<<
>>

15.5 Вклад Л.Бинсвангера в развитие экзистенциальных идей

Людвиг Бинсвангер (1881 – 1966 гг.) – швейцарский психиатр, психолог и философ, труды которого имели решающее значение как для становления феноменологической психиатрии, так и для экзистенциалистской реформы психоанализа.

Он родился 13 апреля 1881 г. в Кройцлингене (Швейцария) в семье потомственных врачей. Бинсвангер получил прекрасное медицинское образование в Лозанне и Гейдельберге. В 1907 г. он получил медицинскую степень в Цюрихском университете, где вместе с Юнгом учился у ведущего швейцарского психиатра Эугена Блеилера – знаменитого директора психиатрической больницы Бургхельци в Цюрихе. Через Юнга в том же году Бинсвангер познакомился с Фрейдом. В 1911 г. Бинсвангер сменил своего отца (а тот ранее сменил деда) на посту медицинского руководителя санатория Беллевю в Кройцлингене и оставался на этом посту до 1956 г., когда передал бразды правления своему сыну. Бинсвангер являлся действительным и почетным членом десятка медицийских академий, в 1956 г. ему была вручена высшая для психиатра награда – медаль Крепелина. В результате более чем полувековой деятельности Бинсвангером была создана философская и медицинская антропология.

Бинсвангер считал, что с появлением «Бытия и времени» М.Хайдеггера задача обоснования науки о человеке в общих чертах решена: на основе экзистенциальной аналитики должен быть создан экзистенциальный анализ. Это будет общая антропологическая теория, которая может служить основанием для всей совокупности наук о человеке. Правда, у Бинсвангера наблюдались определенные колебания. В большинстве своих книг и статей он придерживается этого замысла, но в главной своей работе «Основные формы и познание человеческого существования» (1943 г.), которая носит преимущественно философский характер, он в известной мере пересматривает антропологию Хайдеггера и полемизирует с ним. Здесь Бинсвангер попытался дополнить хайдеггеровскую экзистенциальную аналитику философской антропологией Шелера и еврейского мыслителя Мартина (Мардохая) Бубера (1878 – 1965 гг.), а также идеями русского религиозного философа Семена Людвиговича Франка (1877 – 1950 гг.) и др. Вместе с тем Бинсвангер утверждает, что аналитика Хайдеггера является основанием любой будущей антропологии.

Бинсвангер был одним из первых последователей Фрейда, с которым у него установились самые дружественные отношения, и эта дружба продолжалась до конца дней, несмотря на все доктринальные разногласия.

Несмотря на то, что Бинсвангер разделял основные положения психоанализа и пытался переубедить своих коллег-психиатров, он был далек от некритического принятия всех положений учения Фрейда. Психоанализ, по словам Бинсвангера, был вызовом не только предшествующей психиатрии, но и господствовавшим тогда философским представлениями о человеке. Проблема, которая стояла перед ним на протяжении всей жизни, заключалась в приспособлении психоанализа к философской антропологии.

В психоанализе Бинсвангер видел, прежде всего, средство проникновения на уровень субъективных смыслов, верований и ценностей больного. В этой связи он приветствовал отказ Фрейда от физиологической интерпретации психических явлений, но полагал, что отход этот во фрейдизме не был доведен до конца. Хотя Фрейд оторвал психические процессы от физиологии высшей нервной деятельности, во-первых, он считал этот отрыв временным (с развитием естествознания он будет ликвидирован), а во-вторых, сами психические процессы понимал как жестко детерминированные и порожденные инстинктивными влечениями.

Метапсихология Фрейда видит во всех психических событиях проявление универсальных биологических «первичных» процессов. Мораль, искусство, религия предстают у него как иллюзорные порождения – через проекцию и сублимацию – инстинкта. Редукционизм Фрейда, естественно, вызвал возражения всех тех, кто отказывался видеть в высших творениях человеческого духа нечто исключительно производное от инстинктивных влечений.

Прежде всего, психоанализ неприемлем для Бинсвангера как учение, выводящее религию и мораль из инстинктивных влечений. Бинсвангер вспоминает о своей беседе с Фрейдом, который говорил так: «Человечество всегда знало, что оно обладает духом, я должен был показать, что имеются также инстинкты».

