<<
>>

обязательства, возникающие из неосновательного приобретения или сбережения имущества, по гражданскому кодексу РсФсР 1964 г.

Прежде чем приступить к характеристике регламентирования кон- дикционных обязательств Гражданским кодексом РСФСР 1964 г., нужно упомянуть о следующей после ГК 1922 г. отечественной гражданской

кодификации - Основах гражданского законодательства Союза ССР

и республик, принятых 8 декабря 1961 г.

и введенных в действие с 1 мая

1962 г. (далее - Основы 1961 г.)1. В этом законодательном акте отсут­ствовали нормы, непосредственно регламентирующие кондикцион-

ные обязательства. Лишь в ст. 4 этого законодательного акта в числе

оснований возникновения гражданских прав и обязанностей было указано «приобретение или сбережение имущества за счет средств другого лица без достаточных оснований». Таким образом, произошло изменение терминологии, к которому давно призывали в советской

правовой литературе.

Первым о необходимости замены термина «неосновательное обо­гащение» как чуждого советскому праву заявил в своей диссертации,

защищенной в 1939 г., В.А. Рясенцев, отстаивавший мнение о корен­ном различии одноименных институтов в советском и «буржуазном»

праве[612] [613]. Отмечая, что в буржуазном гражданском праве понятие не­основательного обогащения всегда противопоставляется понятию «основательного» или «нормального» обогащения, соответствующего способу производства буржуазного общества («извлечение прибавоч­ной стоимости, спекуляция, продажа трудящимся предметов первой необходимости втридорога, игра на повышении или снижении ценных бумаг на бирже»), ученый утверждал, что в социалистическом обществе

само понятие «обогащение» исчезает как социальное явление1.

Вслед за В.А. Рясенцевым тезис о необходимости замены термина «не­основательное обогащение» на другой (предлагались разные варианты - «неосновательное получение (приобретение) имущества», «неоснователь­ное получение выгоды», «неосновательное приобретение или сбережение имущества») поддержали наиболее авторитетные советские цивилисты[614] [615],

что и получило, в конце концов, закрепление сначала в Основах 1961 г.,

а затем и в Гражданском кодексе РСФСР, принятом 11 июня 1964 г. и вве­денном в действие с 1 октября того же года (далее - ГК 1964 г.)[616].

В то же время данное изменение терминологии, обусловленное исклю­чительно идеологическими причинами, имело и другое значение - благо­даря ему впервые на законодательном уровне была закреплена классифи­кация видов неосновательного обогащения по форме его возникновения, получившая к тому времени всеобщее признание в советской цивили­стике и различающая неосновательное приобретение и неосновательное сбережение имущества[617]. Это стало оригинальной чертой отечественного законодательства по сравнению с зарубежными правопорядками[618].

В ст. 4 ГК 1964 г., так же как и в Основах 1961 г., «приобретение или

сбережение имущества за счет средств другого лица без достаточных оснований» было указано в качестве одного из оснований возникно­вения гражданских прав и обязанностей.

Нормы, непосредственно регулирующие кондикционные обяза­тельства, были помещены в последнюю главу (гл. 42) «Обязательства, возникающие из неосновательного приобретения или сбережения имущества» подразд.

2 «Отдельные виды обязательств» разд. III «Обя­зательственное право» ГК 1964 г. Глава 42 состояла из двух статей — ст. 473 и 474, в тексте которых получили отражение результаты мно­голетнего практического применения и доктринального толкования

норм ст. 399—402 ГК 1922 г.

Статья 473 ГК 1964 г. называлась «Обязанность возврата неоснова­тельно приобретенного или сбереженного имущества». Части 1 и 2 данной статьи содержали нормы, аналогичные положениям ст. 399 прежнего ГК 1922 г., закрепляющие модель генерального кондикционного иска:

«Лицо, которое без установленных законом или сделкой оснований приобрело имущество за счет другого, обязано возвратить последнему неосновательно приобретенное имущество.

Такая же обязанность возникает, если основание, по которому при­обретено имущество, отпало впоследствии».

