<<
>>

2. Личность корыстно-насильственных преступлений

Уголовно-правовая характеристика лиц, совершивших корыстные преступления с применением физического и психологического насилия, представляет собой совокупность юридически значимых сведений о возрасте, вменяемости, направленности и длительности преступной деятельности, рецидиве, совершении одновременно нескольких преступлений, использовании для этого конкретных способов и методов, механизмов применения насилия, его формах и т.

д.

Поэтому актуальна проблема изучения субъекта преступления. Достаточно напомнить, что вплоть до распада СССР было осуждено около 35 млн человек. При этом 10 млн из этого числа было осуждено повторно, что свидетельствует об избрании ими преступной жизненной установки[78].

В Казахстане за вымогательство, разбой к уголовной ответственности согласно ст. 15 УК Республики Казахстан могут быть привлечены вменяемые лица, достигшие к моменту совершения преступления 14-летнего возраста.

Устанавливая уголовную ответственность с 14-летнего возраста, законодатель исходил из следующих соображений:

– степени общественной опасности деяния;

– способности несовершеннолетнего сознавать общественную опасность и противоправность совершенного деяния, контролировать себя.

Привлечение лица, достигшего 14 лет, к уголовной ответственности за указанные преступления нам представляется научно обоснованным, так как законодательство при этом исходит из уровня интеллектуального и волевого развития несовершеннолетнего. Лица в этом возрасте, получая необходимое воспитание и образование, достигают определенного развития, поэтому ясно отдают себе отчет о совершаемых действиях, сознают их общественно опасный характер. Личность подростка формируется в процессе социализации, приобретая положительные или отрицательные качества или свойства, влияющие на поведение человека. Ступени социализации личности, как правило, находят свое выражение в развитии индивидуального сознания несовершеннолетнего, который, по мере приобретения жизненного опыта, учится различать положительное и отрицательное, начинает понимать дозволенное и недозволенное в обществе[79].

Следовательно, установление уголовной ответственности с 14-летнего возраста есть признание отражения определенного уровня развития нравственного сознания личности подростка. Кроме того, несовершеннолетнее лицо обязательно должно сознавать общественную опасность совершенного деяния, а также противоправность, запрещенность законом, обладать к тому же и определенным уровнем правового сознания. Обычно корыстные преступления с применением насилия совершаются лицами, в сознании которых укоренились эгоизм, стяжательство, стремление к легкой жизни, явное неуважение к окружающим и корыстолюбие. Эти качества в отношении различных преступлений выявляются дифференцированно. Лицо, достигшее 14 лет, сознает все эти факторы, так как именно в данном возрасте развитие умственных способностей достигает соответствующего уровня, несовершеннолетний приобретает определенные знания, накапливая к этому возрасту общественный опыт.

Видимо, авторы проекта Уголовного кодекса Российской Федерации, учитывая уровень развития подростков, предлагают установить минимальный возрастной предел уголовной ответственности с 14 лет за все преступления[80].

Такое предложение аргументируется в пояснительной записке к проекту УК: «Учитывая криминологические показатели этой категории преступности и результаты исследований возрастной психологии специалистами». Статистические данные по Казахстану также свидетельствуют о том, что в 1997 году в РК было осуждено большое количество несовершеннолетних – 3683 человека. И это при ответственности с 16 лет.

В усиленном режиме ВК пребывает до 80 % несовершеннолетних, прошедших «институт преступности». Свою криминальную биографию каждый третий рецидивист начинает с отбывания лишения свободы в несовершеннолетнем возрасте. Поэтому следует полностью согласиться с точкой зрения Н. Ф. Кузнецовой в том, что нужно, прежде всего, нейтрализовать и блокировать причины и условия роста преступности подростков и молодежи, прежде всего, новые «рыночные» – безработицу, колоссальное имущественное расслоение на бедных и богатых, миллиардеров криминального происхождения и нищих, на что особенно болезненно реагирует именно психология подростков. Поэтому бесполезно загонять данную проблему в «зоны», как это было сделано в 1935 году, когда уголовная наказуемость в СССР наступала с 12 лет[81].

Правильно поступил законодатель Казахстана, установив ответственность с 16 лет, а за 21 преступление – с 14 лет. Однако вместе с тем вызывает возражение установление уголовной ответственности в УК РК только за убийство при отягчающих обстоятельствах, в том числе и за убийство из корыстных побуждений. Не ясно, почему именно для этого преступления сделано исключение. Если учитывать общественную опасность деяния и смерть потерпевшего, то почему за другие деяния, равные по общественной опасности и повлекшие смерть, установлена ответственность с 16 лет? Мы полагаем, что в данном случае нет никаких оснований делать исключение из общего правила, т. е. ответственность должна наступать также с 14-летнего возраста.

К оценке личности преступника можно подходить с двух диаметрально противоположных позиций: либо считая преступника человеком, от природы обладающим преступными свойствами, с предрасположением к совершению общественно опасных поступков (агрессивностью, жестокостью, корыстными свойствами и т. д.), тогда преступник не что иное, как «преступная личность», либо подходя к преступнику как к социальному существу, приспособленному к жизни в обществе и «не запрограммированному» природой на вражду, на антагонизм с обществом и посягательства на его устои, тогда преступник будет рассматриваться как личность, которая, в конечном счете, под воздействием социальных условий совершила преступление или встала на путь совершения преступлений[82].

Несомненно, что никаких природных, врожденных преступных свойств и качеств, никакого обусловленного наследственностью предрасположения к совершению преступлений у людей не существует. Природой не предопределяются социальные поступки людей, к каковым относятся и преступления.

Несомненно, природа личности социальна[83], ее отношение к различным сферам действительности, включая и преступную, определяется объективными условиями среды, которые и формируют личность, пронизывая все стороны психики, и стимулируют к тем или иным видам деятельности.

Мы разделяем точку зрения А. Г. Спиркина, считающего, что преступление – сознательный волевой акт. Сознание – это высшая, свойственная только человеку и связанная с речью функция мозга, заключающая в обобщенном, оценочном и целенаправленном отражении и конструктивно-творческом преобразовании действительности, в предварительном мысленном построении действий и предвидении их результатов, в разумном регулировании и самом контролировании поведения человека[84].

Бесспорно, что стимулы, действующие извне, побуждающие к деятельности, опосредствуются «внутренними условиями», психикой личности, корректируются сознанием и уже определенным образом переработанные ложатся в основу того или иного, в т. ч. и преступного, поведения. «Все, что приводит людей в движение, неизбежно должно пройти через их голову: какой оно вид принимает в этой голове, в очень большой мере зависит от обстоятельств»[85].

Как известно, внутренний мир каждого человека индивидуален, и поэтому на внешние раздражители каждый человек реагирует по-своему.

Понятно, что в преступном поведении личности проявляются не только ее жизненные установки, но и психологические особенности, обусловленные своеобразием типа нервной деятельности и темпераментом. Немаловажную роль в совершении отдельных преступлений играет также психическое состояние личности (например, аффекты, утомление и т. д.).

Следует поддержать точку зрения А. Б. Сахарова, считающего, что личность преступника – понятие составное. Оно образовано из общесоциологического понятия «личность» и социально-юридического понятия «преступник»[86]. Кроме того, личность преступника – это совокупность социально-политических, психологических и физических признаков лица, совершившего преступление, имеющих уголовно-правовое значение[87].

Вместе с тем для криминологии главное в личности – это источники, пути, формы и механизмы формирования ее антиобщественных черт, те особенности, которые во взаимодействии со средой или перед преступной ситуацией поражают для определения причин совершение преступлений. Причинами совершения конкретных преступлений являются социально-отрицательные свойства и, прежде всего, криминальная мотивация поведения личности[88], которая взаимодействует с криминогенными условиями среды, обусловливается ситуацией, и мы разделяем точку зрения авторов.