Бинсвангер считал, что «только теоретически и абстрактно инстинкт и дух могут быть разделены Если Ницше и психоанализ показали, что инстинктивность, особенно в форме сексуальности, выходит за свои пределы, чтобы достичь вершин человеческой духовности, то мы должны попытаться показать тот уровень, до которого, выходя за свои пределы, доходит духовность, – глубочайшие равнины «витальности». Мы должны, другими словами, постараться показать, как можно говорить о религиозной, моральной и эстетической жизни в тех сферах человеческого существования, которые до сих пор казались подвластными витальной и инстинктивной жизни». Здесь сформулирована та задача, которую пытался решить Бинсвангер в своей философской антропологии: описать человеческое существование в его целостности, преодолевая биологизм Фрейда.

Бинсвангер был критиком не только биологизма и пансексуализма Фрейда. Психоанализ его не устраивает по тем же причинам, что и любые другие «объясняющие» подходы к человеческому сознанию. В научных теориях, пишет он, «реальность феноменального, его уникальность и независимость поглощаются гипотетическими силами, влечениями и управляющими ими законами». Наука о человеке должна разорвать путы всех специализированных научных концепций человека и описать человеческое существование в его целостности. Фрейд же сводит экзистенцию человека, ее личностный характер к гипотетическим универсальным законам. Но если брать в скобки личность и коммуникацию между личностями, отмечает Бинсвангер, то непонятным становится, скажем, стремление ученого познать истину. С объективацией, разложением личности на гипотетические «Оно», «Я» и «Сверх-Я» личность «выводится за пределы подлинного бытия, а именно экзистенции, удушается онтологически и антропологически». Наука о человеке, считает Бинсвангер, не должна слепо следовать за наукой, а видеть в самой научной деятельности один из модусов экзистенции наряду с религией, моралью, искусством, которые несводимы друг к другу и невыразимы с помощью понятий, взятых из другого «региона существования».

На основе психоанализа такая антропология построена быть не может. Желания рассматриваются в нем не как носители субъективных смыслов, а как результат воздействия сохранившихся в бессознательном вытесненных детских влечений. Человек оказывается не творцом своего будущего, а однозначно связанным с тем, что было с ним в прошлом, в детстве, причем сам он этого не осознает. Мотивы поведения лежат за пределами свободного выбора человека, а связь между мотивом поведения и самим поведением описывается Фрейдом посредством физикалистской терминологии.

Бинсвангер отвергает сам принцип казуального объяснения психических явлений, ибо субъективный смысл и причинность, по его мнению, исключают друг друга. Отсюда Бинсвангер делает и ряд важных для своей концепции выводов. Объективистские концепции не дают истинного понимания душевной жизни невротика. Опыт индивида не должен сводить к научным понятийным конструкциям, а интерпретироваться в его собственных терминах. Субъекту, в том числе и душевнобольному, дано то, что ориентирует его в мире, возможности, которые им реализуются, определенная настроенность. Поэтому, сколь бы странным ни казался мир того или иного человека, он всегда должен быть понят как осмысленный через осознание нужд, забот, тревог, эмоций этого человека. В нем всегда присутствуют внутренние пространство и время, специфическая окраска, настроенность на других людей. Нет реальности для всех одинаковой и в этом смысле «нормальной», как полагают традиционная психиатрия и вслед за ней психоанализ. Мир безумца – осмысленный мир, даже если это не наш смысл. Это «его собственный мир», который нужно понять психиатру. Фрейд же сводит настоящие смыслы, то, как сейчас конституирует свой мир пациент, к его прошлому, к вытесненному в бессознательное. Поэтому Бинсвангер отвергает и фрейдистскую интерпретацию сновидений: интерпретироваться должно именно «явное» содержание сновидения – за ним не скрывается какое–то скрытое, вытесненное в бессознательное содержание. Сны вовсе не обязательно являются исполнением желаний, как полагал Фрейд, в них имеется столько же типов активности, как и в бодрствовании.

Смысл, по Бинсвангеру, есть способ, которым вещи нам являются, открываются как таковые, необходимый контекст любого отношения к миру.

