поэтому буддийская философия категорически предписывает видеть реальность такой, какова она есть. (Хорошо сказано! - В.Г.) Созерцание есть переживание просветления» (т.е., по-видимому, правильного видения и улавливания всего. Тут Капра замечает: - В.Г.) Этот отрывок напоминает мне о Доне Хуане (персонаже К.Кастанеды. - В.Г.), маге из племени яки, который говорит: «Мое пристрастие - видеть... поскольку только посредством видения может человек знания приобретать знание.»» (С. 31) Мне он напоминает то же. Поистине доверчивость Ф.Капры не знает границ и не руководству­ется ни опытом, ни разумом, ни интуицией. Ему даже не приходит в голову, как низко он опускает высокое и благородное «восточное» познание этим доброжелательным сравнением и подтверждением его «теорией» познания отсталых индейских племен.

Он дополнительно предостерегает от обычного понимания нормальным «западным» человеком «видения»: «Не следует слишком буквально воспринимать наши слова о первостепенном значении видения в мистических традициях, они имеют метафорический смысл, поскольку мистическое восприятие реальности не относится к миру чувственного восприятия. ... То, что ... хотят подчеркнуть, упоминая о созерцании, видении или наблюдении, - эмпирический характер своего знания.» (С. 31) Другими словами, они смотрят на горы и долы, медитируют и все проницают. Это и есть эксперимент. Они не высасывают знание из пальца и даже не видят по-человечески, а непосредственно проницают реальность как она есть! Вот их эмпирия, их экспериментальность и опыт.

И дальше следует невероятный и вполне смехотворный вывод: «Эмпирический подход восточной философии напоминает нам о важном значении наблюдения в науке и предполагает возможность их сравнения на этом основании. Стадия экспериментов в научном исследовании, очевидно, соответствует непосредственному прозрению восточного мистика.» (С. 31) Дешево и сердито. И уж-жасно доказательно!

Посмеемся же еще.

«Параллель между научным экспериментами и мистиче­скими переживаниями может показаться удивительной, посколь­ку два этих процесса наблюдения имеют совершенно различную сущность. Физики проводят эксперименты, невозможные без согласованной работы группы специалистов и использования в высшей степени совершенного оборудования (это не обязательно, вспомним опыты Галилея. - В.Г.), в то время как мистики пости­гают свои истины путем интроспекции в уединенной медитации, и им ни к чему приборы. ... Сложность и эффективность техниче­ского оборудования физики уравнивается, если не превосходится, сложностью и эффективностью мистика - как в физическом, так и в умственном отношении - погруженного в глубокую медита­цию.» (С. 31-32)

Разумеется, Капре, помимо уверений самих «мистиков», не требуется каких-либо основательных свидетельств того, что медитация позволяет видеть мир как он есть. А ведь даже при их субъективной честности им очень даже может лишь казаться, что они что-то там действительно проницают, а не испытывают какое-нибудь искусственно наведенное теплое чувство, например, оптимизма, которое и принимают за прозрение, просветление. Психологи должны знать, что возникающие иногда у людей впечатления усматривания какой-то чуть ли не мистической связи между объектами или чем-то иным в мире - вещь очень даже обычная. И именно «восточная» техника отрабатывается на способность манипулировать сознанием, а эта способность при исходном незнании реальности может заставить принимать за нее что угодно. Например, за глубокую мировую истину ощущение запаха бензина, как в известном в литературе примере с «озарением» в наркотическом состоянии. Печатался у нас когда-то давно рассказ индийского автора о человеке, ради «освобождения» ушедшем от семьи на обучение истине к таким мастерам манипуляции, но случайно увидевшем со стороны, как его соученики с удовольствием жуют сухие ветки на кустах, представляя их прекрасными плодами.

Ниже (с. 106) Капра сообщает, что согласно дзен путями к просветлению могут быть любые занятия, искусства, церемонии. «Все они ... могут использоваться для подготовки слияния индивидуального сознания с высшей реальностью.» И он пишет это всерьез. Но поверить в непосредственное абсолютное действительное видение и «слияние» совершенно невозможно. Человек, поскольку он является живым, ощущающим, неизбежно упрощает воздействия на него, не может чувствовать всей неисчерпаемой реальности ни вширь, ни вглубь. Об этой черте давным-давно писал не упомянутый Капрой в его одностороннем обзоре античной науки Лукреций, отметивший как существенный методологический факт, что мы не чувствуем лапок комара по отдельности. И как ни тренируй мозги и чувства, сделать их бесконечно и исчерпывающе чувствительными невозможно, на что вроде бы претендуют мистики. Чем еще можно проницать? А если не бесконечная чувствительность и точность, то можно начинать ту же критику мистики, что и выдвинутая Капрой против «западного» подхода к науке, только уж, конечно, совершенно уничтожающую, поскольку преимущества западного - приборность, массовость, повторяемость и кумулятивность - в данном случае напрочь отсутствуют, и вообще не остается ничего здравого и рационального (что и есть на самом деле). А если уж вообще без чувств и мыслей, то дальше в бессмысленность ехать некуда.

Ввиду заявленного отрицания общения между «просветлен­ными», поскольку истина, по их мнению, не может быть передана, да и не такая уж она, разумеется, простая, никакого накопления знания от просветлений отдельных медитирующих личностей образовываться не может. То есть как в древние времена они начинали познание реальности с нуля, так и сейчас каждый должен приступать к «познанию» самостоятельно, без усвоения накоплен­ного опыта. Можно гарантировать, что обычный, «западный» способ познания реальности по всем статьям превосходит «восточный», и что «восточный», каким его представляет Капра, вполне ненаучен.