A. M. Яковлев свое отрицательное отношение к использованию в криминологии понятия «общественной опасности личности преступника» мотивирует, в частности, тем, что это создает угрозу для режима законности[89].

В данном вопросе мы не можем согласиться с позицией Ю. Д. Блувштейна и А. В. Добрынина, выступивших против понятия «личность преступника» как якобы заведомо психологической или социальной ненормальности каждого, кто вступил в конфликт с уголовным законом[90].

Вместе с тем следует заметить, что в других местах своей работы авторы оперируют понятиями «общественная опасность личности преступника», «степень свободы воли преступника»[91].

Довод, выдвигаемый некоторыми учеными-юристами против определения личности преступника, заключается в том, что это общее определение якобы объединяет различных по криминологической характеристике людей. В результате их смущает тот факт, что «под одной крышей» оказывается как злостный рецидивист, так и тот, кто впервые нарушил по неосторожности правила вождения автомашины[92].

Так, А. Б. Сахаров утверждает, что «отрицание понятия „личность преступника“ означает превращение человека в простую функцию внешних сил и обстоятельств, под влиянием которых каждый может совершить преступление и оказаться преступником. Такая позиция противоречит принципиальному положению советской криминологии о том, что в сложном механизме причин и условий преступного поведения существенная роль принадлежит особенностям личностных свойств и качеств, во взаимодействии с которыми только и могут проявить себя внешние обстоятельства»[93].

Мы разделяем точку зрения У. С. Джекебаева о том, что «теоретическое отрицание общего определения личности преступника означает, по существу, отказ от сведения индивидуального к социальному и по логике вещей лишает криминологическую теорию методологической основы»[94].

Оперирование термином «личность преступника» означает, что прежде всего речь идет о «социальном лице» человека, совершившего преступление.

Бесспорно, что при криминологическом изучении важен анализ личности во взаимодействии с социальной средой, поскольку преступное поведение рождает не сама по себе личность или среда, а именно их взаимодействие[95]. Ясно, что криминологическое изучение личности преступника осуществляется главным образом для выявления и оценки ее свойств и черт, которые порождают преступное поведение, в целях его предупреждения.

«В общем плане, – считает А. Л. Могилевский, – основными признаками личности преступника как обобщенного социального типа являются:

а) антиобщественная ориентация;

б) дефектное правовое и нравственное сознание;

в) общественная опасность и противоправность поведения»[96].

Анализ научных работ касательно данного вопроса и наши собственные воззрения позволяют утверждать, что суд при назначении наказания обязательно должен учитывать признаки, характеризующие личность. Однако результаты социологического исследования, проведенного В. Н. Бурлаковым, показывают, что только в 10,7 % случаев суд мотивировал назначение наказания данными о личности в общей форме, например, используя формулировки «с учетом личности подсудимого» или «исходя из степени общественной опасности личности»[97]. При этом, рассматривая корыстно-насильственные преступления, суд учитывал также в общем виде чаще «с учетом личности виновного» и «с учетом личности подсудимого» в 21,4 % случаев данные о личности лица, совершившего преступление.

Учеными-криминологами также были предприняты попытки найти то общее свойство в личности всех преступников, которое проявляется в виде преступления и отличает их от законопослушного гражданина. По данным В. М. Когана, 66 % опрошенных граждан считают, что лица, совершающие преступления, отличаются своими взглядами и чертами характера от тех, кто преступлений не совершает[98]. Преступник как личность, – утверждает Н. С. Лейкина, – отличается от других тем, что он совершил преступление вследствие присущих ему антиобщественных взглядов, отрицательного отношения к общественным интересам.

Мы полагаем, что правы В. Н. Кудрявцев и Ю. В. Кудрявцев, считающие, что более верным представляется следующий тезис, который подтвержден криминологической, психологической и судебной практикой: нет такого единственного (и единого) свойства личности, которое вызывало бы отклоняющее поведение и отличало бы лиц, склонных к такому поведению от лиц, соблюдающих нормы[99].

Длительное время в криминологии доминировало положение о том, что в изучении личности должен преобладать социологический подход, однако с этим утверждением можно согласиться отчасти. Являясь в основе правильным, он в отдельных случаях приводил к недооценке психологической информации. В определенной степени это противоречие, идущее вразрез с современной системой взглядов на человека, скрывало истинные причины преступного поведения, что негативно сказалось на отдельных аспектах борьбы с преступностью в практической деятельности правоохранительных органов.

«Практика отыскания внутри человека того, что объясняет его поведение, уводит исследователя в сторону от выявления подлинных причин противоправного поведения. Эта причина лежит вне личности человека», – утверждает A. M. Яковлев. По его мнению, понять противоправное поведение можно, «только отказавшись от представления о произвольности, субъективной обусловленности противоправного поведения». Он выступил против того, чтобы «пункт непосредственного управления поведением человека помещался в него самого». «Акт поведения не есть результат выбора»[100].

Вряд ли можно согласиться с такой точкой зрения, так как она не признает ничего криминологически значимого в одном из элементов взаимодействия личности со средой, абсолютизирует в человеке объективные детерминанты человеческого поведения, фактически преобладает субъективное. На наш взгляд, A. M. Яковлев чрезвычайно упрощает и, следовательно, искажает диалектику сплошного взаимодействия личности с окружающей действительностью. По сути дела, критикуемый подход смыкается с позитивным представлением о детерминации человеческого поведения, согласно которому личность есть лишь простая форма. Он означает, и на это обратил внимание еще русский правовед А. В. Михайловский, что «личность не носит в себе самостоятельного, она всецело есть продукт, ее духовная жизнь разлагается без остатка на влияние этой среды и обусловленные этими влияниями психические переживания»[101].

Вместе с тем следует отметить, что не всякая личность с антиобщественными взглядами и свойствами совершает корыстно-насильственные преступления. Указанные социально обусловленные свойства создают лишь возможность совершения преступлений такими лицами, а будет она реализована или нет – зависит от конкретных внешних условий и от характера взаимодействия с ними данной личности[102].

Например, хулиганские действия холерика как реакция на совершенно справедливое замечание окружающих или избиение сильным подростком физически слабого одноклассника с одной целью – показать, что несмотря на плохую учебу, у него есть преимущества над «умным отличником» (по выражению обвиняемого). Имеет ли темперамент в первом случае и физическая сила – во втором какое-либо значение для поведения этих лиц вообще и в данном случае в генезисе преступного поведения? Конечно, имеет. В. Н. Кудрявцев поясняет, что взаимодействие социальных факторов при зарождении преступного намерения, планировании и совершении преступления не исключают биологических моментов[103].

Вместе с тем не приводят к каким-либо ясным и определенным выводам рассуждения относительно связи преступности с генетическими факторами человека[104]. В. Н. Кудрявцев полагает, что в ряде случаев совершения преступлений особенности личности могут играть второстепенную роль. Иная позиция «не подтверждается достаточно убедительными эмпирическими данными»[105]. Результаты проведенных исследований показали, что наряду с генетическим разнообразием, которое создает уникальность, неповторимость биологической индивидуальности каждого человека[106], существует генетическая детерминированная способность к универсальному усвоению людьми социальной программы. Благодаря последнему качеству человек выступает как открытая социальная система, творчески отражающая воздействие окружающей действительности. Отсутствуют показатели, свидетельствующие о наличии у преступников каких-либо «ущербных» в этом отношении признаков, в т. ч. и генетического характера. Субъективные причины поведения относятся к сфере высшей нервной деятельности человека и контролируются его сознанием, волей, формируются под влиянием социальной среды. Биологические, в т. ч. и генетические, особенности организма являются лишь необходимым условием поведения, условием восприятия человеком той или иной социальной программы[107]. В связи с этим, несомненно, прав В. Г. Белинский, утверждая, что «создает человека природа, но развивает и образует его общество»[108].