Еще в гимназии Бинсвангер с увлечением прочитал «Критику чистого разума» Канта, и поэтому не удивительно, что неокантианство стало исходным пунктом его поисков. Первые его работы находятся под влиянием той интерпретации психологии, которая была дана в трудах Пауля Наторпа (1854 – 1924 гг.) – одного из виднейших представителей марбургской школы неокантианства. Согласно воззрениям этой школы, психология, в отличие от «объективирующих» естественных наук, выступает как наука «субъективации», то есть особого рода реконструкции полученных в опыте данных. Бинсвангера не удовлетворяла, однако, абстрактность неокантианства, отсутствие в нем выхода к конкретному миру переживаний индивида. Но, несмотря на то, что от неокантианства он впоследствии отошел, один важный его элемент остался у Бинсвангера навсегда – стремление дать описание априорных структур, делающих возможным само человеческое бытие.

В 1910 – 1920-х гг. Бинсвангер начал попытки переосмыслить учение Фрейда и основные проблемы психиатрии в духе неокантианства, понимающей психологии Вильгельма Дильтея (1833 –1911 гг.) и Эдуарда Шпрангера (1882 – 1963 гг.), феноменологии Гуссерля и Макса Шелера (1874 – 1928 гг.). В дальнейшем Бинсвангер отверг биологизм и детерминизм Фрейда, его учение о бессознательном, равно как и теории либидо, вытеснения, символики сновидений. В поисках основания для психологической теории Бинсвангер проделал путь, тождественный главному направлению развития философии первой трети XX в. в Германии: от неокантианства он перешел к феноменологии, которую затем вслед за Хайдеггером переосмыслил как учение о человеческой экзистенции, а, в конечном счете, создал и собственный вариант философской антропологии.

На протяжении нескольких лет отстаивает в своих работах основные тезисы феноменологического учения. В идее интенциональности сознания он видит ключ к построению психологии, способной уловить мир субъективных смыслов. Объектом изучения психологии должны стать конституирующие предмет интенциональные акты: они делают мир таким, каким он выступает для субъекта.

С выходом в 1927 г. работы Хайдеггера «Бытие и время» Бинсвангер, как ему показалось, нашел окончательное основание для психологии, ту доктрину, которая может стать фундаментом для его собственной концепции человека и реформы психоанализа: « Хайдеггер вручает психиатру ключ, при помощи которого он может, не будучи связанным предубеждениями какой-либо теории, установить и описать исследуемые им феномены в полном их феноменальном содержании и соответствующем контексте». Экзистенциализм Хайдеггерра, считал Бинсвангер, вообще снимает проблему соотношения «объяснения» и «понимания». В работах Бинсвангера идеи, развитые Хайдеггером, впервые прилагаются к психиатрии.

Хотя Бинсвангер был хорошо знаком с поздними работами Хайдеггера и неоднократно встречался с ним (последний визит Хайдеггера в Кройцлинген был незадолго до смерти Бинсвангера), философское учение швейцарского психиатра полностью определяется той интерпретацией, которую он дал экзистенциальной аналитике (Daseinsanalytik), разработанной в «Бытии и времени» Хайдеггера. Человеческое существование было понято Хайдеггером как «забота» в единстве трех ее модусов, соответствующих трем измерениями времени. Подлинное существование связано, прежде всего, с будущим, с трансцендированием собственных пределов. Если эта открытость будущему исчезает, то человек объясняет все происходящее с ним как причинно обусловленное прошлым, а не его собственными проектами и целями. Если доминирует модус, соответствующий настоящему времени, то человек «падает» в das Man, обезличивается.

Концепция Бинсвангера получила название «экзистенциальный анализ» (Daseinsanalyse) и стала впоследствии руководством к действию для многочисленных последователей в Западной Европе и Америке. Бинсвангер попытался приложить в практической психиатрии некоторые идеи аналитики Dasein, развитые Хайдеггером в «Бытии и времени». Для Бинсвангера это означает, прежде всего, отказ от рассмотрения человека в качестве некоей монады, лишь механически взаимодействующей с миром и другими людьми. Иначе говоря, Бинсвангер требует психиатрического рассмотрения человека в единстве с миром человека. Бинсвангер указал на возможность использования центральных понятий «Бытия и времени» Хайдеггера в психологии и клинической практике и дал первую формулировку экзистенциального анализа как философского фундамента психоаналитической терапии. Его работы получили широкую известность, а этапы эволюции его воззрений, длившейся несколько десятилетий, соответствуют важным переменам, происходившим не только в философии, психологии и психиатрии, но и в духовной жизни, интеллектуальной атмосфере стран Запада. В конце 20-х и в 30-е годы на основе экзистенциальной аналитики Хайдеггера, его учении о бытии-в-мире Бинсвангер начинает переосмысливать основные положения психоанализа, пытаясь заменить метапсихологию Фрейда разработкой своего экзистенциального анализа.