Кроме изменения терминологии, о котором было сказано выше, можно отметить еще пару моментов, отличающих процитированные положения от действовавших ранее. В ст. 399 ГК 1922 г. обогащение признавалось неосновательным, если оно произошло «без достаточ­ного установленного законом или договором основания». В ст. 473 ГК

1964 г., во-первых, слово «договор» было заменено на более широкое

понятие сделки (охватывающее как собственно договоры, так и сделки односторонние). Во-вторых, признак «достаточности» основания был вовсе устранен (как предлагалось ранее В.А. Рясенцевым)1. О.С. Иоффе

в связи с этим писал: «Новый Кодекс не пользуется... в отличие от преж­него, понятием «достаточного» основания, так как и без того ясно, что основание «достаточно», раз приобретение или сбережение имущества

произошло в силу закона или не противоречащей ему сделки»[619] [620].

Следом шла норма, не имеющая аналога в ГК 1922 г., конкретизи­рующая содержание обязанности по возврату неосновательно приоб­ретенного (ч. 3 ст. 473 ГК 1964 г.): «В случае невозможности возвратить в натуре неосновательно приобретенное имущество должна быть возме­щена его стоимость, определяемая на момент приобретения».

Таким образом, ч. 3 ст. 473 ГК 1964 г. было предусмотрено два спосо­ба исполнения кондикционного обязательства: (1) возврат неоснова­тельно приобретенного имущества в натуре (общее правило) и (2) воз­мещение стоимости неосновательного приобретенного (при невозмож­ности натурального исполнения).

Поскольку ко времени действия ГК 1964 г. мнение о невозможности

истребования кондикционным иском индивидуально-определенной

вещи окончательно стало господствующим в отечественной доктрине, норма ч. 3 ст. 473 ГК 1964 г. о возврате неосновательно приобретенного в натуре толковалась учеными обычно только в том смысле, что «воз­врату» подлежит не то же самое имущество (ибо в этом случае имела бы место виндикация), а такое же количество вещей того же рода1.

По тем же причинам из ГК 1964 г. исчезла норма, содержавшаяся в ст. 400 ГК 1922 г., об ответственности неосновательно обогативше­гося за допущенное им ухудшение имущества и о его праве требовать

компенсации понесенных в связи с имуществом необходимых затрат[621] [622]. Как писал О.С. Иоффе, «обстоятельства такого рода возможны, ко­гда либо имущество истребуется в натуре по виндикационному иску

с предъявлением одновременно и деликтного иска в пределах стоимо­сти ущерба, либо имущество уничтожено, и тогда нет неосновательного приобретения, а могут появиться основания для предъявления иска

о возмещении причиненного вреда»1.

Из числа немногих противников ограничения сферы применения кондикционных обязательств только случаями истребования денег и иных вещей, определенных родовыми признаками, следует назвать А.П. Сергеева, который полагал, что с помощью кондикционного иска может отыскиваться и сохранившееся в натуре индивидуально-опреде­ленное имущество[623] [624]. Основываясь на буквальном смысле ч. 3 ст. 473 ГК 1964 г., этот цивилист резонно замечал, что говорить о возврате можно лишь применительно к имуществу, так или иначе индивидуализиро­ванному, и сожалел об исключении из закона нормы, содержавшейся ранее в ст. 400 ГК 1922 г.[625]

Следует обратить внимание на еще одну новеллу ч. 3 ст. 473 ГК

1964 г., обусловленную сформировавшейся к тому времени судебной

практикой, - стоимость неосновательно приобретенного имущества, подлежащая возмещению при невозможности возврата имущества

в натуре, определялась на момент его приобретения.

Правило, приурочивающее оценку стоимости возмещения неосно­вательно полученного к моменту приобретения, активно критиковалось в юридической литературе. Так, Н.А. Руденченко предлагала моментом оценки имущества считать не момент его приобретения, а день вы­несения судебного решения или даже день вступления его в силу[626].

В.И. Чернышев утверждал, что данное правило следовало бы сформули­ровать как презумпцию, допускающую опровержение и потерпевшим, и приобретателем в случае, если до разрешения спора по существу стои­мость имущества изменится1.

