<<
>>

2. Замысел научной техники в античной культуре

Конечно, в античной культуре не могло быть замысла инженерии в точном смысле, поскольку не было и соответствующей инженерной практики. Но была особая проблема познавательного характера — объяснить, как возможно создание вещей.

Философы каждый день могли наблюдать, как ремесленники и художники создавали свои изделия, однако обычное для простого человека дело было трудной проблемой в плане философского осмысления. И вот почему. Античная философия сделала предметом своего анализа, прежде всего, науку (аристотелевское "episteme" — достоверное знание). Античные "начала" и "причины" - это не столько модели действительности, сколько нормы и способы построения достоверного (научного) знания. Соответственно, весь мир, и в том числе создание вещей, требовалось объяснить сквозь призму знания и науки. У Платона есть любопытное рассуждение. Он говорит, что существуют три скамьи: идея ("прообраз") скамьи, созданная самим Богом, копия этой идеи (скамья, созданная ремесленником) и копия копии — скамья, нарисованная живописцем. Если для нашей культуры основная реальность - это скамья, созданная ремесленником, то для Платона - идея скамьи. И для остальных античных философов реальные вещи выступали не сами по себе, а в виде воплощений "начал" и "причин". Соответственно, ремесленник (художник) не творил вещи (это была прерогатива Бога), а лишь выявлял в материале и в своем искусстве то, что было заложено в природе. При этом сама природа понималась иначе, чем в Новое время.

"Природа, - говорит Аристотель, - это сущность вещей, имеющих начало движения в себе как таковых". Под природой понималась реальность, позволяющая объяснить изменения и движения, происходящие сами собой ("естественные" изменения, как стали говорить потом, в Новое время), а не в силу воздействия человека. Поскольку источником изменений, происходящих сами собой, в конечном счете мог быть только Бог, природа мыслилась одновременно и как живое, органическое и сакральное целое.

Например, небо у Аристотеля — это и небо, и источник всех изменений и движений, и перводвигатель как причина этих изменений, а также божество, созерцающее (мыслящее) само себя. Следуя выработанному им методу - установления начал рассуждения (родов бытия) и определения иерархии этих начал (от первых, самых общих, ко вторым, менее общим), Аристотель ищет самое первое начало и источник всех наблюдаемых человеком движений и изменений (именно такое начало он и называет "природой"). Поскольку самодвижение Аристотель считал несуществующим, зато всегда различал движущее и движимое, он приходит к идее неподвижного перводвигателя ("необходимо должно существовать нечто вечное, что движет как первое... и должен существовать первый неподвижный двигатель"). Далее Аристотель, апеллируя к тому, что в природе движение существовало всегда, доказывает следующее положение: "А первый двигатель движет вечным движением и бесконечное время. Очевидно, следовательно, что он неделим, не имеет ни частей, ни какой-либо величины". Что же может быть источником всех движений и изменений, быть неподвижным, не иметь ни частей, ни величины, двигать вечным движением и бесконечное время? Ответ, как известно, Аристотель дает неожиданный, парадоксальный: первый двигатель, который движет, сам не находясь в движении, — это божественный разум (единое), живое деятельное существо, бытие которого есть "мышление о мышлении", то есть рефлексия'.

Именно Бог вложил в природу прообразы (идеи, сущности) всех вещей. Если человек, занимаясь наукой, узнавал "начала" и "причины" вещей, то есть прообразы их, он мог затем и создать (выявить в материале) соответствующие вещи. Но лишь постольку, поскольку они были сотворены Богом и помещены в природу в виде "начал" и "причин".

Таким образом, в античности создание вещей (в философском понимании) было связано, с одной стороны, со знанием "начал" и "причин", то есть с наукой, с другой — с естественными (природными) изменениями, как своеобразными потенциальными творениями вещей2. Уже Аристотель догадывался, а Архимед практически реализовал замысел, если так можно сказать, "научного ремесла": изделия создаются не столько по опыту, сколько исходя из знания их "начал" и причин. Однако в античной культуре только небольшая группа ученых-техников (Евдокс, Архит, Гиппарх, Птолемей и прежде всего Архимед) практически владела этим научным ремеслом, да и то это было чистое искусство; в целом идея соединения науки и "техники" ("искусства") отвергалась как смешение благородных и низких занятий. Для этого были свои глубокие культурные основания.

Дело в том, что главную задачу античные философы и ученые видели в обретении через описание подлинного бытия (у Платона — это мир идей, у Аристотеля - сущностей). Занятие философией, следование истине, построение наук — все это были разные способы обретения подлинного бытия. Обычному же человеку был дан мир неподлинный, мир мнений и чувственных восприятий. Именно к неподлинному миру античные философы относили и вещи, и ремесло (технику).