Предложенный Бинсвангером экзистенциальный анализ – это метод анализа личности во всей полноте и уникальности ее существования (экзистенции). Бинсвангер определяет экзистенциальный анализ как феноменологический анализ актуального человеческого существования. Его цель – реконструкция внутреннего мира опыта. Согласно такому методу, подлинное бытие личности обнаруживается благодаря углублению ее в себя с целью выбрать не зависимый ни от чего внешнего «жизненный план». В тех случаях, когда открытость индивида будущему, характерная для подлинного существования, исчезает, он начинает ощущать себя заброшенным, его внутренний мир сужается, возможности развития остаются за горизонтом видения, и возникает невроз, индивид начинает объяснять происходящее с ним как результат детерминации прошлыми событиями, а не собственными актами выбора: доминирует модус «заброшенности» (прошлое). Смысл экзистенциального анализа усматривается в том, чтобы помочь невротику осознать себя свободным существом, способным к самодетерминации. Экзистенциальный анализ исходит из посылки, согласно которой подлинно личностное в человеке раскрывается только тогда, когда он освобождается от причинных связей с материальным миром, социальной средой. Психические заболевания – следствие утраты непрерывности самостановления; это крайняя степень неподлинности, удаленности от свободного трансцендирования: невротики и психотики не видят вероятностного характера бытия («бытия-возможности») и конституируют статически законченные «миры». Изначальное сужение бытия-в-мире индивида приводит, по Бинсвангеру, к тому, что часть феноменов остается за пределами горизонта видения и не может тематизироваться; выражением этого и являются, например, невротические симптомы. Задача психотерапевта – расширить горизонт видения и помочь пациенту осуществить аутентичный выбор.

Целью Бинсвангера был поиск нового основания для психологической науки и психиатрической практики, преодоление кризиса современной психологии. «Болезнь» и «здоровье», «нормальность» и «ненормальность» – значение этих понятий в немалой степени зависит от понимания человека в целом, то есть от философского, а не специально научного подхода. Поэтому, как писал один из исследователей творчества Бинсвангера, историю его попыток понять человека в здоровье и в болезни следует рассматривать в свете того, как он использовал и развивал положения, обнаруженные им в философских учениях, классических и современных. Отказываясь от биологического критерия психического «здоровья» или «болезни», Бинсвангер понимает их в духе хайдеггеровского учения о «подлинном» и «неподлинном» существовании.

Понятия «бытие в мире», «трансценденция», «миро-проект» почерпнуты Бинсвангером прямо из хайдеггеровского «Бытия и времени». Эти понятия фигурируют практически у всех авторов экзистенциального направления; с ними связана трактовка проблем свободы воли, личной ответственности.

По замыслу экзистенциалистов, понятие «бытие-в-мире» предназначено для того, чтобы подчеркнуть неразрывную целостность субъективного и объективного. Дихотомия «объект – субъект» признается как ошибка Декарта, а картезианская картина мира – как следствие отчужденного восприятия действительности, порождаемого техническим прогрессом. С точки зрения экзистенциалистов, ни субъективное, ни объективное не изначально. Мир – это структура значимых отношений, которую создает сам субъект.

Бытие-в-мире, по Бинсвангеру, имеет три модуса:

¾ Umwelt – ландшафт, физический мир, который с нами разделяют все живые организмы;

¾ Mitwelt – социальный мир, сфера общения с другими людьми, четко отделяемая от социального мира животных;

¾ Eigenwelt – мир самости (в том числе телесной), присущий только человеку; это не просто субъективный мир, а основа, на которой строится отношение к двум другим модусам.

В приведенном разделении мира натри формы содержится мысль о несводимости друг к другу восприятия социального окружения и физического мира, подчеркивается важнейшая роль самосознания в оценке действительности.