В ч. 4 ст. 473 ГК 1964 г. содержалась несколько измененная нор­ма, ранее закрепленная в ст. 402 ГК 1922 г. и не известная, как было

отмечено выше, зарубежным правопорядкам (ср., например, абз. 1 § 817 ГГУ, ст. 66 ШОЗ): «Имущество, приобретенное за счет другого лица не по сделке, но в результате других действий, заведомо противных интересам социалистического государства и общества, если оно не под­лежит конфискации, взыскивается в доход государства».

Изменения по сравнению со ст. 402 ГК 1922 г. состояли в том, что, с одной стороны, взыскание имущества в доход государства, преду­смотренное ч. 4 ст. 473 ГК 1964 г., четко отграничивалось от конфи­скации, применяемой в уголовном порядке. С другой стороны, ч. 4 ст. 473 ГК 1964 г. отражает окончательное выделение последствий недействительности сделок в самостоятельный гражданско-правовой

институт, не охватываемый рамками института кондикционных обяза­тельств. О.С. Иоффе в связи с этим писал: «Если названные действия выражаются в совершении противозаконных сделок, они и должны подчиняться правилам о последствиях недействительности сделок,

которые нет надобности дублировать в нормах данного института»[627] [628].

Таким образом, норма ч. 4 ст. 473 ГК 1964 г. сохранила свое зна­чение лишь для тех действий, заведомо противных интересам госу­дарства и общества, которые не являются сделками. Так, высшими судебными инстанциями были даны разъяснения о необходимости

взыскания в доход государства денег и иных ценностей, переданных

в виде взятки[629]; стоимости продукции, добытой браконьерами в ре­зультате незаконной охоты или рыбной ловли[630]; разницы стоимости похищенного и суммы, полученной от его реализации, в случае пре­вышения последней1 и т.д. В доктрине в качестве примеров взыскания

имущества в доход государства по ч. 4 ст. 473 ГК 1964 г. приводилось

приобретение имущества в результате попрошайничества, азартных

игр, знахарства и т.д.[631] [632] - так называемые нетрудовые доходы[633].

Кроме того, в отличие от ст. 402 ГК 1922 г. норма ч. 4 ст. 473 ГК 1964 г. была сконструирована так, что в качестве обязанного лица по ней высту­пал именно тот, кто совершил действие, заведомо противное интересам государства и общества[634]. По норме же ст. 402 ГК 1922 г. имущество взыскивалось в доход государства с того, кто неосновательно получил его от лица, совершившего противозаконное действие, т.е. конфискацион­ная санкция применялась к правонарушителю как бы опосредованно.

Советские цивилисты считали, что ч. 4 ст. 473 ГК 1964 г. предусмат­ривает особый вид обязательств из неосновательного приобретения имущества, возникающих вследствие умышленных неправомерных действий и выполняющих карательную функцию1. Некоторые резон­но добавляли, что взыскание неосновательно приобретенного или

сбереженного имущества в доход государства вообще не представля­ет собой кондикционного обязательства в собственном его смысле[635] [636].

О.А. Красавчиков предложил называть обязательства, опосредуемые ч. 4 ст. 473 ГК 1964 г., «обязательствами, возникающими из незакон­ного обогащения»[637].

В ч. 5 ст. 473 ГК 1964 г. закреплялась норма, практически идентич­ная положению, содержавшемуся в первом предложении ст. 400 ГК 1922 г.: «Лицо, неосновательно получившее имущество, обязано также возвратить или возместить все доходы, которые оно извлекло или должно было извлечь из этого имущества с того времени, когда оно узнало или должно было узнать о неосновательности получения имущества».

Как видим, ч. 5 ст. 473 ГК 1964 г., так же как и ст. 400 ГК 1922 г., ставила их возврат в зависимость от добросовестности обогативше­гося (т.е. его осведомленности об отсутствии оснований для получе­ния имущества), совпадая в этом с западными законодательствами

(ср. ст. 1378 ФГК, абз. 2 § 820 ГГУ). Отличие данной нормы от зару­бежных аналогов, возникшее еще в ГК 1922 г., состояло в том, что возврату наряду с неосновательно полученным имуществом подлежат не только фактически извлеченные из него доходы, но и те доходы,

которые приобретатель должен был извлечь.