В «восточных» философиях подмеченные их древними философами диалектические особенности - связь вещей, включен­ность человека в природу, наличие противоречий, неточность описания реальности словами и теориями - входят в упрощенном, недиалектическом, преувеличенном, абсолютизированном виде. И именно в этой недоработанной форме Капра берет их за методологическую основу. И такой взгляд, наряду с некоторыми правильными моментами критики метафизических подходов, одновременно приводит его и к другим, совершенно ошибочным положениям типа, например, возможности того же мистицизма и познания абсолютной истины как она есть.

I. 5. На этом можно было бы остановиться, потому что касательно обоснования «преимуществ» «восточного пути» остальные полтора десятка глав почти только повторяют и иллюстрируют уже сказанное. При этом, как и прежде, Капра проявляет совершенную неосведомленность о диалектическом материализме и его теории познания. Так, он, знакомый с восточной философией, в частности с даосизмом, заявляет: «Западному человеку сложно свыкнуться с мыслью о внутреннем единстве всех противоположностей.» (С. 97) Сложно или не сложно (ведь познание не обязано быть несложным!), но он явно не слышал о Гегеле и о широкой и мощной гегелевской традиции. Как раз с Гегелем сравнивал знаток буддизма академик Щербатской реформатора буддизма Нагарджуну ([12], с. 252).

Впрочем, для современных западноевропейцев и американ­цев это не удивительно. Ведь только у нас и у бывших наших идейных попутчиков борьба и единство противоположностей должны были изучаться в вузах. А у них культивируется позитивизм или вообще что-то общелиберальное. Во всяком случае, Восток не является в диалектике монополистом. Мы даже могли бы их кое-чему поучить (правда, это утверждение несколько риторич­но, так как о научно разработанной диалектике на нынешнем реальном Востоке, особенно Дальнем, знают гораздо больше, чем Капра и ученые Запада). Например, Капра пишет: «В Китае пред­ставление о единстве и взаимосвязи противоположностей лежит в самой основе даосской философии. Так, Чжуан-цзы пишет: ««Это» одновременно есть и «то». «То» одновременно есть «это». ... То обстоятельство, что «это» и «то» перестают быть противоположными, - основное содержание Дао. Это обстоя­тельство служит центром круговорота бесконечных перемен.»» (С. 97) Во-первых, в Китае уже десятилетия никакая даосская философия не играет роли в науке и производстве. Во-вторых, в цитированном нет диалектической спирали: возвращения на новом уровне, что есть в диалектическом материализме, который ныне преподается в Китае. И по вопросу о выделении и связи вещей, уже использованному Капрой для критики «западного» подхода к познанию и обсуждаемому им позже (особенно в связи с релятивистской квантовой физикой), диалектический материализм может сказать весьма важные вещи, вполне разбивающие доводы Капры против западного аналитического подхода с разделениями, классификациями и соответствующими огрублениями. Кроме того, что диалектический материализм гораздо более развит теоретиче­ски, он и вообще реалистичен, поскольку стоит на материалистиче­ской позиции и развивался вместе с наукой, потому и несравнено более естествен и приемлем для физиков и вообще нормальных ученых.

Итак, с «восточной» философией у Капры мы в основном покончили. В последующих нескольких главах он подробнее излагает особенности конкретных восточных учений, но «кто виноват из них, кто прав, - судить не нам». В дальнейшем существенное у него касается конкретного развития физических теорий.

II

II. 1. а. В 10-й главе

<< | >>
Источник: В.Б.Губин. О методологии лженауки. 2004

Еще по теме «Знать и видеть»:

  1. Видеть себя со стороны
  2. ЦЕРКОВНИКИ И ДВОРЯНСКАЯ ЗНАТЬ
  3. ЗНАТЬ, ЖРЕЧЕСТВО И ВОИНЫ
  4. Что нужно знать об экспертизе
  5. Все, что необходимо знать о викингах
  6. Почему нужно знать друг друга
  7. Почему нужно знать друг друга
  8. 2. Зло человека уничтожает в нём духовную способность знать Бога.
  9. Приложение 1. Что нужно знать для организации третейского разрешения дел
  10. 1. Бог любит человека и создал его таким образом, что человек может знать Бога.
  11. Разбиение темы "Что значить знать?" на три узловые составляющие: обучение-понимание-сознание - представляется фундаментальным.
  12. ♥ Я хотела бы знать, беременная женщина имеет право встать на учет в женскую консультацию любой поликлиники города или это должна быть районная поликлиника по месту прописки?
  13. Три вопроса «Что я могу знать?», «Что я должен делать?» и «На что я могу надеяться?», все без исключения представляющие интерес для Канта, он объединяет в один — «Что такое человек?».
  14. ПРЕДВИДЕНИЕ: ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
  15. конец света -расчет
  16. Не сметь смотреть!
  17. 1.1 Цели освоения учебной дисциплины
  18. (Чтение мыслей)
  19. ♥ Ответьте, пожалуйста, на главный вопрос – как лечиться качественно и бесплатно? (При учете неквалифицированных «докторов» и их пофигистского отношения к пациентам.) (Арина)