Вопрос о подлинности существования является главным в полемике Бинсвангера с Хайдеггером. Неподлинным, как и все экзистенциалисты, Бинсвангер считает всю область детерминированных извне отношений между людьми («внешние» отношения к миру и к самому себе). Все социальные отношения включают в себя то, что он называет «игрой роли»: ролевые отношения, считает он, определяют в обществе саму сущность личности. В результате во всех своих отношениях с предметным окружающим миром (Umwelt), с другими людьми (Mitwelt) и с самим собой (Eigenwelt) человек предстает как детерминированное нечто. Вещи, люди, собственная личность определяются в терминах частных аспектов и качеств, целостность теряется.

Мир человеческой жизни Бинсвангер отождествляет с хайдеггеровским миром «заботы». Любая практическая или теоретическая деятельность в «заботе» предполагает изначально ограниченную точку зрения: другие люди становятся в один ряд со «сподручными» и «наличными» вещами. Более того, человек так же понимает и самого себя. Преодоление этой неподлинности трактуется Хайдеггером как радикальное отделение экзистенции от внешнего мира. Но преодолевается ли тем самым неподлинность? На этот вопрос Бинсвангер отвечает недвусмысленным «нет». Пусть «героически свободная» личность выбирает саму себя, но ведь выбор осуществляется в том же мире «заботы». Данный мир «заброшенности» и конечности Хайдеггер предлагает «решительно» принять, видеть в нем возможность собственного выбора. Однако этот выбор в «заботе» означает лишь свободу менять социальные роли. Человек остается обреченным играть всю жизнь, он стоит перед лицом ничто.

Человеческое существование в «заботе» Бинсвангер обозначает труднопереводимым оборотом «das Nehmen-bei-Etwas», что можно примерно передать как «принятие-за-нечто», подразумевая постоянное овеществление всего того, с чем человек имеет дело. Бинсвангер описывает целый ряд форм такого обезличенного и манипулятивного подхода к миру и другим людям. Все здесь сводится к инструментальной полезности, все служит целям контроля и эксплуатации, предстает в количественном виде. «Некто полностью исчезает за суммой каких–то нечто, за которые он принимается; он полностью объективирован, то есть сконструирован, как калькулируемая механико-динамическая система из зажимов и рукояток. Субъективный полюс «кто» забыт или самообъективировался. Мы не видим того, что это мы сами, улавливая другого, сделали его орудием».

Критика социума, присутствующая в работах Бинсвангера, предстает как описание вечного удела человека, как характеристика любых социальных и экономических связей между людьми. «Взаимное принятие-за-нечто и позволение-быть-принятым конституируют целое социальной человеческой жизни; здесь нет ограничения какой-либо исторической эпохой, какими-либо частными или публичными, экономическими или политическими формами жизни, каким-либо социальным классом». Человеческое существование всегда таково. К тому же, считает Бинсвангер, без определенности социальных ролей, детерминированности внешними силами были бы невозможны упорядоченные формы социальной жизни. Мы не могли бы тогда не только рационально понимать, но и просто четко воспринимать другого человека. «Принятие-за-нечто» имеет поэтому, с его точки зрения, антропологическое, а не социально-историческое значение. В мире «дискурсивности» люди по необходимости должны быть друг для друга понятыми, определенными ситуацией и ролью. В мире «дискурсивности» человек всегда находится в пути, устремлен в будущее, ставит цели и решает задачи. Это процесс последовательного движения от прошлого к будущему в «заботе».

«Трансценденция» буквально означает выход за пределы чего-либо. Философами-экзистенциалистами трансценденция рассматривается в качестве фундаментальной способности человеческого существа, заданной онтологической структурой и находящейся вне рамок причинного объяснения. При этом гомеостатические модели личности признаются неадекватными. Человек не только находится в мире, он постоянно движется в нем, вовлечен в творение каждого момента. Трансценденция подразумевает отношение к себе как к объекту и субъекту одновременно, способность взглянуть на себя со стороны. Благодаря трансценденции преодолеваются непосредственные границы времени. Временная связь, то есть способность переносить прошлое в настоящее, вместе со способностью действовать во временной перспективе составляет сущность разума и личности. Экзистенциалистам удается благодаря понятию трансценденции подчеркнуть активность человеческой личности, ее творческое начало. Процесс творчества на самом деле обладает высокой степенью непредсказуемости, но это, конечно, не дает основания к разрыву с детерминизмом.