Наконец, ч. 6 ст. 473 ГК 1964 г. распространяла все правила данной статьи на случаи сбережения имущества за счет другого лица без уста­новленных законом или договором оснований.

Статья 474 ГК 1964 г. имела заголовок «Имущество, не подлежащее возврату» и содержала перечень случаев, когда в виде исключения имущество не подлежит истребованию в качестве неосновательно при­обретенного.

Пункт 1 данной статьи к числу таких случаев относил передачу имущества во исполнение обязательства до наступления срока его

исполнения (аналогичная норма содержится в абз. 2 § 813 ГГУ).

Пункт 2 ст. 474 ГК 1964 г. устанавливал, что не подлежит возврату

имущество, переданное во исполнение обязательства по истечении срока исковой давности, когда такое исполнение допускается законом. Случай этот ранее охватывался нормой ст. 401 ГК 1922 г., которая, однако, была шире по своему содержанию, поскольку не допускала обратного истребования переданного не только по обязательству, пога­шенному давностью, но по любому обязательству, лишенному исковой

силы, не являющемуся недействительным в силу закона.

О.С. Иоффе полагал, что норма п. 2 ст. 474 ГК 1964 г. выражена более четко и правильно1, однако ряд авторов, напротив, считали, что норму, аналогичную ст. 401 ГК 1922 г., нужно вернуть в законо­дательство, поскольку правило п. 2 ст. 474 ГК 1964 г. неоправданно сужено и не охватывает всех случаев, когда исполнение обязательства,

лишенного исковой защиты, должно иметь юридическую силу[638] [639].

В литературе нередко и совершенно справедливо отмечалось, что случаи, предусмотренные п. 1 и 2 ст. 474 ГК 1964 г., вообще не явля­ются случаями неосновательного приобретения имущества в собст­венном смысле[640], в силу чего, по мнению ряда авторов, они могли бы и не упоминаться в данной статье[641].

Пункты 3 и 4 ст. 474 ГК 1964 г. не позволяли истребовать обратно

суммы, неосновательно выплаченные лицу в качестве средств к су­ществованию в рамках гражданско-правовых отношений, а именно: выплаченное излишне или по отпавшему впоследствии основанию авторское вознаграждение или вознаграждение за открытие, изобрете­ние или рационализаторское предложение, если выплата произведена организацией добровольно, при отсутствии счетной ошибки с ее сторо­ны и недобросовестности со стороны получателя (п. 3); выплаченные излишние суммы в возмещение вреда в связи с повреждением здоровья или смертью, если выплата произведена при отсутствии недобросо­вестности со стороны получателя (п. 4).

В литературе отмечалось, что приведенный в ст. 474 ГК 1964 г. перечень не является исчерпывающим, поскольку в данной статье

перечислены только ситуации, возникающие в области гражданско­правовых отношений1. Поэтому в этот перечень не попали однотипные с указанными в п. 3 и 4 ст. 474 ГК 1964 г. случаи получения недолжного в рамках трудовых, пенсионных, семейных (алиментных) отношений[642] [643] [644]. В связи с этим А.А. Шамшов предложил в ст. 474 ГК 1964 г. сделать об­щее указание, в соответствии с которым с добросовестного гражданина не взыскивалось бы неосновательно приобретенное им имущество, приравненное по своему значению к заработной плате (это предложе­ние было впоследствии реализовано в подп. 3 ст. 1109 ГК РФ)[645].

В целом ГК 1964 г. сохранил подход, заложенный ГК 1922 г. и за­ключающийся в обязании по кондикционному иску возвратить не­основательно приобретенное имущество в том объеме, в котором оно было первоначально получено, а не в размере наличного обогащения,

сохранившегося у ответчика (ср. абз. 3 § 818 ГГУ, ст. 64 ШОЗ).