Некоторые ученые-юристы утверждают, что личность, в т. ч. и личность преступника, представляет собой единство социального и индивидуального, врожденного и приобретенного, связь между которыми носит диалектический характер[109]. Социальные свойства человека являются главными, определяющими, а не рядоположенными, вспомогательными по сравнению с биологическими, психофизическими качествами личности. Биологическое диалектически «снимается» социальным, подчинено ему[110].

Следовательно, личность преступника отличается от правомерно поступающего человека в соответствии с общественной опасностью. Вместе с тем она сходна с законопослушным человеком также своими разнообразными положительными свойствами, (например, семьянина, человека, увлеченного каким-либо полезным занятием, спортсмена и т. п.). Следовательно, нужно отметить: общеопасные и прочие социальные свойства противоречиво взаимодействуют между собой[111]. Биологические особенности организма выступают на передний план при совершении корыстно-насильственных преступлений в качестве условий, способствующих их совершению.

Необходимой предпосылкой ответственности является вменяемость (такое состояние психики человека, при котором он в момент совершения преступления был способен осознать общественно опасный характер своего поведения и руководить им).

Невменяемые лица не могут нести ответственность и подвергаться наказанию. Наказание применяется к виновным с целью их перевоспитания, для предупреждения новых преступлений. Осуществление этих целей возможно только в отношении находящихся в нормальном психическом состоянии преступников. Ведь лица, страдающие душевной болезнью, невменяемые, не могут воспринять воздействие наказания. Касаясь данного вопроса, С. Н. Шишков замечает, что «уголовный закон отождествляет невменяемость с особым психическим состоянием человека, которое выступает как специфическое проявление психического расстройства»[112].

Его точку зрения разделяет Р. И. Михеев, полагающий, что невменяемость – это исключающая вину и уголовную ответственность неспособность лица осознавать во время совершения – общественно опасного деяния фактический характер совершаемых действий (бездействия) или руководить ими, вызванное хронической психической болезнью, временным расстройством психической деятельности, слабоумием или иным психическим болезненным состоянием[113].

Понятие невменяемости определяется также медицинскими и юридическими критериями. По мнению Ю. С. Богомякова, «уголовно-правовая невменяемость имеет содержанием три группы признаков или три критерия: юридический, медицинский и психологический»[114].

Однако юридический критерий включает в себя только два признака: факт совершения лицом опасного деяния и совпадение во времени совершенного деяния и болезненного состояния психики данного лица. Остальные критерии фактически не отличаются по своему содержанию от традиционных. Согласно ч. 2 ст. 16 УК РК не подлежит ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости. Употребление выражения «состояние невменяемости» есть не что иное, как характеристика патопсихологического состояния, что по объему содержания не совпадает с невменяемостью и не тождественно ей. Так называемый юридический и медицинский критерий характеризует лишь психическое состояние[115].

Таким образом, состояние человека, о котором идет речь, является основанием для признания лица невменяемым. Иначе говоря, невменяемость имеет своим основанием известное психическое состояние. Обобщение вышесказанного позволяет нам сделать вывод о том, что невменяемость – это такое состояние лица, когда оно не могло осознавать значение действий или руководить ими вследствие хронического психического заболевания, временного расстройства психики, слабоумия или иного болезненного психического расстройства. Поэтому, как нам представляется, ч. 2 ст. 16 УК РК должна соответствовать юридической природе невменяемости, и ее целесообразно дать, по Г. В. Назаренко, в новой редакции: «Не вменяется в вину деяние лицу, не способному во время его совершения понимать общественно опасный характер своего деяния и его последствий или руководить своими действиями вследствие болезненно психического состояния»[116].

Проведенные исследования показывают, что среди лиц, совершивших корыстно-насильственные преступления, имеются преступники, страдающие различного рода психическими заболеваниями. При этом на СПЭК направляется лишь меньшинство несовершеннолетних правонарушителей (по данным В. П. Емельянова, только 10 %)[117].

Обследования вменяемых лиц, совершивших преступления против личности, в отношении которых проводилась СПЭК, показала, что различными психическими аномалиями страдали 68,7 % обследованных. Наиболее распространенными среди них оказались: психопатия – 7,7 %, поражения центральной нервной системы травматического происхождения – 18,6 %, хронический алкоголизм – 16,06 %[118], около половины больны шизофренией[119].

Таким образом, проблема преступности вряд ли может быть насильно решена, если игнорировать наличие среди преступников значительного числа психопатов[120].

Как известно, отрицательное отношение к уменьшенной вменяемости в советском уголовном законе было традиционным: ее не было и в дореволюционной России. Однако во многих зарубежных государствах, в т. ч. в Дании, Италии, Финляндии, ФРГ, Швейцарии и Японии такой институт законодательства отрегулирован.

Все это, несомненно, способствует проведению гибкой уголовной политики, дифференцированному применению уголовного наказания в зависимости от личности виновного.

В научной юридической литературе сторонники уменьшенной вменяемости справедливо отмечают, что лица с неполноценной психикой при решении вопроса об уголовной ответственности не могут быть приравнены к психически здоровым, тем более, что психические аномалии, не исключающие вменяемость, во многих случаях выступают в качестве условия, способствующего преступлению[121].

Проблема ограниченной вменяемости актуализировалась в последние годы в связи с данными о росте числа правонарушений, совершаемых такими лицами[122].

Так, по статистике, обнародованной МВД России в 1990 году, в места лишения свободы бывшего СССР поступило 55 тыс. осужденных с различными психическими расстройствами в два раза больше, чем в предыдущие семь лет. В их числе более 80 % обвиняемых в убийствах, причинении тяжких телесных повреждений и 60 % несовершеннолетних правонарушителей в России, по данным судебных экспертиз, имели те или иные отклонения в психике[123]. Однако они признаны вменяемыми, т. е. отвечающими за свои действия[124].

На наш взгляд, совершенно недопустимо отождествление преступности и деяний невменяемых, тем более, что у преступников сильно распространены психические аномалии, не исключающие вменяемость.

Как показало изучение, доля лиц с психическими нарушениями среди совершивших корыстно-насильственные преступления и прошедших СПЭК колеблется в пределах от 35 до 47 %. Это лица, больные шизофренией (в т. ч. так называемой вялотекущей), маниакально-депрессивным психозом, а также те, у которых болезнь находится в так называемом пограничном состоянии, личностных расстройствах – различных формах неврозов, депрессии и алкоголизма.

Статистические данные свидетельствуют, что около 25–30 % осужденных женщин имели различные психические аномалии: алкоголизм, психопатию, органические поражения центральной нервной системы[125]. При этом часть указанных аномалий имеет наследственное происхождение. Ясно, что женщинам с такими аномалиями трудно усвоить усложняющиеся общественные отношения. Многие из них легко внушаемы, что нередко используется в корыстных целях более опытными преступниками. По данным исследований Е. А. Заплатиной, половина из числа обследованных рецидивисток, совершивших преступления в группе, были вовлечены, по их словам, в преступную деятельность сожителем (35 %), сослуживцами (35 %), ранее знакомыми в местах лишения свободы или прежде судимыми (24 %)[126]. По сведениям Министерства здравоохранения РК, в 1999 году в Казахстане также выявлено более 21 тыс. человек с психическими расстройствами, из них свыше 4 тыс. составляют несовершеннолетние. В органах здравоохранения на учете состоят более 14 тыс. подростков – умственно отсталые (54,7 %) и психически больные (45,3 %).

В решении данного вопроса среди ученых-юристов до сих пор нет единого мнения.