Бинсвангер и другие психологи-экзистенциалисты вслед за Хайдеггером подчеркивают, что будущее в контраст к настоящему и прошлому – основной образец времени для человека. Прошлое приобретает значение только в свете проекта будущего, события избирательно черпаются из памяти. Значение событий прошлого, таким образом, не фатально, как считают сторонники ортодоксального психоанализа.

Утрата временной перспективы, с точки зрения экзистенциалистов, оказывается фатальной в генезисе психических нарушений. Глубокое беспокойство и депрессия аннулируют будущее, или согласно идеологии экзистенциалистов, утрата будущего приводит к депрессии и беспокойству.

Понятия «бытие-в-мире», «трансценденция» подводят к главному понятию – «миро-проект». Миро-проект – термин, введенный Бинсвангером для всеобъемлющего паттерна индивидуального модуса бытия-в-мире. Миро-проект человека определяет, как он будет действовать в определенной ситуации и какие у него характерные черты и симптомы. Границы проекта могут быть узкими и сжатыми, а могут быть широкими и экспансивными. Миро-проект, по мнению Бинсвангера, представляет собой ориентир, с помощью которого мы можем интерпретировать каждое действие личности.

Бинсвангер также обращается к экзистенциальной коммуникации как к модусу экзистенции, который противостоит «заботе». В нем, согласно его интерпретации, преодолеваются конечность и частность человека, беспрестанное блуждание от одной цели к другой. Это состояние, в котором исчезают время и движение. В нем человек соотносится не с каким-то отдельным аспектом реальности, а с тотальностью бытия. Данный модус Бинсвангер называет «бытие-друг-с-другом», любовным отношением «Я» и «Ты» в «Мы». Он употребляет здесь субстантивированное «Мы» (die Wirheit), обозначающее существование до разделения на «Я» и «Ты», в котором иначе структурированы пространство и время.

Например, в пространстве «заботы» человек соотносится со всем как с совокупностью сил и препятствий, приобретений и потерь, власти и подчинения. Противостояние друг другу неизбежно в «заботе», но отсутствует в «любовном бытии-друг-с-другом»: «Любовь и власть или насилие взаимно исключают друг друга». Если в «заботе» экзистенция забегает в будущее и является, в конечном счете, бытием-к-смерти, то в любви временность растворяется в вечности: «Любовь должна интерпретироваться не из конечности экзистенции, а из бесконечности» .

«Я» и «Ты» не являются двумя хайдеггеровскими Dasein, взаимно конституирующими друг друга в «со-бытии» или «со-бытии-здесь». Бинсвангер отмечает, что подобное взаимоотношение и невозможно, если следовать экзистенциальной аналитике Хайдеггера. Если две экзистенции изначально оторваны друг от друга, то они не смогут затем соединиться. Поэтому Бинсвангер постулирует первичность «Мы» по отношению к «Я» и «Ты», которые возникают в результате разъединения предшествовавшего им любовного бытия-друг-с-другом.

Говоря о любви, он имеет в виду то, что ранее называл религиозным модусом экзистенции, несводимым к ее научному и эстетическому модусам. Традиционные понятия христианской антропологии, как и классические образы художественной литературы, переводится им на специфический язык экзистенциального анализа.

Любовь противопоставляется миру «заботы», бытия-к-смерти, забегания в «ничто». Любовь и забота становятся сосуществующими и несводимыми друг к другу модусами существования.

У Бинсвангера нет иного гаранта межличностных отношений, кроме «основания Бытия», близкого к христианской идее Бога. А так как о нем, так же как и о любовном бытии-друг-с-другом, ничего нельзя сказать на языке мира, в котором господствует «война всех против всех», то перед Бинсвангером встают сложные проблемы.

В социальном же мире человек всегда выступает как индивидуалист, который играет роли, манипулирует другими и при любом общественном строе эксплуатирует других в собственных интересах. Отношения эксплуатации и индивидуалистического противостояния друг другу оказываются у него чем-то совершенно неизбежным – иначе не будет четкого следования социальным ролям и социальной стабильности. На этом основании Бинсвангер достаточно часто описывает социальный протест как нечто психически анормальное.

Болезнь трактуется как состояние человека, отказавшегося от свободного проектирования собственного будущего.