В связи с этим О.С. Иоффе подчеркивал, что в чем бы неоснователь­ные имущественные выгоды не заключались, они подлежат возврату

целиком, отмечая, что в этом смысле кондикционные обязательства «в такой же степени подчиняются принципу полного возмещения, как и де­ликтные обязательства или иски об убытках, вытекающие из договоров»1. Повторю, что в этом заключается коренное отличие отечественного права от большинства развитых зарубежных правопорядков, где, как пишут К. Цвайгерт и Х. Кетц, «цель иска о неосновательном обогащении состоит

не в том, чтобы компенсировать уменьшение имущества истца — это был бы платеж в счет возмещения убытков, — а в том, чтобы «приращение» имущества неосновательно обогатившегося присудить тому из участни­ков, кто имеет на такое «приращение» преимущественное право»[646] [647].

Вместе с тем советские ученые все чаще осознавали, что строгое

следование «принципу полного возмещения» в кондикционных обя­зательствах не всегда может приводить к справедливым решениям[648].

Исходя из этого О.С. Иоффе предлагал включить в закон указа­ние на право судебных органов с учетом конкретных обстоятельств предоставлять потерпевшему лишь частичное возмещение, а иногда

и полностью отказывать в нем[649].

Н.А. Руденченко отмечала, что в жизни иногда встречаются случаи, когда деньги и иные ценности погибли по причинам, не зависящим от приобретателя, и взыскание с него всей суммы неосновательно полу­ченного может повлечь за собой лишение его средств к существованию. Полагая, что в таких исключительных случаях неосновательный приоб­ретатель не должен ставиться в положение, худшее по сравнению с при­чинителем вреда (ср. ч. 2 ст. 458 ГК 1964 г.), Н.А. Руденченко предлагала дополнить ст. 473 ГК 1964 г. указанием, предоставляющим суду возмож­ность уменьшать размер возмещения в зависимости от имущественного

положения приобретателя, если последним является гражданин1.

В.И. Чернышев также писал, что существует ряд не подвергнутых за­конодательному нормированию, но нуждающихся в нем общественных отношений, в которых при истребовании неосновательно приобретен­ного размер возмещения должен быть уменьшен либо в возмещении должно быть отказано, и приводил следующий их примерный перечень:

- не подлежат возврату в качестве неосновательно приобретенного всякого рода имущественные предоставления, доставляемые одним лицом нуждающемуся другому в силу родственных, приятельских отношений, отношений свойства и других отношений при отсутствии между ними установленной законом алиментной обязанности (требо­вание о возврате таких предоставлений противоречит морали);

- размер возмещения может быть уменьшен либо в иске может быть полностью отказано при предъявлении требования о возврате неосно­вательных выплат, являющихся одним из источников существования приобретателя, если указанные выплаты произведены в результате допущенной потерпевшим ошибки, о которой в момент их получения

не было известно приобретателю;

- требование о взыскании неосновательно приобретенного может быть ограничено имуществом, сохранившимся в натуре, либо вовсе от­клонено, если ответчик, частично или полностью израсходовавший не­должно полученное, недееспособен или докажет, что, не будучи уверен­ным в правомерности приобретения, не израсходовал бы полученное;

- возмещение потерпевшему может быть предоставлено частично либо в нем может быть полностью отказано при случайной гибели

неосновательно приобретенного имущества.

В связи с этим В.И. Чернышев предложил включить в Кодекс об­щую норму, предоставляющую судебным органам право в зависимости

от обстоятельств дела удовлетворять требования, вытекающие из не­основательного приобретения (сбережения) имущества, частично или

в иске полностью отказывать[650] [651].

Тем не менее эти предложения ученых практически не получили законодательного воплощения, и подчинение кондикционных обяза­тельств «принципу полного возмещения», характерному для деликт­ного права, не преодолено до настоящего времени.