Так, В. П. Сербский считал, что «введение в законодательство понятия уменьшенной вменяемости при невозможности дать какую-либо правильную мерку для приложения его на практике – вызвало бы значительные недоразумения и дало ложное направление решению вопроса о невменяемости, который допускает только два решения: или человек обладал свободой действия – и тогда он вменяем, или же он не обладал ею – и тогда он невменяем»[127]. С. Н. Шишков и Ф. С. Сафунов предлагают развести «не всегда оправданное смешение двух понятий: способности быть субъектом уголовного наказания и способности быть субъектом уголовной ответственности»[128]. Присоединяемся к мнению, что пенитенциарное право требует учитывать возможность или невозможность отбывания наказания, а не затруднения, испытываемые осужденным лицом в его процессе, так как субъективные и объективные трудности наказания во многом есть атрибут его карательной стороны[129].

Противниками уменьшенной вменяемости выступали Ю. М. Антонян и СВ. Бородин, считающие, что «ограниченная вменяемость запутывает проблемы», «свяжет руки суду»[130]. К ним присоединяются Н. П. Дубинин, И. И. Карпец и В. Н. Кудрявцев, считающие также, что нет надобности во введении института ограниченной вменяемости[131]. Мы со своей стороны считаем, что отсутствие подобного института не дает возможности в должной мере обеспечить требование закона о том, чтобы при назначении наказания всесторонне учитывались личностные особенности преступника. Между тем при наличии психических аномалий психологические черты личности существенно изменены по сравнению с нормой, зачастую внешне ярко выражены; поведение, даже при совершении преступления, нередко выходит за рамки понятного, оно становится мало предсказуемым, в том числе в период следствия и суда. Все это предопределяет значительные трудности в раскрытии преступлений, совершенных лицами с психическими аномалиями, в их расследовании и судебном рассмотрении[132].

Установление экспертизы состояния ограниченной вменяемости для суда является не просто «юридическим понятием», а фактическим обстоятельством, презентируемым с помощью этого понятия[133].

Полагаем, что такой институт послужит правовой основой обязательного учета в уголовном судопроизводстве, ослабленной возможности некоторых лиц с психическими аномалиями контролировать свои поступки и назначение необходимого медицинского лечения.

Вышесказанное позволяет сделать следующий вывод: сохраняется насущная необходимость в создании общей теории влияния психической патологии на преступность в целом и отдельные виды преступного поведения[134].

Безусловно, ограниченно (уменьшенно) вменяемые лица – это вменяемые субъекты преступлений, несущие за них уголовную ответственность. Они сознают общественную опасность своего деяния и могут руководить им[135]. В связи с этим заслуживает внимания зарубежный опыт.

Так, институт «уменьшенной вменяемости» отражен в ст. 21 УК ФРГ. Согласно этой норме, «если способность лица понимать противоправность деяния или действовать в соответствии с пониманием этого при совершении преступления существенно уменьшена по причинам психических отклонений, наказание может быть значительно смягчено»[136]. При этом отметим, что законодательное установление не носит императивного характера и полностью зависит от усмотрения суда, который может и отказаться от его применения.

Мы полагаем, что, во-первых, не должна приниматься во внимание ограниченная вменяемость как промежуточное состояние между вменяемостью и невменяемостью. Лица, находящиеся в состоянии ограниченной вменяемости, и совершившие, к примеру, корыстно-насильственные преступления, должны признаваться вменяемыми и подлежат уголовной ответственности. Во-вторых, обязательное смягчение наказания не влечет состояние ограниченной вменяемости. Поэтому суд может, но не обязан учитывать это состояние при назначении наказания. Вот почему при решении данного вопроса необходим избирательный подход с учетом характера психической аномалии преступника, ее причинной связи с совершенным деянием и т. п. Кроме того, к лицам, совершившим преступление в состоянии ограниченной вменяемости, при необходимости их лечения суд может применить обязательный курс медицинского лечения. Осужденные к лишению свободы должны проходить лечение по месту отбывания наказания.

Изложенное позволяет нам сделать вывод о том, что необходима специальная норма об ограниченной вменяемости следующего содержания: «Лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии ограниченной вменяемости, то есть не могло в полной мере осознавать значение опасности своих действий или руководить ими вследствие болезненного психического расстройства или умственной отсталости, не освобождается от уголовной ответственности».

Состояние ограниченной вменяемости может учитываться при назначении наказания, а также служить основанием для применения к лицу принудительных мер медицинского характера.

Так, А. С. Якубов полагает, что назначенное наказание таким лицам не должно превышать трех четвертей максимального срока (вариант – двух третей), предусмотренного санкцией статьи[137].

Как известно, биологический фактор преступности впервые изучал Ч. Ломброзо, исследовавший около 11 тыс. преступников в тюрьмах, где работал врачом и где провел огромное количество измерений черепов, описаний облика, строения тела приговоренных к смерти убийц, грабителей, мошенников и т. д. Трудно не согласиться с утверждением, что Ломброзо ошибался в одном – в том, что можно «вычислить» преступный тип лица. Но он не ошибался в главном – в том, что в человеке заложена предрасположенность к определенным видам деятельности[138].

М. Х. Рустамбаев утверждает, что агрессивность, как врожденное генетическое качество личности, играет не последнюю роль в возникновении у нее решимости действовать в конфликтной ситуации противоправными насильственными средствами[139]. Мы со своей стороны можем добавить, что присущая человеку агрессивность уже сама по себе может порождать неадекватную реакцию личности на сложившуюся, а иногда спровоцированную им самим ситуацию.

Пусть преступник своей личностью подтверждает теорию вырождения, пусть у него дурная наследственность, так как он сын преступного отца. Реальным основанием единства братьев-близнецов будет то, что они имеют общих отца и мать, т. е. общий генетический корень, а не сходство внешних черт, являющихся лишь производным от этого корня[140]. Однако, как ни важны все эти данные, они не могут свидетельствовать о преобладающем значении антропологических факторов уже по одному тому, что с первого дня рождения человек попадает в социальную среду, условия и влияния которой неизбежно конкурируют с влиянием природных предрасположенностей[141].

Следует согласиться с И. И. Карпецом, что стремление рассматривать преступность с социальных и биологических позиций, даже отдавая на словах предпочтение социальным факторам, на практике ведет к смещению несовместимых явлений. При этом нужно иметь в виду, что разнопорядковые явления никогда не бывают в сумме однопорядковыми. Так, в каком бы количестве ни «собирались» вместе биологические факторы, они в сумме не дадут социального.

Вот почему не верны попытки на массовом уровне объявлять преступность социальным явлением, а на единичном уровне (человек) искать истоки преступного в биологических свойствах (качествах).

И все же преступность является формой социального протеста[142]. Исходным является положение: человек не рождается, а становится преступником при стечении неблагоприятных условий формирования его личности. Однако эти условия отнюдь не напрямую порождают преступное поведение. Они обусловливают внутренний духовный мир, психологию личности, которые, в свою очередь, становятся самостоятельным и активным фактором, опосредующим последующие влияния социальной среды на нее[143].

А. С. Якубов, напротив, утверждает: «Причины рецидива лежат не только вне, но и кроются в самой личности»[144].

Мы поддерживаем утверждение А. Б. Сахарова, что известную роль в реализации антиобщественных взглядов и установок в конкретном преступном посягательстве играют индивидуальные психологические свойства: темперамент, характер, сила воли и т. п., а также некоторые физиологические и физические признаки[145].

Следовательно, не следует отрицать роли отдельных биологических факторов, но, напротив, следует обоснованно отводить им роль второстепенных криминогенных детерминант. В связи с этим учет медико-биологических особенностей преступника способствует более полному вскрытию механизма преступного поведения, помогает ответить на вопрос: почему это поведение принимает те или иные формы, позволяет точнее индивидуализировать меры, применяемые к нарушителям уголовного закона[146].