Бинсвангер обнаружил, что многие его пациенты перестают воспринимать окружающий мир и собственное существование в становлении, не видят их возможностного характера и конструируют такие «картины мира», в которых все статично, действительно, закончено. То, что Хайдеггер называл неподлинностью, у Бинсвангера становится определяющей характеристикой душевного расстройства. Психическая болезнь – это высшая степень неподлинности, так как свободный выбор максимально затруднен здесь для человека. Он живет в мире компульсивных (навязчивых) действий, какие-то внешние, чуждые, страшные силы владеют его сознанием. Нарушается целостность существования, модус «заброшенности» доминирует над всеми остальными. На основе онтологии Хайдеггера, считает Бинсвангер, становится понятной глубинная сущность того, что изучает психиатрия.

В статье «Экзистенциальная аналитика Хайдеггера и ее значение для психиатрии» он пишет: «Этим указанием на базисную структуру экзистенции как бытия-в-мире Хайдеггер дает в руки психиатра ключ, с помощью которого он способен, будучи свободным от предрассудков любой научной теории, принимать и описывать исследуемые им феномены в их полном внутреннем содержании». Человеческое существование было понято Хайдеггером как трансценденция, выхождение за собственные пределы. Тем самым он заложил, по мнению Бинсвангера, и основы психиатрии, поскольку трансцендирование можно считать главной характеристикой психического здоровья.

Психиатрия, утверждал Бинсвангер, должна учиться рассматривать человека и его существование по-новому, в их целостности. Для обозначения функционального единства всех модусов он предлагает древнегреческий термин koinonia (соучастие, союз, общность). О нарушении такого единства и свидетельствуют невротические симптомы. То, что люди вообще могут стать невротиками, пишет он, «является знаком заброшенности экзистенции и ее возможного падения, короче говоря, знаком ее конечности, ее трансцендентальной ограниченности и несвободы». Осознавая себя «заброшенным», человек должен, тем не менее, выбирать самого себя. Отказ от выбора ведет к неподлинному существованию, а в предельном случае – к неврозу.

Когда речь идет о неврозах и психозах, считает Бинсвангер, «мы сталкиваемся с модификациями фундаментальных, или сущностных, структур и структурных связей бытия-в-мире как трансцендирования». Эти модификации, продолжает он, имеют различный характер. Скажем, при психозах обнаруживаются две формы бытия-в-мире: в одной из них происходят неупорядоченный «полет идей», «прыжки», «завихрения», существование как бы поверхностно, с переходами от эйфории к депрессии (маниакально-депрессивный психоз); в другой форме экзистенция как бы усыхает, сжимается, а одновременно с ограничением поля возможного опыта происходит ее приземление, «обмирщение».

В трансцендировании, пишет Бинсвангер, человек выходит за свои пределы, к миру. Его сознание в этом смысле всегда есть сознание чего-то, и самим актом трансцендирования конституируется как мир, так и он сам. При таком подходе «преодолевается фатальный дефект всей психологии и расчищается дорога для антропологии, если понимать под фатальным дефектом дихотомическую теорию мира как субъекта и объекта». Учение о бытии-в-мире должно возвратить человека к реальности, существующей до разделения на субъект и объект. Неврозы и психозы являются специфическими способами трансцендирования, конституирования мира и самих себя. Отклонение от нормы означает создание новой «нормы». Маниакальная «норма», например, является общей для всех «миров», конституируемых маниакальным сознанием. Психотик живет в своем собственном осмысленном мире.

Симптом, по Бинсвангеру, является выражением изменения тотальной формы бытия человека, всего стиля его жизни. Причину же заболевания он видит в изначальной узости возможного горизонта опыта данной экзистенции, что приводит в дальнейшем к неспособности осмысливать многие феномены, составляющие мир человеческого существования. Они остаются, так сказать, за горизонтом и выступают как бессознательное, как то, что не осознается, но действует, вызывая тревогу, страх, навязчивое поведение. Одновременно происходит и отрыв духовного измерения человеческой экзистенции от телесного. Идеальное существование, идеализированный мир противопоставляется низменному миру, в который «заброшен» индивид.