В ГК 1964 г. завершился процесс выделения последствий недействи­тельности сделок в самостоятельный гражданско-правовой институт, регламентируемый не нормами гл. 42 об обязательствах из неоснова­тельного приобретения (сбережения) имущества, а специальными пра­вилами, содержащимися в гл. 3 «Сделки» (ст. 46-52, 54-58 ГК 1964 г.).

Так, ч. 2 ст. 48 ГК 1964 г. содержала общую норму о двусторонней

реституции, которой не было в ГК 1922 г.: «По недействительной сделке каждая из сторон обязана возвратить другой стороне все полученное

по сделке, а при невозможности возвратить полученное в натуре — воз­местить его стоимость в деньгах, если иные последствия недействитель­ности сделки не предусмотрены в законе».

Последствия в виде двусторонней реституции, предусмотренные ч. 2 ст. 48 ГК 1964 г., подлежали применению в случаях недействительности сделок ввиду несоответствия требованиям закона (ч. 1 ст. 48), несоблю­дения требуемой законом формы сделки (ст. 46-47) и в некоторых слу­чаях несоответствия сделки уставным целям юридического лица (ст. 50).

Двусторонняя реституция применялась также (но без ссылки на ч. 2 ст. 48) к недействительным сделкам, совершенным несовершеннолет­ними (ст. 51, 54) и недееспособными лицами (ст. 52), лицами, злоупо­требляющими спиртными напитками или наркотическими веществами

(ст. 55), лицами, не способными при совершении сделки понимать значе­ния своих действий или руководить ими (ст. 56), а также к сделкам, совер­шенным под влиянием заблуждения (ст. 57). В этих случаях последствия в виде возврата сторонами друг другу всего полученного по сделке могли, в зависимости от обстоятельств, дополняться обязанностью одной из сто­рон возместить другой расходы, утрату или повреждение ее имущества.

В ст. 49 ГК 1964 г. закреплялась норма, отпочковавшаяся от ранее действовавших положений ст. 402 ГК 1922 г. (от которых, как отмечалось

выше, в гл. 42 ГК 1964 г. о неосновательном приобретении и сбереже­нии имущества осталось лишь правило ч. 4 ст. 473 о взыскании в доход государства имущества, полученного в результате антисоциальных дей­ствий, не являющихся сделками), и устанавливала: «Если сделка совершена с целью, заведомо противной интересам социалистического государства

и общества, то при наличии умысла у обеих сторон — в случае исполнения сделки обеими сторонами — в доход государства взыскивается все полу­ченное ими по сделке, а в случае исполнения сделки одной стороной с другой стороны взыскивается в доход государства все полученное ею и все причи­тавшееся с нее первой стороне в возмещение полученного; при наличии же умысла лишь у одной из сторон все полученное ею по сделке должно быть возвращено другой стороне, а полученное последней либо причитавшееся ей в возмещение исполненного взыскивается в доход государства» .

Как видим, процитированное положение предусматривает кон­фискационную санкцию по отношению к стороне, умышленно со­вершившей антисоциальную сделку, означающую (в зависимости от того, присутствовал умысел у обеих или только у одной из сторон сделки) либо недопущение реституции, либо применение односто­ронней реституции.

Последствия в виде односторонней реституции применялись также к недействительным сделкам, совершенным под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной или стечения тяжелых обстоятельств. Статья 58 ГК 1964 г. устанавливала: «Если сделка признана недействительной по одному из указанных оснований, потерпевшему возвращается другой

стороной все полученное ею по сделке, а при невозможности возвратить

полученное в натуре — возмещается его стоимость в деньгах. Имущество,

полученное по сделке потерпевшим от другой стороны, а также причи­тавшееся ему в возмещение переданного другой стороне, обращается в доход государства. При невозможности передать имущество в доход государства в натуре взыскивается его стоимость в деньгах».

Самостоятельный по отношению к кондикционным обязательствам

характер последствий недействительности сделок в условиях действия

ГК 1964 г. резонно констатировался большинством отечественных ци- вилистов[652]. Однако некоторые авторы по инерции продолжали квали­фицировать требования о возврате исполненного по недействительным

сделкам в качестве кондикционных1.