Криминологическая характеристика личности преступника также включает в себя социально-демографические и нравственно-психологические аспекты.

Указанные характеристики субъекта корыстных преступлений, совершаемых с применением насилия, неразрывно связаны с юридическими признаками, которые являются необходимыми предпосылками уголовной ответственности лица за совершение общественно опасного деяния.

В то же время решение задачи формирования законопослушного человека предполагает последовательную нейтрализацию и устранение социальных явлений, оказывающих отрицательное воздействие на сознание и поведение людей[147].

Влияние условий общественной жизни на преступность не ограничивается действием криминогенных факторов. В связи с этим необходимы глубокие исследования условий, которые, взаимодействуя с комплексом личностных свойств индивида, отрицательно влияют на мотивацию его поведения, способствуют выбору преступного варианта поведения и совершению преступления.

Исследование преступности, влияние социальных условий на преступность и личность преступников имеют своей конечной целью разработку рекомендаций, направленных на совершенствование, повышение эффективности профилактической деятельности. Поэтому эффективная профилактика правонарушений предполагает первым делом осуществление системы мероприятий по предотвращению отрицательных воздействий на личность на всех этапах ее формирования. Безусловно, личность испытывает влияние социальной среды в течение всей жизни и при определенных условиях может подвергаться криминогенной деформации на разных стадиях формирования.

Наряду с изучением личности преступника в целом и ее социально-психологических особенностей в частности для разработки профилактических мер большое значение имеет изучение личности лиц, совершающих отдельные категории преступлений. Общеизвестно, что на формирование различных категорий преступников, наряду с общими факторами, влияют отдельные специфические обстоятельства. В этом плане нами было проведено социологическое исследование более тысячи осужденных, отбывающих наказание за насильственный грабеж, разбой, вымогательство, убийство из корысти и бандитизм.

Изучение социально демографических свойств личности корыстных преступников, совершивших преступления с применением физического или психического насилия, показало, что большинство этих преступлений совершается лицами мужского пола. Однако в бывшем СССР каждая четвертая женщина, поступавшая в ИК, также совершала преступление с применением насилия. Около одного процента преступниц были осуждены за убийства и покушения на убийства, еще столько же – за нанесение тяжких телесных повреждений, более трех процентов – за грабежи и разбойные нападения с целью завладения имуществом[148].

Другая особенность заключается в том, что «женская преступность по своей структуре не повторяет мужскую, отличаясь от нее не только количественно, но и качественно»[149].

Среди изученных нами уголовных дел удалось обнаружить всего десять чисто «женских» дел: в одних случаях – несовершеннолетние девушки, в других – взрослые, ранее судимые, избив потерпевших, тоже девушек, насильно отбирали у них деньги и вещи, вымогали деньги у своих же подруг, похищали детей и т. д. В 1994 году женщины непосредственно не принимали участия в бандитизме, им отводилась роль пособника, укрывателя. Причина незначительного числа совершения указанных преступлений женщинами определяется их местом в обществе, всем комплексом социальных факторов, детерминирующих поведение мужчин и женщин. Женщина более связана с семьей, домашним хозяйством, воспитанием детей. Женщина, призванная природой давать жизнь, менее, нежели мужчина, агрессивна, жестока, более сдержанна и терпелива.

Женщины, осужденные в группе совместно с мужчинами, выполняли роль, как правило, или пособниц, или подстрекательниц, нередко и сами были исполнителями. Однако встречались такие случаи, когда они возглавляли преступную группу. При этом зачастую там, где возглавляет женщина, преступление отличается более тщательной подготовкой.

Так, 20 июля 1998 г. на территории Южно-Казахстанской области были задержаны четверо работников малого многопрофильного предприятия «Аиви». Группу возглавляла женщина. Злоумышленники, организовавшись в группу, вымогали крупную денежную сумму у своего коллеги – директора малого предприятия по откорму скота из соседнего района, угрожая поджечь его дом и расправиться с семьей. Задержали их с поличным при получении 95 тыс. тенге. При обыске у задержанных обнаружили огромное количество запасных частей к автомобилям «Жигули» на сумму более пяти тысяч долларов США, детскую обувь, ткани разных артикулов. Группа была вооружена, в т. ч. армейским противотанковым гранатометом[150].

Попутно отметим, что дерзкие случаи совершения корыстно-насильственных преступлений не характерны для женщин, а если и встречаются, то их исполнителями, как правило, бывают лица, в прошлом судимые[151]. Обычно женщины, совершавшие насильственный грабеж, вымогательство, убийство из корысти или разбой, как правило, не имеют семьи, морально неустойчивы, опустившиеся и даже нравственно разложившиеся, потерявшие женский облик. Как правильно заметил В. А. Владимиров, нередко они вообще утрачивают те специфические особенности психического склада и поведения, которые присущи подавляющему большинству женщин[152]. Среди женщин рецидив достигает 15,5 %[153].

Субъектами корыстно-насильственных преступлений, как правило, являются лица молодого возраста[154]. Возрастные особенности личности оказывают существенное влияние на ее взаимодействие со средой, на внутреннюю сущность духовного мира, на ярко выраженные колебания и нестабильность поведения. Они накладывают отпечаток на духовный мир преступника молодого возраста при совершении корыстно-насильственных преступлений, при определенных условиях могут разрешаться в пользу морально несостоятельных ориентаций, позиций, устремлений. Данные переписи осужденных 1970, 1975 и 1979 годов показывают, что возрастная структура отбывающих наказания в виде лишения свободы со временем изменяется незначительно[155].

Следует заметить, что в последние годы численность девушек среди общего числа несовершеннолетних, совершивших данные преступления, заметно увеличилась. Например, если в 1985 году их удельный вес среди всех несовершеннолетних, осужденных по ч. 2 ст. 179 УК РК, составлял 2,8 %, то в 1993 году – 3,5 %, а в 1999 году – уже 5,1 %. Немаловажно и то, что возрастание удельного веса девушек, осужденных за это уголовно наказуемое деяние, среди всех осужденных несовершеннолетних сопровождалось и увеличением их абсолютного числа. Анализ статистических данных показывает, что на протяжении многих лет несовершеннолетние мужского пола обладали «монополией» на совершение разбойных нападений (ст. 179 УК РК).

Во всяком случае, осужденных девушек было очень мало. Затем наметился рост, и в 1994 году около тридцати несовершеннолетних девушек были осуждены за совершение этого преступления.

Изучение уголовных дел позволило нам сделать вывод, что в подавляющем большинстве случаев девушки, в отличие от юношей, ставили целью при совершении насильственного грабежа, вымогательства и разбоя завладеть дорогими, в основном импортными вещами, которых они сами и их родители не могут приобрести. И это есть не удовлетворение первостепенных нужд, а стремление к паразитическому образу жизни, нежелание трудиться.

Если посягательства на чужое имущество для несовершеннолетних не характерны, то при совершении вымогательства доля осужденных несовершеннолетних составляет значительную часть – около 15–17 %. Данный показатель значительно превышает число подростков, осужденных за все другие преступления корыстно-насильственного характера.

Криминалисты-социологи также считают, что нельзя отрицать возрастную специфику преступности. «Особенная интенсивность в развитии преступной деятельности обнаруживается в тот возрастной период, в котором вообще особенно проявляется интенсивность во всякой деятельности»[156]. Неоднократно было замечено, что среди несовершеннолетних преступников большинство осуждено за тайные похищения, ничтожное количество – за грабежи и подлоги, что объясняется особенностями детского организма, не обладающего ни большой физической силой, нужной для открытого нападения на чужую собственность, ни таким умственным развитием, которое необходимо для совершения подлогов[157].