Создание вещей, с точки зрения Платона, - это задача, обратная по отношению к философской и научной. Прямая и главная задача — от мнений, чувственных восприятий, изготовления вещей прийти к миру идей. Обратная и второстепенная задача - от идей, истинных знаний, начал науки, форм прийти к изготовлению вещей. Решение прямой задачи считалось занятием благородным, поскольку приближало человека к подлинному бытию, а решение обратной — занятием низким, так как удаляло человека от этого бытия. В представлениях античных мыслителей можно отметить известную двойственность противоречивость. Наряду с вышесказанным они в принципе не отрицали значения научных знаний (особенно арифметики и геометрии) для практики и техники (искусства).

"При устройстве лагерей, занятия местностей, — пишет Платон, - стягивания и развертывания войск и различных других военных построениях как во время сражения, так и в походах, конечно, скажется разница между знатоком геометрии и тем, кто ее не знает". С другой стороны, это значение несравнимо с тем, которое имеет научное знание как чистое созерцание божественного разума, или блага. Продолжая, Платон уточняет: "Но для этого было бы достаточно какой-то незначительной части геометрии и счета. Надо, однако, рассмотреть преобладающую ее часть, имеющую более широкое применение: направлена ли она к нашей цели, помогает ли она нам созерцать идею блага".

А вот как рассуждает Аристотель. В "Метафизике", сравнивая людей "опытных", однако не знающих науки, с людьми опытными и знакомыми с наукой, он пишет следующее: "В отношении деятельности опыт, по-видимому, ничем не отличается от искусства, напротив, мы видим, что люди, действующие на основе опыта, достигают даже больше успеха, нежели те, которые владеют общим понятием, но не имеют опыта... Если кто поэтому владеет общим понятием, но не имеет опыта... и общее познает, а заключенного в нем индивидуального не ведает, такой человек часто ошибается... Но все же знание и понимание мы приписываем скорее искусству, чем опыту, и ставим людей искусства выше по мудрости, чем людей опыта, ибо мудрости у каждого имеется больше в зависимости от знания: дело в том, что одни знают причину, а другие нет". Позиция явно двойственная: с одной стороны, вроде бы техники, вооруженные наукой (знанием причин), должны действовать эффективнее людей чистого опыта, с другой - они ошибаются чаще их.

Здесь есть своя логика. Ведь что такое техническое действие, с точки зрения античных мыслителей, - это природное явление, то есть изменение, порождающее вещи. Но и то, и другое (и изменение, и вещи) не принадлежат идеям или сущностям, которые изучает наука. По Платону, изменение (возникновение), происходящее внутри чнического действия,'' не бытие (есть бытие, есть пространство и есть возникновение), а вещи — не идеи, они - всего лишь копии идей. Для Аристотеля, бытие и вещи также не совпадают, а изменение есть переход от возможного бытия в действительное. В последнем случае изменение получает осмысленную трактовку и, что важно, сближается с представлением о деятельности.

Однако возникает вопрос: могли ли античные и позднее средневековые техники опираться на подобное осмысление технического действия и творчества? Вероятно, нет, для практических целей оно было или слишком сложным, или противоречивым. Поэтому большинство из них охотнее обращались не к философии, а к магическим трактатам, в которых они и находили, например, такие принципы, вдохновляющие их в практической деятельности: "Одна стихия радуется другой", "Одна стихия правит другой", "Одна стихия побеждает другую", "Как зерно порождает зерно, а человек человека, так и золото приносит золото".

По происхождению эти принципы имели явно мифологическую природу (пришли из архаической культуры), однако в античной и средневековых культурах им был придан более научный (естественный) или рациональный (рецептурный) характер. Поэтому речь идет уже не о духах или богах и их взаимоотношениях, а о стихиях, их родстве или антипатиях, о якобы естественных превращениях2. Техники, ставшие на подобный путь, отчасти возвращаются к принципу единства знания и действия (бытия). В их рецептах без противоречий (для их сознания) перемежаются описания реальных технологических действий и магических ритуальных действ. Что для современного человека выглядит "адской кашей", античный или средневековый техник рассматривает как знание-рецепт. Магические формулы дают смысловую основу для практических (технологических) действий, практические действия поддерживают магическую реальность.