Существовало и третье мнение, оказавшееся наиболее прогрессив­ным, состоящее в признании общего, родового характера кондикцион-

ных обязательств по отношению к специальным восстановительным

мерам: виндикации, реституции, договорным и деликтным искам

(в силу чего применение кондикционного иска как общей защитной

меры возможно лишь тогда, когда неосновательное имущественное перемещение нельзя устранить другими гражданско-правовыми спо­собами). Впервые в советской цивилистике эта идея была озвучена С.Н. Братусем еще в 1939 г.[653] [654], а впоследствии ее поддержали А.А. Шам-

шов[655], Т.И. Илларионова[656] и А.П. Сергеев[657].

Так, Т.И. Илларионова отмечала, что нормы о неосновательном обогащении содержат наиболее общие отраслевые меры защиты и от­ветственности, применяемые в любой сфере: договорной при условии,

что основание приобретения имущества впоследствии отпало, и вне­договорной при отсутствии законных оснований для приобретения (сбережения) имущества. «И субъектный состав анализируемых охра­нительных отношений, и основания их возникновения даны в ст. 473

ГК в таком обобщенном виде, что ее характер «сквозного», общего отраслевого института не вызывает сомнений. Подобное обобщение оснований применения восстановительной и компенсационной мер защиты - плод исторических поисков наиболее приемлемых форм по­всеместной охраны имущественных интересов субъектов гражданского права независимо от конкретной сферы их нарушения. Иные восстано­вительные меры: реституция, виндикация, возврат полученного автором аванса и т.п. - являются конкретизацией общих охранительных правил ст. 473 ГК РСФСР и связываются с определенными основаниями их реализации. Значение норм ст. 473 ГК РСФСР в механизме действия

охранительной системы трудно переоценить, их меры функционируют во всех случаях, когда не установлены конкретно восстановительные

нормы в «предметных» институтах гражданского права»1.

Следует признать, что данная позиция вряд ли отвечала действовав­шему тогда гражданскому законодательству, она скорее опережала его[658] [659].

Именно этот подход был впоследствии заложен создателями современного

ГК РФ в его нормы об обязательствах вследствие неосновательного обо­гащения, что позволило решить проблему соотношения кондикционного

иска с виндикационным, реституционным, договорным и деликтным тре­бованиями. Как отмечает А.Л. Маковский, прежние кодексы (ГК 1922 г. и ГК 1964 г.) не содержали сколько-нибудь определенных положений по этому поводу, поэтому на практике возникали, а в литературе предме­том широких дискуссий были вопросы о соотношении (разграничении или конкуренции) соответствующих исков[660]. Несмотря на довольно четкое законодательное решение вопроса новым Кодексом (ст. 1103), исключаю­щее всякую конкуренцию кондикционного иска с другими гражданско­правовыми требованиями различной природы, дискуссия эта не утихает по сей день (подробно она будет рассмотрена в следующей главе).

По результатам изложенного можно дать следующую характери­стику правового регулирования кондикционных обязательств в период

действия ГК 1964 г.

1. ГК 1964 г., так же как и ГК 1922 г., закрепил общую формулу, охватывающую случаи и недолжного платежа, и иных видов неоснова­тельного обогащения, что сближает даваемую им регламентацию данных отношений с германской моделью генерального кондикционного иска.

Вместе с тем в ГК 1964 г. последствия недействительности сделок были законодательно выделены в самостоятельный гражданско-правовой институт, регламентируемый не нормами об обязательствах из неоснова­тельного приобретения (сбережения) имущества, а специальными пра­вилами, содержащимися в гл. 3 «Сделки» (ст. 46-52, 54-58 ГК 1964 г.). Тем самым отечественное регулирование кондикционных обязательств несколько отклонилось от модели, используемой странами германской

правовой семьи, где последствия недействительности сделок полностью

подчинены нормам о неосновательном обогащении.