Нельзя также не обратить внимание на тот факт, что с увеличением возраста рецидивистов заметно увеличивается период между их освобождением из колоний по исполнению наказаний и совершением нового преступления.

Чем моложе возраст преступника, тем, как правило, меньше промежуток времени между совершением очередного преступления. Исключение составляют лишь рецидивисты старше 50 лет, среди которых большое количество лиц, сравнительно быстро возвратившихся в колонии. Безусловно, прав И. И. Карпец в том, что с ростом числа судимостей преступники специализируются на каких-то одних постоянных видах преступлений[158]. Личность таких рецидивистов имеет свою специфику. Несмотря на схожесть с другими преступниками, они все же образуют качественно другой тип личности и поведения и среди осужденных составляют 8 %. По данным выборочного исследования, проведенного В. В. Тирским и Н. В. Войтиным, лица старше 50 лет составляют среди осужденных около 6 %[159].

Корыстно-насильственные преступления в основном совершаются рецидивистами, как правило, морально разложившимися людьми с ярко выраженной негативной ценностной ориентацией, жестокими по натуре, озлобленными на все, что не согласуется с их жизненными установками и интересами.

Так, анализ материалов судебной практики по делам об убийствах из корысти показал, что в 57,8 % случаев преступники стремились не только лишить потерпевших жизни, но и причинить физические страдания. Из них 49,6 % были осуждены за корыстное убийство с особой жестокостью.

Отметим также, что 37 % рецидивистов, осужденных за анализируемые преступления и отбывающих наказание в местах лишения свободы в Республике Казахстан, свое первое преступление совершили в несовершеннолетнем возрасте.

Как правило, в научной юридической литературе жестокость приводится в качестве синонима насилия. Однако при совершении корыстно-насильственных преступлений, она служит прежде всего качественной характеристикой насилия, которая во многих случаях не только сопутствует, но и является одним из детерминантов[160]. Агрессивность, как свойство названных преступлений, возникает и развивается под влиянием деструктивных социальных и психологических факторов и вызывает поведение, которое можно назвать агрессивным. Будучи не прирожденным свойством человека, агрессивность, как правило, при совершении преступлений выражается также в открытой форме в виде раздражительности, обидчивости или подозрительности и т. д.

Изучение лиц, отбывших наказание в местах лишения свободы за корыстно-насильственные преступления и вновь совершивших аналогичные деяния, вследствие чего они были признаны особо опасными рецидивистами, показывает, что им присущи такие черты характера, как агрессивность, жестокость, неспособность к сопереживанию, извращенность правовых и моральных представлений, которые во многом были сформированы средой отбывания наказания. Результаты наших исследований полностью подтвердили вывод Т.Е. Игошева о том, что чем порочнее личность, тем существеннее дефекты ее духовного мира, устойчивее и глубже мотивы ее антиобщественного поведения[161].

Такое преступление, как вымогательство, распространено главным образом среди молодежи. Согласно нашим исследованиям, 57,8 % вымогателей составили возрастную группу от 16 до 24 лет. Это подтверждается также статистическими данными, согласно которым в целом по Казахстану указанной возрастной категорией в 1999 году совершено более половины вымогательств.

Нравственно-психологическая характеристика личности корыстного преступника, использующего психическое и физическое насилие для совершения преступления, раскрывается через его отношение к нормам морали и права, к труду, семье и другой общественно полезной деятельности, через изучение его потребностей, интересов, установок и образа жизни.

Проведенное анкетирование показало, что сами лица, совершившие корыстно-насильственные преступления, в большинстве случаев считают себя ситуативными преступниками, т. е. совершившими преступление в основном под влиянием сложившихся внешних обстоятельств. Вместе с тем исследование показало, что только в 11 % случаев анализируемые преступления совершались тогда, когда ситуация оказывала решающее воздействие на личность преступника. С учетом данных вышеприведенного анализа трудно согласиться с Ю. М. Антонян, В. П. Голубевым и Ю. Н. Кудрявцевым в том, что большая часть исследуемых преступлений совершается лицами, обладающими ситуативной установкой на преступную деятельность[162]. Мы считаем, что криминогенное действие ситуации возможно только в отношении личности, которая подготовлена к этому внутренне, всей системой своих взглядов и установок.

Преступникам присущи довольно примитивные и ограниченные интересы и потребности: большинство из них злоупотребляет алкоголем. Наряду с этим следует отметить, что проявляется тенденция к изменению этой, весьма типичной, картины. Их ряды нередко пополняются бывшими спортсменами, лицами, не употребляющими спиртные напитки, хорошо приспособленными к жизненным ситуациям.

Таким образом, вышесказанное свидетельствует о том, что сами по себе указанные свойства личности преступника не характеризуют лицо как преступника, но только при взаимодействии с условиями формирования личности, ее жизнедеятельности, с ее интересами и потребностями, с определенными социальными ролями они составляют целостную картину личности преступника и имеют важное значение для разработки и осуществления мер исправления и профилактики.

И в самом деле: изучение материалов уголовных дел показало, что многие вымогатели внешне ведут законопослушный образ жизни, числятся работающими либо трудятся в кооперативах, на малых предприятиях и т. д. Явно очерченными антиобщественными установками выделяются только некоторые преступники. При этом организованные группы вымогателей в ряде случаев получают квалифицированную юридическую помощь от сведущих лиц, фактически состоящих у них на содержании. Как свидетельствуют изученные дела, на путь вымогательства вставали нигде не работающие рабочие, военнослужащие, студенты, представители интеллигенции. Была рэкетиром и женщина-юрист.

По полученным нами данным, каждая третья из числа женщин-рецидивисток (из мужчин лишь каждый восьмой) к моменту совершения нового преступления не была занята общественно полезной деятельностью и не имела постоянного места жительства. Более активно процесс распада социально полезных связей протекает у них по мере «накопления» судимостей. Эти факторы, взаимодействуя между собой, приводят к более интенсивному возвращению женщин обратно в колонии по исполнению наказаний.

Из общего количества лиц, привлеченных к ответственности за хищение оружия, 31 % – ранее судимые, 23,6 % – несовершеннолетние, 32 % – совершали преступления в группах[163]. Необходимо добавить, что по сравнению с результатами предыдущего исследования возросло количество служащих, вставших на путь совершения корыстно-насильственных преступлений.

Анализ социального положения и рода занятий среди осужденных показал, что рабочие бытового и коммунального хозяйства составили 11,2 %, служащие – 17,3 %, работники малых предприятий, ТОО – 4,6 %, студенты вузов, учащиеся колледжей – 1,9 %, фермеры – 7,9 %, лица, занимающиеся творческим трудом, – 3,5 %, лица, не занятые учебой или трудом, – 36,3 %. Одновременно в групповых формированиях появилась потребность в соучастниках нового уровня, знающих не только блатные предписания, но и экономику, право, располагающих техническими познаниями. Не случайно традиционная уголовная среда стала активно пополняться отдельными категориями служащих. В изученных группах, занимающихся разбоем, воровством и вымогательством, доля их достигала 26 %[164].

В 11 % случаев анализируемые преступления совершили школьники. Более того, имел место уникальный случай совершения преступления педагогами совместно с учащимися школы.

Так, директору одной из школ Туркестанского района Южно-Казахстанской области позвонили с требованием доставить в условленное место 1000 долларов США. Директор поставил об этом в известность органы внутренних дел, и когда вымогателей задержали, то ими оказались его заместитель по учебной части и ученик 11-го класса.

Вообще совершение преступления с совместно работающими не редкость.