Однако помимо техников, не отличавшихся от ремесленников, в античной культуре действовали, пусть и редкие, фигуры ученых-техников (предтечи будущих инженеров и ученых-естественников), которые, очевидно, не только хорошо понимали философские размышления о науке и опыте, мудрости и искусстве (технике), но и, несомненно, применяли некоторые из философских идей в своем творчестве. Ведь в той или иной мере Платон и Аристотель устанавливали связь идей (сущностей) и вещи, а, следовательно, науки и опыта. Другое дело, что, как правило, реализация этой связи в технике не фиксировалась. Рассмотрим этот процесс несколько подробнее. Г. Дильс в ставшей уже классической работе "Античная техника" пишет: "Исходная величина, которую древние инженеры клали в основу при устройстве метательных машин — это калибр, то есть диаметр канала, в котором двигаются упругие натянутые жилы, с помощью которых орудие заряжается (натяжение) и стреляет ("...инженеры признавали, по словам Филона наилучшей найденную ими формулу для определения величины калибра К = 1,13 х 100, то есть в диаметре канала должно быть столько дактилей, сколько единиц получится, если извлечь кубический корень из веса каменного ядра (в аттических минах), помноженного на 100, и еще с добавкой десятой части всего полученного результата. И эта исходная мера должна быть пропорционально выдержана во всех частях метательной машины")".

Перед нами типичный инженерный расчет, только он опирается не на знания естественных наук, а на знания, полученные в опыте, и знания математические (теорию пропорций и арифметику). Подобный расчет мог быть использован также и для изготовления метательных машин (он выступал тогда в роли конструктивной схемы, где указаны размеры деталей и элементов).

Отличие этого этапа формирования науки от шумеро-вавилонского принципиально: в греческой математической науке знание отношений, используемых техниками, заготовлялось, так сказать, впрок (не сознательно для целей техники, а в силу автономного развития математики). Теория пропорций предопределяла мышление техника, знакомясь с математикой, проецируя ее на природу и вещи, он невольно начинал воспринимать элементы конструкции машины, как бы связанными этими математическими отношениями. Подобные отношения (не только в теории пропорций, но и в планиметрии, а позднее, и в теории конических сечений) позволяли решать и такие задачи, где нужно было вычислять элементы, недоступные для непосредственных измерений (например, известный случай прокладки водопровода Эвпалина).

Одно из необходимых условий решения таких задач - перепредставление в математической онтологии реального объекта. Если в шумеро-вавилонской математике чертежи как планы полей воспринимались писцами в виде уменьшенных реальных объектов, то в античной науке чертеж мыслится как бытие, существенно отличающееся от бытия вещей. Платон, например, помещает геометрические чертежи между идеями и вещами, в область "геометрического пространства". Аристотель тоже не считает геометрические чертежи (тела) ни сущностями, ни вещами: он рассматривает их как мысленные конструкции, некоторые свойства, абстрагируемые от вещей. С этими свойствами оперируют, как если бы они были самостоятельней сущностями, и затем смотрят, какие следствия проистекают из этого.

Можно догадаться, что подобные философские соображения как паз и обеспечивали возможность перепредставления реальных объектов как объектов математических.

<< | >>
Источник: Горохов В.Г., Розин В.М.. Введение в философию техники. 224

Еще по теме 2. Замысел научной техники в античной культуре:

  1. § 8. Становление первых научных программ в античной культуре
  2. Изучение античной культуры
  3. / /. Понятие, предмет, научные основы и система криминалистической техники
  4. 2.4. Научно-технический потенциал. Новая техника и технология
  5. § 26. Аргументация, ее структура, виды и роль в научной дискуссии. Культура ведения научной дискуссии
  6. Предвечный замысел о мире
  7. Логический замысел Нового времени
  8. Научная статья - законченное авторское произведение небольшого объема, представляющее результаты оригинального научного исследования (первичная научная статья) или посвящённое рассмотрению ранее опубликованных научных работ, связанных обще
  9. § 31. Техника как объект философской рефлексии. Эволюция понятия техники. Человек и техносфера
  10. ИДЕОЛОГИЯ, КУЛЬТУРА И РЕЛИГИЯ ПЕРИОДА СРЕДНЕГО ЦАРСТВА. ПИСЬМЕННОСТЬ И НАУЧНЫЕ ЗНАНИЯ
  11. Незаконные экспорт из Российской Федерации или передача сырья, материалов, оборудования, технологий, научно - технической информации, незаконное выполнение работ (оказание услуг), которые могут быть использованы при создании оружия массового поражения, вооружения и военной техники (ст. 189 УК РФ)
  12. Семинар 8. Роль научных традиций и научных революций в развитии науки
  13. РАЗДЕЛ II. КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ТЕХНИКА Глава 7. Общие положения криминалистической техники
  14. § 16. Понятие научной теории. Проблема и гипотеза как формы научного поиска