2. ГК 1964 г. сохранил своеобразные черты, которые были заложены в первом советском ГК 1922 г., существенно отличающие правовую рег­ламентацию этих отношений от ведущих зарубежных правопорядков, а именно:

(а) объем истребуемого по кондикционному иску не ограничен размером так называемого наличного обогащения, сохранившегося у ответчика, - возврату, за редкими исключениями, подлежит все неосновательно полученное исходя из «принципа полного возме­щения»;

(б) возврату наряду с неосновательно полученным имуществом подлежат не только фактически извлеченные из него доходы, но и те доходы, которые приобретатель должен был извлечь;

(в) имущество, неосновательно приобретенное за счет другого лица в результате совершения антисоциальных действий, взыскивается

с приобретателя в доход государства.

3. Сфера применения обязательств, возникающих из неоснователь­ного приобретения (сбережения) имущества, в доктрине и на практике оказалась неоправданно сужена по сравнению с зарубежными право­порядками вследствие общепринятого мнения, основанного на огра­ничительном толковании закона, о невозможности истребования по­средством кондикционного иска индивидуально-определенных вещей.

4. ГК 1964 г. не содержал положений по поводу соотношения кон- дикционного иска с виндикационным, реституционным, договор­ным и деликтным требованиями, в силу чего на практике возникали,

а в доктрине широко обсуждались вопросы разграничения и конку­ренции этих правовых средств.

<< | >>
Источник: Новак Д.В.. Неосновательное обогащение в гражданском праве. 2010

Еще по теме обязательства, возникающие из неосновательного приобретения или сбережения имущества, по гражданскому кодексу РсФсР 1964 г.:

  1. § 2. обяЗАтеЛьстВА, ВоЗНикАющие ВсЛеДстВие НеосНоВАтеЛьНого обогАщеНия (пРиобРетеНия иЛи сбеРежеНия иМущестВА), В отечестВеННоМ гРАжДАНскоМ пРАВе соВетского ВРеМеНи обязательства, возникающие вследствие неосновательного обогащения, по гражданскому кодексу РсФсР 1922 г.
  2. Обязательства из неосновательного приобретения и сбережения имущества и возмещение вреда
  3. обязательства, возникающие вследствие неосновательного обогащения, по основам гражданского законодательства союза ссР и республик 1991 г.
  4. Статья 375. Право держателя документа предъявить иск о неосновательном приобретении имущества
  5. Лизинг- имущественные и экономические отношения, возникающих в связи с приобретением в собственность имущества и последующей сдачей его во временное пользование за определенную плату.
  6. Обязательства из причинения вреда (Действующее право и задачи Гражданского кодекса СССР)
  7. Приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем (ст. 175 УК РФ)
  8. Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем (ст. 174 УК РФ)
  9. Вторая кодификация советского гражданского законодательства. Проблема гражданского и хозяйственного права (1956— 1964).
  10. § 3. Обязательства из неосновательного обогащения
  11. Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления (ст. 1741 УК РФ)
  12. содержание обязательств из неосновательного обогащения
  13. § 153. Обязательства из неосновательного обогащения (понятие и виды)
  14. § 153. Обязательства из неосновательного обогащения (понятие и виды)
  15. РАЗВИТИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ ПРАВОВОЙ СИСТЕМЫ. ГРАЖДАНСКИЙ КОДЕКС 1804 г. УГОЛОВНЫЙ кодекС фрАнции 1810 г.
  16. § 1. НеосНоВАтеЛьНое (НеЗАкоННое) обогАщеНие В гРАжДАНскоМ пРАВе России ДосоВетского ВРеМеНи проявления идеи недопустимости неосновательного обогащения в русском обычном праве
  17. Ранее ст. 38 Жилищного кодекса РСФСР устанавливала норму жилой площади в размере 12 квадратных метров на одного человека
  18. 64.2. Гражданский кодекс 1804 года Разработка кодекса
  19. Новак Д.В.. Неосновательное обогащение в гражданском праве.,2010., 2010
  20. Под принципами гражданского законодательства принято по­нимать его основные начала (ст. 2 Гражданского кодекса Респуб­лики Беларусь (далее — ГК)), руководящие фундаментальные по­ложения, определяющие и регламентирующие гражданские отношения.