Так, директор одной солидной производственной ассоциации с некоторых пор стал объектом внимания молодых людей без определенных занятий. Молодчики периодически избивали его, вымогая крупные суммы денег. Напуганному директору «добрый» совет дал его заместитель, который посоветовал взять в охранники члена группы рэкетиров и выплачивать ему десять тысяч рублей в месяц. Услужливый заместитель изъявил желание принять на себя обязанности посредника между вымогателями и жертвой. Обираемому директору стало совершенно ясно: рядом с ним работает заместитель по рэкету, сам главарь шайки[165]. В другом случае коллектив ТОО по делу о вымогательстве проходил почти в полном составе: директор, его заместитель, секретарь, охрана, водители автомашин и тренер[166].

Изучение личности осужденных за совершение вымогательства показало, что полученные данные существенно не отличаются от аналогических данных осужденных за другие виды корыстных преступлений (грабежи и разбой, бандитизм и убийство из корысти).

Несомненно, в подавляющем большинстве случаев семья имеет благотворное влияние на человека. Во-первых, происходит социальный контроль, во-вторых, лицо больше уделяет внимания членам семьи и меньше остается времени для бессмысленного времяпрепровождения. Однако в некоторых семьях возможны конфликтные нравственно-психологические деформации личности преступника. Исследования, проведенные в 1999 году, показали, что только 37 % осужденных совершеннолетних мужчин к моменту отбывания наказания имели семьи. Согласно опубликованным данным, из числа мужского населения республики 72,2 % состоят в браке.

Таким образом, доля лиц, имеющих семьи среди преступников, совершивших корыстно-насильственные преступления, гораздо меньше, чем среди населения в целом. В основном эти преступления совершают холостые – 73 %, число разведенных составило 25,9 %, вдовцов – только 1,1 %.

Совершение такого преступления, как вымогательство, объясняется прежде всего сравнительно молодым возрастом преступника, в основном холостыми мужчинами. Среди совершивших преступления обращает на себя внимание большая доля лиц, которые не учатся и не работают и, как известно, составляют резерв преступности. Понятно, что человек, не занятый общественно полезным трудом или учебой, легко скатывается на преступный путь. Причем изученный нами контингент находился в основном на иждивении родителей – 27 %, родственников – 14 %, друзей и знакомых – 6 %, сожительниц – 3 %. Особенно велико число таких среди отбывших срок наказания.

В предупреждении преступлений, совершаемых такими лицами, важную роль должны сыграть участковые инспектора полиции и общественные объединения вокруг них. В профилактике правонарушений большую роль играют объединения по месту жительства, в частности, советы старейшин, которые совместно с членами народной дружины должны выявлять лиц, не занятых общественно полезным трудом, и оказывать им содействие в трудоустройстве.

Проведенное нами исследование уголовных дел показало, что преступные навыки 21,1 % осужденных приобрели в семье, где имело место насилие со стороны отца, 1,3 % – со стороны матери, 33 % – вследствие просмотра иностранных кинофильмов, где господствуют насилие, убийство, 37,7 % – от лиц, совершивших ранее преступления, в т. ч. и убийство из корысти, 27,3 % – в местах лишения свободы, 25 % – от лиц, ранее судимых за разбой, и 7,7 % – от лиц, ранее судимых за бандитизм. Надо отметить, что 2/3 родителей из числа обследованных нами неблагополучных семей сами воспитывались в семейно-бытовых условиях, подобных тем, в которых затем стали расти их дети, при этом почти каждый третий из указанных родителей формировался в неполной и одновременно нравственно неблагополучной семье. Эти данные подкрепляют наш вывод о том, что речь идет о социальном, а не о биологическом наследовании.

Оказалось, что среди лиц, совершивших разбойные нападения, принятие решений под давлением группы преступников имело место в 41,1 % случаев. Если учесть еще и подстрекательство к преступлению, то число таких лиц возрастет до 80,8 %[167].

Говоря о преступных навыках, следует отметить, что некоторые из них приобретены вследствие ознакомления с художественными произведениями: «опирался на советскую литературу о преступном мире, об итальянской мафии». Подобные и еще несколько аналогичных этим ответы получены от осужденных, отбывающих наказание в ИК строгого режима.

Подытоживая все сказанное выше, отметим, что преступные навыки осужденные приобрели в семье, в результате просмотра кинофильмов, от лиц, ранее совершивших преступления, а также в местах лишения свободы. Однако корни отклонений прежде всего следует искать в семье, так как здесь получают воспитание. Не случайно 21,7 % осужденных – жестокость, которая проявлялась со стороны отца, пронесли через многие годы. По словам осужденных, к потерпевшим испытывали чувство жалости 52 %, не жалели – 40 % и оставались равнодушными к ним 8 % преступников.

Как оказалось, лица, совершившие корыстно-насильственные преступления, в своем большинстве люди малокультурные, с ограниченным кругозором. На вопрос анкеты: «Как Вы проводите свободное время, чем Вы в это время занимаетесь?», получены ответы следующего содержания (в %); спортом – 11,4; участвовал в художественной самодеятельности – 4,6; посещал кино – 21,3; театры – 11,2; выезжал за город, занимался рыбалкой и охотой – 9; смотрел телепередачи – 14; посещал дискотеки – 11; парки культуры – 37; рестораны – 17,5; кафе – 19,2; прием гостей и хождение в гости – 13,3; играл в карты, шахматы, домино, нарды – 9,7.

Сопоставление результатов исследований, проведенных в 1977 и 1998 годах, позволяет сделать вывод о резком снижении интереса к печатной продукции.

Так, в 1977 году по словам опрошенных, художественную литературу, газеты и журналы читали 63 %, вообще не читали – 13,9 %, и читали изредка – 23,1 % осужденных.

Таким образом, данные показывают, что 37 % вообще или почти ничего не читали. В 1993 году эти же показатели ухудшились в несколько раз. При этом подтвердилось, что часть опрошенных иногда все же просматривали газеты или читали большей частью детективные произведения. Классическую литературу, лучшие произведения современных писателей и поэтов не знает почти никто.

Людям, становящимся на преступный путь, как правило, недоступны образование и культура, расширяющие кругозор человека, обогащающие его память знаниями, что способствует развитию мышления, способности анализировать и оценивать различные явления, критически воспринимать свои и чужие поступки. Ведь бескорыстное духовное общение, по существу, культивирует в человеке высокие нравственно-эстетические чувства, очеловечивает его грубые природные и социальные силы и способности[168]. Все вместе взятое помогает постигнуть смысл и значение установленных правил поведения в обществе, вырабатывает стремление соблюдать их. Культурный, образованный человек, как правило, удовлетворяет свои потребности правомерными средствами, умеет сдерживать себя, в меньшей мере склонен к применению насилия к разрушительным действиям.

Более того, образование и культура расширяют круг интересов, развивают вкус, способность различать красивое и уродливое, прекрасное и безобразное не только в произведениях искусства, но и в окружающих явлениях. Вот почему только нравственность и культура могут стать надежным заслоном от скверных и темных сторон человеческой души. Общество, к сожалению, в этом мало внимания уделяет данному вопросу. При отсутствии заботы о воспитании в людях доброты общество неизбежно пожинает плоды своей собственной слепоты и глухоты, воспроизводя безучастную, равнодушную массу[169].

Умение ценить прекрасное прививает отвращение к дурным и подлым поступкам, уважение к другим людям. Если такие качества не сформировались в человеке в процессе воспитания, это может способствовать совершению им аморальных поступков и даже преступлений. Деформации нравственности должны были бы противодействовать образование, литература, искусство, культура в целом. Они в определенной мере выполняли эту роль, однако их влияние было все же незначительным[170].

Велика также роль коллектива в формировании личности, где работает человек. Недостатки семейного и школьного воспитания могут быть сглажены его благоприятным влиянием[171].