Таким образом, Бинсвангер сводит причины невротических симптомов к своеобразию конфигурации бытия-в-мире того или иного человека (некоторые западные интерпретаторы называют эту конфигурацию «экзистенциальным a priori»). Первопричиной заболевания считается то, что пациенты конституируют мир лишь через один модус экзистенции. В результате, «смысловая матрица», «видение мира» ограничиваются, другие модусы становятся действующими «из-за горизонта видения», перестают рассматриваться как возможности экзистенции. Откуда берется у пациентов именно такая конфигурация бытия-в-мире, Бинсвангер не отвечает. Речь идет, по всей видимости, о чем-то сходном с «изначальным выбором» Сартра. Индивид, правда, может изменить эту «смысловую матрицу», и задача психиатра состоит в том, чтобы помочь пациенту расширить «горизонт видения».

Большая часть симптомов интерпретируется Бинсвангером как результат вращения пациентов в этом замкнутом кругу: стремление достичь созданного собственным воображением абсолюта терпит крах, что еще больше усиливает чувство собственной ничтожности и желание выйти из этого положения – и так раз за разом. В результате безуспешности всех этих порывов они вообще отказываются сами определять свою жизнь и передают себя полностью во власть других. Испытывая угрозу собственному «Я» со стороны других и не видя, что причиной тому являются они сами, такого рода пациенты, в конце концов, сдаются, теряют собственное «Я» и бегут в психоз. Это потеря себя в мире, «обмирщение» (die Verweltlichung). Мир психоза есть полная неподлинность, но психоз есть результат выбора самого человека.

Есть ли какие–либо ограничения в отношении свободного становления человека? Одним из них выступает основание существования, в которое «заброшен» человек. Состояние этой «заброшенности», то есть то, как оказываются люди в мире, который есть их основание, составляет судьбу. Они вынуждены проживать эту судьбу, чтобы достичь аутентичной жизни. Для родившегося женщиной основа существования будет иная, чем для мужчины, факт бытия женщиной частично определяет возможности ее существования. Если она отвергает эти возможности и пытается, например, быть мужчиной или маскулинной, тогда она избрала не аутентичный способ бытия-в-мире. Наказание за неаутентичность – чувство вины. Аутентичное существование определяется распознаванием основы своего существования; неаутентичное проистекает от самоизоляции от своей основы. «Чем упорнее человек сопротивляется своей заброшенности в свое существование, тем большее влияние обретает заброшенность». Это выражается в экзистенциальной слабости, что означает, что «человек не автономен в мире, он отгораживается от основы своего существования, что он не принимает существование на себя, а доверяется чуждым силам, делая их, а не себя, ответственными за свою судьбу».

<< | >>
Источник: Коротина О.А.. История психологии: учебное пособие. – Владивосток: Изд-во ВГУЭС,2015. – 179с.. 2015

Еще по теме 15.5 Вклад Л.Бинсвангера в развитие экзистенциальных идей:

  1. Глава II. Экзистенциальный анализ -Людвиг Бинсвангер
  2. 7.5. Вклад К. Маркса в развитие философии
  3. § 1. Вклад химического способа развития в биологический
  4. 12.3 Дальнейшее развитие идей бихевиоризма
  5. Экзистенциальная психология представляет собой своеобразный итог развития европейской мысли последних двух столетий
  6. 14.1 Предшествующее влияние на развитие идей психоанализа
  7. § 1. Екатерина II и развитие идей правовой реформы
  8. § 1. «Просвещённый абсолютизм» Екатерины II и развитие конституционных идей в России во 2-й половине XVIII в.
  9. С.В. Бирюков, Е.Л. Рябова.. Борьба идей и национальное политическое развитие (Франция, Германия, Англия).2016, 2016
  10. Людвиг Бинсвангер (Binswanger; 1881 - 1966) - швейцарский психиатр, психолог и философ
  11. Положение об отрицании, критике, действии в истории заняло важнейшее место среди идей русских социалистов 40-х годов, идей, раскрывающих их концепцию закономерного движения общества к социализму
  12. 11.Правовое положение Великого князя в системе гос.власти ВКЛ. Вклад Великих князей ВКЛ процесс формирования и развития гос.
  13. Тихонравов Ю.В.. Экзистенциальная психология.1998, 1998
  14. Экзистенциальная психология религии.
  15. Экзистенциальный вакуум: вызов психиатрии
  16. Общий экзистенциальный анализ
  17. 15.4 Основные понятия и принципы экзистенциальной психологии
  18. 6.6. Наследование банковских вкладов
  19. 2. Денежные вклады и их виды.