Влияние макросреды, т. е. экономических, политических, духовных и других отношений на человека опосредовано так называемой микросредой, где существенную роль играет трудовой коллектив, являющийся той призмой, через которую трудящиеся по существу воспринимают весь уклад общественной жизни.

Если, однако, непосредственное окружение человека в коллективе по каким-либо причинам идет не в ногу с общей социальной средой, то оно может сформировать в нем черты, противоречащие требованиям общества. К сожалению, имеются определенные коллективы, где налицо недостатки, отрицательно влияющие на формирование личности: это, в частности, так называемые традиции «обмывания» получки, провалы в организации культурного досуга, особенно молодежи. Там, где такие недостатки распространены, молодые люди подчас не знают, чем заполнить свободное время, бесцельно проводят его и порой под влиянием антиобщественных элементов становятся на путь совершения правонарушений. Опрошенные нами осужденные, большинство из которых до совершения преступления работали, систематически употребляли спиртные напитки – 65,2 %, наркотики – 11,1 %, играли в азартные игры – 5,12 %, совершали хулиганские действия – 14,4 % и т. д. О многих указанных фактах было известно коллективу, родителям и школе. По данным проведенного исследования, об этом знали в коллективе и не реагировали в 53 % случаев, в 33,5 % случаев об этом в коллективе не знали и на многих предоставили в суд положительные характеристики. Только к 14,1 % лиц за эти поступки применялись меры взыскания, а 11 % осужденных считают, что их аморальные поступки даже поощрялись в коллективе.

Как свидетельствуют данные проведенного нами выборочного исследования, 75 % лиц, совершивших повторное преступление в нетрезвом состоянии, – это лица, процесс ресоциализации которых был недостаточно эффективен отчасти из-за отсутствия надлежащего воспитательного воздействия коллектива. При этом нежелательное воздействие с его стороны испытывали 3,1 % всех повторно осужденных, 56 % работавших – до осуждения рецидивистов фактически не имели со своими коллективами связи, а 55,3 % – не занимались в коллективах никакой общественной работой[172].

Несомненный интерес представляют данные, характеризующие общий трудовой стаж осужденных: до года его имели 34,1 %, от 1 до 3 лет – 32,6 %, от 3 до 10 лет – 21,7 %, от 10 до 20 лет – 7,3 %, свыше 20 лет – 4,3 % осужденных. Что касается их трудового стажа по последнему месту работы, то он составил: до 1 года – 49,8 %, от 1 до 3 лет – 34,3 %, от 3 до 10 лет – 14,1 %, от 10 до 20 лет – 1,8 %. Большинство указанных лиц выполняли неквалифицированные работы.

Проведенные результаты исследования свидетельствуют о том, что осужденные часто меняли место работы. Если общий трудовой стаж свыше 3 лет имели 66,7 % осужденных, то стаж работы на данном предприятии свыше 3 лет имели лишь 12,7 %, а большинство (87,3 %) имели стаж до 3 лет. На этих лиц коллектив явно не оказывал и не мог оказывать положительного влияния из-за того, что они часто меняли место работы.

«Отношение к труду является важным элементом духовной жизни»[173], – писал выдающийся педагог В. А. Сухомлинский, что бесспорно. Так, лица, совершившие корыстно-насильственные преступления, отличались крайней пассивностью, что подтверждают выводы автора. Действительно, анализ уголовных дел и материалов анкетирования свидетельствует о том, что опрошенные осужденные не принимали сколько-нибудь активного участия в жизни общественных объединений[174].

Как уже отмечалось, к моменту совершения преступления не работало значительное число осужденных. Если это число принять за 100 %, то не работали до одного года – 85,2 %, от 1 до 3 лет – 8,2 %, от 3 до 10 лет – 3,3 %, от 10 до 20 лет – 3,39 %. При этом следует отметить, что большинство из них были уволены за нарушения трудовой дисциплины. Стойкость антиобщественного поведения лица, как известно, характеризуется количеством совершенных антиобщественных поступков и их характером. Неоднократное совершение антиобщественных деяний – свидетельство серьезности поражения сознания личности антиобщественными взглядами. В частности, доказательством стойкости антиобщественного поведения лиц служит признак повторности и неоднократности совершения преступления.

Так, в 1973 году среди рассмотренных судами уголовных дел 33 % составили дела о повторных преступлениях[175]. Причем в исследованном контингенте ранее привлекались к уголовной ответственности 35 5 %, из них – 17,5 %ранее совершили разбой, 12,4 % – кражу, 18,4 % – грабеж, 8,1 % – вымогательство, 19 % – хулиганство, 8,3 % – насильственные преступления против личности, 5,3 % – иные корыстные преступления и 11 % – иные преступления. Подытоживая приведенные сведения, отметим, что 58,1 % повторно совершили корыстные и 41,9 % – насильственные преступления, что является свидетельством устойчивости антисоциальной направленности личности и одновременно недостаточной эффективности уголовного закона Республики Казахстан.

К тому же проведенный нами анализ прошлых судимостей этих преступников позволяет сделать вывод об известной стойкости у них корыстной направленности поведения, агрессивности и готовности к применению насилия.

Высокий уровень специального рецидива свидетельствует о возможности прогнозирования поведения освобожденных после отбывания наказания в целях корректировки профилактических мероприятий, осуществляемых в отношении их[176]. Рассматриваемой группе преступников присущи устойчивость преступной деятельности, ориентированность на «квалифицированные» способы совершения преступления и некоторые другие черты. При этом ранее судимых в несовершеннолетнем возрасте оказалось 37,2 %. Если это число принять за 100 %, то в этом возрасте были осуждены за разбой 19,7 %, кражу – 23 %, грабеж – 21,4 %, хулиганство – 11,7 %, вымогательство – 3 %, насильственные преступления против личности – 14 %, иные преступления – 8,2 %.

Дефицит воли в механизме преступного поведения играет заметную роль. Безволие, как выраженная преобладающая черта личности, наблюдается среди несовершеннолетних преступников в 1,5–2 раза чаще, чем среди их правопослушных сверстников. Среди подростков, совершивших тяжкие преступления – вымогательство, насильственный грабеж и разбой, убийство из корысти, безволие выявлено у 14–17 % обследованных.

Как оказалось, наибольший процент рецидива дают лица, осужденные ранее за кражи, грабежи и хулиганство. Это подтверждает правильность и своевременность мер, осуществленных с целью усиления борьбы с хулиганством, с одной стороны, и нацеливает на изыскание более действенных средств профилактики названных видов преступлений – с другой. Анализ данных касательно предыдущей судимости рецидивистов за корыстно-насильственные преступления показывает, что им за первое преступление в качестве наказания назначались следующие сроки лишения свободы: до 1 года – 9 %, от 1 до 3 лет – 20,1 %, от 3 до 5 лет – 37,3 %, от 5 до 8 лет – 21 %, свыше 8 лет – 12,6 %.

<< | >>
Источник: Есберген Оразулы Алауханов. Криминология. 2013

Еще по теме 2. Личность корыстно-насильственных преступлений:

  1. 1. Криминологическая характеристика корыстно-насильственных преступлений
  2. §2. Криминологический анализ насильственных преступлений против личности
  3. § 2. Криминологический анализ насильственных преступлений против личности
  4. § 5. Корыстно-насильственные преступники
  5. 3. Предупреждение корыстно-насильственной преступности
  6. Глава XII Корыстно-насильственная преступность
  7. ГЛАВА 8. ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ СОБСТВЕННОСТИ (КОРЫСТНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ)
  8. Глава 8 Преступления против собственности (корыстные преступления)
  9. Корыстный тип личности преступника.
  10. 7.3 Корыстные преступления против собственности
  11. Корыстные преступления против собственности